Интервью

- Савельевич, вы расскажите мне
о той войне...

- Да ну её, как вспомнишь этот бред...
Во, глянь сынок, - четыре пальца нет...

- Савельевич, мне важно знать в деталях.
Ну, например, "ура" кричали немцы?

- Мы лично полстраны за лето сдали...
А вот кричали? Мы уж точно матерились.
А немцы шли и шли. Такие, гад, коленца
выкидывали. Мы хреново бились
вначале. Вспомнишь - и потонешь
не в водке, так в вине. Мы Русь просрали...
Сынок, зачем "ура", к чему ты клонишь?

- Да так... Хочу сложить все в голове.
Иван Савельевич, вы убивали фрицев?

- Я многих убивал. Не помню лица...
Но первого штыком - он лишь икнул.
Таким запомнился... Ну, как у нас подпасок:
румяный, белокурый, нет, - ржаной!
Ну, я его убил, и вытер все травой,
ну а потом тошнило. Я рыгнул.
Лежала рядом новенькая каска.

- Савельевич, скажите, ордена
немало стоят? Я всё понимаю...

- Ты понимаешь... Я сейчас считаю...
Пока налей домашнего вина.
Давали ордена не понапрасну.
Что говорить? Тяжелая война...

- Хватило вам, Иван Савелич, света,
когда вы возвращалися домой?

- Какая к черту, в богу мать, победа,
пора уйти на фронт или в запой!

Мы до сих пор не погребли страну.
Мы пол-Руси еще не схоронили.
Наверное, нам воли нет и силы,
чтобы принять великую вину...

Чтоб другу место в деревянном гробе
не дать, как честь, на бешеном пространстве?
Прости, сынок, я ныне в окаянстве,
я в том, что называется дороги...

Считаем: Петька Лещ под Старой Руссой,
Васильевич - он грудью принял бруствер
и потонул в чужой крови, в своей.
Он был ничей, Васильевич, ничей.
Володя, младший лейтенант в очках...
Очки мы матери в посылке отослали,
а вот могилку вырыть нам не дали,
бо отступали. немец на плечах.
Иван Столешников. Готовился к атаке.
И встал с винтовочкой напротив трех полков.
Был деревенским. Был готовым к драке.
Да не связал в бою своих снопов.
Иванюшку, Данилу не обмыли.
Сережку просто с переправы смыло.
Василий, Ласкер, - вечный грех.
Душа вопит - не схоронили всех.

Не веришь, как засну, она опять.
Всю ночь кричит во мне убитый взводный.
Всю ночь паек делю на нашу роту.
Она убита. Нас осталось пять.

Болит душа, и ты не смейся, - копчик.
Всю ночь мне снится Гитлера мурло,
да одноногий пятилетний хлопчик,
один оставшийся на все село...

...................................

Иван Савельевич идет на День Победы,
поддав сто грамм своих, не фронтовых.
Шагает ровно, и как есть, звенит.
Идет Иван по азимуту Леты.

Ему квартиру дали в распоряженье
недавно, - не прошло и триста лет.
Как будто ждали от него еще побед:
у русских не бывает поражений.

Идет он, будто получил приказ.
Свисает пиджачок от блеска славы.
За ним - мильёны павших за державу.
Под ним страна, качающая газ.

Идет Савельевич и смутно бровь прядет,
и если Бог лежит не на соломе,
он обязательно Савельича найдет
в другом, совсем другом, нездешнем доме.