Замолчавшему поэту

Калькулятор в башке – не трамплин для броска на Парнас.
Добрый гений в делах, он плохая стихам повитуха.
Ну, ни пуха тебе! Будь, дружище удачливей нас,
Да не путай духовность с банальным присутствием духа.

- Оптимизм, через раз, кровнородственный брат слепоте…
Эта вздорная мысль в голове беспричинно зависла 
И долбит по мозгам, что резец по надгробной плите:
- Он угас молодым! (Ниже – имя и скорбные числа).

Это звон по тебе, отошедшему в мир суеты,
Меркантильных страстей, всевозможных гешефтов и сделок,
Где на всякий кусок раскрываются хищные рты,
Где легко не дожить, до почтенных седин и сиделок.

Ну да, что тут рядить, всё случится, как должно! Пора
Принимать этот мир по его наготе и изнанке.
А ему наплевать, что там явится из-под пера –
Философский трактат или круглая сумма на бланке.

Потому не томись, не кручинься над чистым листком,
Не заламывай рук по своей безалаберной музе.
Крест на пузе, дружок, что над Летой порхать мотыльком
Не дано никому. В этом смысле и гений и лузер,

Безусловно, равны. А досада и чувство вины
За зарытый талант, как бы это сказать половчее...
Ты не первый такой, кто не видел лица со спины.
И потом, рассуди, при сниженье числа книгочеев,

Замолчавший поэт – уж никак не вселенский облом,
Но всего лишь укор обмельчавшим общественным  вкусам
Если ж дело пойдёт, да ещё разживёшься баблом,
Так совсем хорошо! И не надо смотреть Иисусом.

Мы-то знаем с тобой, рифмоплёты – циничный народ.
Любят славу, комфорт, не чураются пут чистогана.
Словом, всё, как у всех, этот камень – в любой огород,
Это надо понять, жизнь без этого – Fata Morgana.

Если хочешь, поплачь. Серебром седины убелён,
Я не стану корить и, тем паче, высмеивать едко.
Не поверишь, с пелён, одеваю лишь хлопок и лён!
Телесам хорошо. И легко просыхает жилетка.