я помню профиль твой дурацкий...

я помню профиль твой дурацкий,
но, подступая, грохот адский
грозит забвением тебе
(русско-японское цунами).
перед бескровными губами
огни на беленьком стебле

блуждали. из ладоней детских
кортасар падал, достоевский,
роальд, но не дрожала кисть,
изображающая пытки:
обезображивать улыбки,
хрящ за хрящом ломая жизнь,

любила раньше ты, и это
объединяло нас — поэта
с художником. грешили мы
серьёзностью, на самом деле,
шутить не очень-то умели.
мы жили на краю зимы.

в лицо прибоем била вьюга.
мы находили гитлерюгенд
на берегу: его кресты,
его оружие, — а после —
и дома — клавесин венозный
нас раздевал. у красоты

твоей такой молочный запах,
лопатки нежные и набок
склонившаяся голова —
вот — подбородок на ключице —
и всё, что с нами приключится, —
живые мягкие слова.

живые — мёртвые — реченья.
постылое невозвращенье
сквозь две зимы и два часа
езды на электричке. ладно...
скажи мне, что грустить накладно.
ещё декабрь не начался...