Дитя - спасение

   (Продолжение "А мы случайно повстречались", фрамент,
    предыдущая "И вот она, Любовь")

(09.01.10.  01.07.Ч.)
Пред взором сопка.
В сумерках утра.
У подножия сооружение в виде колодца.
Вращались шахтовые коленца.
Крутил колеса каторжный мужик.
Вот клацнуло металлом, гул голосов….
Из железной клети вышли каторжане.
Ее, Любаву, подвели к клети….
Давили кандалы, гремели гулко цепи…

   «Господи. Помилуй!  Отведи мои страдания об этих воспоминаниях! Они мне травят Душу и горечь сердца льется через край. Ужель ты так жесток, что муки вспоминания опять даешь мне? Для чего? И для кого? Для чьего покаяния? Ошибка эта с болью отразилась в моем сердце и пусть любимого она не мучит. Обманут был коварством женской мести. Довольно и того, что я перенесла. Как громко скрипит засов железной клетки! Хотя бы в шахту опускали без цепей! Натерли ноги…. Давит и живот…»

   Того дитя Любава не любила….  Слюнявый рот, сивушный запах…  как омерзителен его отец…  одна надежда, что помрет ребенок от истощенья.
   «Кандалы хоть снимите, мне срок идет рожать….  Они же будут мне мешать!».  Оскал, смердящий, конвоира, пинок в живот…. К пинкам, ударам она уже привыкла. Но боль Души, надежда, что вот-вот найдет ее любимый и возьмет, утешит, обогреет….
« Поймут, что  я напрасно настрадалась». Но вот уже четвертый год надеждой себя тешит.

   С тех пор, как дочь ее забрали, пяти лет, надеется и ей придет просвет от тяжких, изнурительных работ в том подземелье. На ощупь руками перебирала она породу.  Свет ей не дают.  Алмазы-камушки тверды, холодны. Суховаты. И пропустить нельзя – забьют. Вот так идет она следом за забоем.
   Однажды ей довелось бежать. Такая же вот ночь, кандалы сняли. Она и кинулась во тьму. Потом по рву и в лес. К рассвету взобралась на сопку, села на камнях. Колени, локти – все ободрала. Но счастью не было конца.  Долину солнце озаряло.  И легкой дымкой лежало покрывало утренней росы. Синели сопки на горизонте, на ближних виделись цветы диковинной красоты. Они как-будто бы не знали горя и ласково смотрели на нее.
   Налюбовавшись красотой и свежестью восхода, она уснула у подножия скалы, забыв про осторожность… .  Мужик слюнявым ртом кусал ей губы, лез под подол, заламывал ей руки. Надругавшись и отдохнув, стал бить. Пинал ей в спину и в живот и с упоеньем наслаждался властью над ее беспомощным барахтаньем. Но вот в руке она почувствовала камень, ждала момента, когда он наклонится над ней. Прикрыла веки, затаилась….  Он нагнулся, видно, думал, что мертва. Она мгновенно с силой камень опустила на висок. Он рухнул замертво.   

   Огляделась. Куда бежать?  Гора стоит так одиноко, вокруг равнина. Степь и нет больших лесов. Но все-таки пошла.  Стоять на месте бесполезно.  Ушла в глубь леса, отсиделась.  Думала – стемнеет. По поляне пойдет к тем дальним сопкам.  Немного поспала….  Как долго солнце светит!  Конечно же, ее уж ищут, и дозор не сводит глаз с равнины.  С той стороны горы та шахта. С этой обозренье. Хоть в землю зарывайся!  Господи, что мне делать?  Помоги!  Уж лучше умереть. Чем лезть обратно в шахту. 
   Но в сердце вдруг надежда засветилась: авось прорвусь, и муж найдет, освободит, поймет.  Уж буду терпеливо ждать.  И дождалась…. Ее нашли и в цепи заковали. С тех пор их не снимали. Чтоб не убежала вновь.
«Мучения мои всем на радость, и каждый старался оскорбить за убиенного ребенка отомстить. Но я молчала. Что им говорить? Ведь не поверят. Если муж любимый сердцем отвернулся! Господи! Зачем страдания я эти принимаю?  В чем моя вина?
Живот стянуло, видно – скоро схватки. Родить ребенка и оставить в шахте. Ведь, все равно не люб. Чужой, приблудный. Хватило б только сил от бремени освободиться.
 Со звоном плюхнулась о землю клетка.  Пошла за мужиками следом, лишь бы не отстать, а то заблудишься в тех лабиринтах. Никто не будет тут искать. Жестокосердны все от мук. Страданий. Все убийцы…
   Ребенок стукнулся еще раз….  Уйду в сторонку,  полежу.  Ну, нет! Надолго - это, ведь, опасно.  Опять ползу, руками щупаю породу, и складываю камушки в суму. И если я их мало наберу, остануся без ужина. Уж лучше пустой я камушек возьму. Чем не наполню я суму.    
   Стучится, постреленок, еще живет и давит на живот. Ну, все!  Пришел черед. Хорошо хоть руки свободны, руками можно его принять. Хотя бы юбкой обвернуть. Мучитель! Оставлю здесь. Освобожусь, мне будет легче. Истошный крик, как напугал!  Мальчишка, сын!  Пусть отец твой мне чужой, но ты, ведь – мой, тебя под сердцем я носила. Оставить здесь, в земле тебя?  Кровиночка моя.  На грудь вот пососи.   Устал?  Я тоже.  Немного отдохнем и на работу с тобой пойдем.  Пусть камни соберем, но все же….
   Мужики в клети осклабились: «Сука!»  Пусть говорят и пусть пинают! Но я тебя в обиду никому не дам! И власти пусть решают, куда тебя девать.   Но я же мать!  Как жалко будет мне с тобой расстаться. Держу тебя, Мишутка, крепко-крепко!  Пусть расщепляют руки – не отдам! Не может быть, чтоб дитя не пожалели! И в чем он виноват!?  Еще ничего не сделал злого….  На улице темно.  Конвойный и не видит, что я с двумя мешками  и без юбки. И это хорошо. Погнали версты две до стоянки. Доберемся! Только ты, сынок, молчи. Спи, уж, пока идем.
   Ну, вот. Пришли. Осмотр.  Удивленье. Насмешки.  Оскорбленья. Я молчу…, скорей бы накормили….  И сына б покормить из груди.  Так лучше будет ему познать мать.  Но с голода она пуста, и пить воды еще не дали.  Ребенка не забрали.  А проводили в баню. Там помылась и его обмыла. Проводили в отдельную каморку и дали мне пеленки.  Счастье….
   О, Господи!  Я с сыном могу уснуть, в отдельной постели! Благодарю, Господь!  Ты помнишь обо мне, ты видишь, как мне было трудно.  Но что еще? Коль сплю с ребенком рядом! Вспомнила про дочь, ведь, с нею тоже рядом спали, почти пять лет и там меня в кандалах не держали. Пока не увезли ее…. Потом бежала, потеряв надежду на освобожденье, что милый вот-вот придет….  Вот и заковали в кандалы и бросили на алмазные рудники. Пожизненное заключение, как детоубийца».
   О, Господи! Как трудно это снова вспоминать!  Зачем пишу и нужно ль это знать!? Я в этом воплощеньи не знала и того, что мне пришлось познать страданья по чужой вине, хотя другие были обвиненья, но я терпела, видно, душой я знала – есть страшнее. О, дай мне, Господи, узнать, зачем все это вспоминаю!? Кому все это интересно будет почитать? Наверно, в назиданье всем тем, кто и сейчас так поступает – детей бросает, мучает отсутствием заботы, иль отдает в детдом, в чужие руки….
   А в чем причина массовых таких вот проявлений?  Ведь, материнство – дар, не дорожит им молодое поколенье, конечно – не от лени! Кому пора задуматься о том, что б мать дитя свое любила и не бросала? Уж не государству и не церкви.  Неужто молодая мать не сможет и понять, что ей дитя под старость лет сгодится? Кто будет ее старость охранять?
  Вот над чем задуматься пора!  Не знаю, мои же муки чужой вины примером могут быть для всей страны.  Тогда на помощь всем стремленьям – живую Душу сохранить – придет Господь, и даст всем людям возрожденье в потомстве, и Души Полет!  Теперь понятно – страданья прошлых воплощений и муки кармы мешают нам принять божественный призыв к преображенью! Преображенье же идет для светлых Душ, не знавших злодеяний, способных пролететь сквозь массу испытаний и стать подобным Богу  -  таково стремление Его.
Эволюция – понятье времени – она призыв дает всем тем, кто к Богу устремлен и помнит истоки восхожденья. Я это знанье пронесу  и постараюсь людям донести.