Маме

 Душа, в объятиях у Бога,
сидят на холмике   стрижи.
Темнеет. Вбита кособоко,
табличка на ветру дрожит.

С надеждой детской и упрямой,
присев на каменном  краю,
я шепотом спрошу у мамы:
– Ну,  как, родная, там, в раю?

Молчишь. Я знаю, этой ночью               
ты вновь придёшь ко мне тайком,
и ключ в отверстии замочном
сверкнёт железным ободком.

И будем пить мы чай с малиной
и вилкой блинчики крутить,
делить на дольки мандарины
и долго, долго говорить.

И снова стану я ребёнком,
взойдут  в духовке пирожки,
и ты зубастою гребёнкой
расчешешь волосы мои.

И отойдёшь, и взглядом броским
оценишь с головы до ног,
и, снова взявшись за расчёску,
прикусишь красный ноготок.
               
В ночном оконном отраженье
сквозь сон я различу едва
кулон и родинку на шее
и в жёлтых точечках глаза.

А утром солнышко проснётся,
от ветра ставни заскрипят.
И мамин запах пронесётся…

 А мне уже…
            за шестьдесят.