Мгновения светлые
С моим в созвучье чистый голос твой
Так краток был, как луч закатный с небом,
Как первый снег с последнею листвой,
Как первая листва с последним снегом.
И не угнаться вербе за сосной.
Сравнимы разве зернышко и колос?
Забыт напев, и раннею весной
Не прозвучит беспомощный мой голос.
Но как не петь душе моей, когда
И птица над гнездом своим хлопочет,
И есть беда, и талая вода,
И запахи черемуховых почек!
* * *
Над озером тонул полдневный зной
И топоры у берега стучали.
Сияли бревна свежей желтизной
И дух смолы и хвои источали.
И нынче я по дереву прочту,
Какие мастера на свете были!
Как чудо, как молитву, как мечту,
Здесь люди церковь светлую срубили.
Теперь другие сказки говорят,
Теперь иные идолы пленяют.
И потемнел могучих бревен ряд,
И краски негасимые линяют.
Ты прихожан к себе уже не жди,
Пребудут январи ли, сентябри ли…
Два долгих века ветры и дожди
Осиновый твой купол серебрили!
А кто теперь поднимется сюда,
Чьи к небу в скорби обратятся лица?
Молчит икона Страшного суда.
Кого судить? И за кого молиться?
* * *
Последние отблески лета
И листьев кочующий рой.
Замедлена скорость планеты
Осенней протяжной порой.
Застыла, о чем-то печалясь,
Ветла у тяжелой воды.
В волнах чернозема качаясь,
Плывут золотые скирды.
Хоть мы еще солнышку рады,
Прошедшего лета не жаль.
И нету для взгляда преграды
Любую осиливать даль.
* * *
Сыпал снег, облекая меня
В белоснежное платье,
и только
Слишком часто кричала родня
Разудалое, мощное:
- Горько!
Ты был счастлив в наивной хвальбе:
- Ах, семейная жизнь! -
Ну жила я,
Не желая страданий тебе,
Но и счастья себе не желая.
…Убежала средь белого дня,
Затерялась, как в стоге иголка.
И живу, никого не кляня,
И не помню, а как это –
Г о р ь к о ?
* * *
Здесь магазинов, может, сотни –
В одном из самых людных мест.
Не хата здесь, а дом высотный,
И не крылечко, а подъезд.
Приду домой, окно открою,
На ключ закрывшись изнутри.
Один этаж над головою
И под ногами двадцать три.
Я не прошусь уже на землю,
Я с облаками наравне.
И эту жизнь вполне приемлю,
И нет возврата больше мне
Туда, где тишь и воздух синий,
На ветках яблоки висят,
Где чинно следом за гусыней
Шагает выводок гусят.
И я о них почти забыла,
Я успокоилась уже.
Но тут собака вдруг завыла
На двадцать пятом этаже.
КАРУСЕЛЬ
Ни света, ни тепла, ни голосов, -
Всю ночь в холодном парке провисели,
Качаясь, словно чашечки весов,
Бессмысленные гнезда карусели.
Пошла же, карусель!
Скорей взмахни
Приветливо распахнутою дверцей.
И ветром бей, и досыта вдохни
Восторга в замирающее сердце!
Когда ж начнешь до неба возносить
В стремительном и бешеном вращенье,
Ты дай испуга слабому вкусить
И сладостных мгновений возвращенья.
А я не причиню тебе вреда.
Кружи, ты никому не помешала…
Дорога! Уведи меня туда,
Где я еще не сделала ни шага!
* * *
Студеные волны проносит река,
И воздух осенний морозцем наперчен.
Просторно и вольно, и только слегка
Вдали горизонт перелеском очерчен.
Прекрасное время - пора для стихов.
Ищу вдохновенья, странички листаю…
На вспаханном поле, меж свежих стогов,
Грачи хлопотливо сбиваются в стаю.
Ни криков, ни песен, ничьих голосов,
Лишь тянет по ветру дымком с огорода.
Такому простору не надобно слов,
Без шума с людьми распростится природа.
А птицы над полем поднимутся вдруг,
Береза рукою взмахнет золотою –
И выхватит ветер тетрадку из рук,
Швырнет на костер с догоревшей ботвою.
- Ты просто постой, посмотри, помолчи,
Послушай шуршание листьев в овраге…
А над головою все кружат грачи,
Как черные хлопья сгоревшей бумаги.
* * *
Чумазые дети играют на солнце,
Бегут по тропинкам оттаявшим вешним,
И ветер за ними вдогонку несется.
И тесно в садах золотистым скворешням.
Приеду в деревню такою усталой,
Пройду островками последнего снега.
Я след свой оставлю, наполнится талой
Водою воронка глубокого следа.
Уносят ручьи, хлопотливо сверкая,
Золу и солому в поля за рекою.
Идет очищение. Я привыкаю.
Я долго еще остаюсь городскою.
А после вернусь под знакомую крышу,
Ведь город – он был лишь на время оставлен.
И в шуме и грохоте разве услышу,
Как лопнули почки, как хлопнули ставни?
К ускоренным ритмам опять привыкаю,
К людскому потоку и запахам резким.
И в темной тоске по далекому краю
Я долго еще остаюсь деревенской.
* * *
Этот ветер, лихой и хитрый,
Замутил чистоту ручья.
Что сменял на свои стихи ты,
И судьба повернулась чья?
Муза-мученица молчала,
Ты не плакал, ее глуша.
Замечал ли ты, как мельчала
Год от года твоя душа?
И теперь лишь одно обидно:
Обмануться в тебе легко.
В мутных водах-то дна не видно,
Вот и кажется – глубоко!
ВЕЧЕР В ДЕРЕВНЕ
Перед длинной ночью снова
Во дворе собака лает,
А в печи огонь сосновый
Жарким пламенем пылает.
На окне узоров лапы
От тепла тихонько тают.
Мать при слабом свете лампы
Письма дочкины читает.
* * *
Как белье на коромысле –
Осторожно, не спеша –
Мать несет о детях мысли,
И волнуется душа:
Может, дочка замуж выйдет
Да приедет навестить.
А она припасы вынет –
Уж найдет, чем угостить!
Муж у дочки будет видный,
Работящий, с головой.
И невидный – не обидно,
Ведь одной – хоть волком вой!
Заготовит дров на топку
До работы жадный зять,
За обедом выпьет стопку,
А непьющих – где их взять?!
…К непогоде кости ноют,
Крыша старая течет…
И опять письмо чудное:
«Верстка», «сессия», «зачет»…
* * *
Не жалкой, а сильной хотела стать,
Саму себя в горестях испытать.
Кто ищет – обрящет.
Моя судьба,
Ведь я не раба тебе, не раба!
Душу неродившийся, слабый плач –
Сама и судья себе, и палач.
Борюсь, побеждаю, а жизнь течет.
Повинную голову меч сечет!
* * *
Мгновения светлые бережно прячу.
Я их у судьбы, не торгуясь, скупаю
И щедро плачу за такую удачу.
Не жаль и последнего, я не скупая.
Кому приходилось быть долго голодным,
Не выбросит в сытости хлебную крошку.
А эти мгновенья порою холодной
Спасут и согреют меня понемножку.
* * *
Зачем ты глядишь, будто пойманный зверь?
Смешон разговор этот кухонный,
И в комнату плотно закрытая дверь,
И ты, не на шутку испуганный.
Мне тридцать. Из них за последнюю треть
Чего не пришлось только выдержать!
Как страшно, как странно
спокойно смотреть:
Не вскрикнуть, не вспыхнуть, не выбежать…
Ну что ж, что в моем беспризорном дому
Другая, с глазами разбойными.
А если я плачу, то лишь потому,
Что вынести это не больно мне.
Стирается в памяти слов твоих след:
Родная… любимая… милая…
Всего и осталось от прожитых лет –
На память вторая фамилия.
АВГУСТ
В деревянном амбаре, чей возраст амбарный немолод,
Где звезда выбирает, в какую прореху светить,
Запах свежего хлеба – он только вчера был размолот –
И горшок молока, чтобы утром спросонья попить;
Где насыпаны яблоки – спелые, сочные – горкой,
Надкусила – и брызнул тягучий и пенистый сок,
Где полыни пучок на гвозде, чуть привядшей и горькой,
Да сушеной черемухи полон в углу туесок, -
Там уютнее спать и чудеснее утром проснуться,
Дотянуться рукой до сухой, поседевшей стены
И луча запыленного ласково пальцем коснуться,
И продлить расставание с летом, чьи дни сочтены.
* * *
Осторожны бесшумные тени,
Мир и тих, и спокоен, и вечен.
На поникшие спины растений
Опускается медленный вечер.
Слабый ветер репейник качает,
Стебель высохший тонок и колок.
Никому не прибавит печали
Этой осени острый осколок.
Я опавшие листья листаю.
Невозможно дождаться ответа
От грачиной умолкнувшей стаи,
От пропавшего без вести лета.
* * *
Предзимний лес в наряде простеньком,
И носят вольно сквозняки
Измятых листьев косяки
По тропам, зарослям и просекам.
Последний свет кленовых сполохов,
Мерцая, теплится вдали,
И улетают журавли
От поля, полного подсолнухов.
* * *
Выйди, солнце, - желанное, редкое,
Остывающим светом облей
Гладь распаханных черных полей,
Отороченных желтой сурепкою.
Не подумай, что, в гости зовущая,
О себе я радею, моля.
Но вздохнет благодарно земля,
И согреется все в ней живущее.
* * *
Утихает костер моей боли –
Видно, мало подкинули дров.
Уходи! Побродяжничай вволю,
Будь беспечен, красив и здоров.
Так горело, так жарко горело,
Что казалось, туши не туши,
Не удержит бессильное тело
Разметавшейся в клочья души.
Я в огне наплясалась босая
И обуглилась. Как не жила!
Почему же теперь, угасая,
Не тревожит, а греет зола?!
* * *
Дева Мария, как хороша
Малострадальная эта пристань.
Пусть проживет без любви душа
Ныне и присно!
Дева Мария, обереги, -
Долго вериги ее носила.
Боль и Надежду – обе реки
Переплывать уже нету силы.
Дева Мария, еле спаслась, -
Это ли прихоть, это ли шалость?
Духом отрадным, отравным всласть
Я надышалась!
Дева Мария!.. Нет… погоди!..
Очи потупив, склоню колени:
Все что угодно – там, впереди,
Дай только сил для любви последней.
* * *
Среди полуденного гама
И неотложных, спешных дел
Кричит ребенок:
- Мама, мама!
Кто это светлый полетел?
Малышка, в мире беспокойном,
Что щедрым солнцем осиян,
Ты видишь листья, стебли, корни, -
А есть еще семья семян.
Гляди, гляди на чудо это,
Восторга детского полна! –
То рассыпаются по свету
Растений спелых семена.
И пусть они пока летают
Над всей землей, и там и тут,
А после – дух ее впитают
И упадут, и прорастут!..
И смело маленькое семя,
Что нам увидеть довелось,
По ветру в будущее время
В пушистом облачке неслось
Свидетельство о публикации №110121308687
Мир и тих, и спокоен, и вечен.
На поникшие спины растений
Опускается медленный вечер.
Замечательная музыка слов. Скупо, но ясно и мудро!
Нина! творческих успехов!
Будет время критикни мои. Толя
Есть в стихире - Герман Анатолий Аркадьевич и в прозе есть.
Герман Анатолий Аркадиевич 11.04.2024 01:12 Заявить о нарушении
Послушай шуршание листьев в овраге…
А над головою все кружат грачи,
Как черные хлопья сгоревшей бумаги
ЗАВОРАЖИВАЕТ ТЕКСТ БРАВО АВТОР!!!!!!!!!
Герман Анатолий Аркадиевич 11.04.2024 01:14 Заявить о нарушении