Пассионарий

- Я вас люблю...
- Этим делу не поможешь, - главное что-то делать, не останавливаясь. Ходить, суетиться - только не давать волю разуму.
- Может, на дело это и не влияет, но влияет на отношения, - сжалась. Боже мой, замолчи, девочка! Не давай мне задуматься!
Я бегаю из стороны в сторону, пытаюсь найти выход. Тщетно.
- Послушай, чего ты от меня хочешь?
- Реакции, - отвечает моментально. Репетировала, что ли?
- Какой реакции? Ты хорошо представляешь себе, где мы? - она медленно выводит меня из себя. Бывают же дуры.
Молчание, обида такой концентрации, что все эмоции моментально разлагаются, и ничего, кроме нее, не остается.
- Представьте себе, представляю. Мы на пороги смерти.
Подростковая упертость и пафос! Тихо, я буду держать себя в руках. Еще круг по ловушке.
- А ты сталкивалась со смертью? - добилась своего, малышка. Расхлебывай. Я останавливаюсь и не моргая смотрю на нее. Чем не трата времени?
- Нет, - шепотом. Ах, как содержательно.
- А я видел ее. Я видел столько смертей, что тебе и не снилось, - в волнении я говорю штампами.
Снова пауза. Снова мое нарастающие сумасшествие. Ладно, сейчас что-нибудь придумаю.
- И что с того? А я сейчас увижу.
Твари, твари эти существа. Мучительная ошибка. Из-за такой мелочи все пошло насмарку. Сколько лет, а? Смерть она увидит...
- Увидишь, почувствуешь, погрузишься на самое дно - познаешь ее. Впрочем, не бойся. Умрем вместе, - я улыбаюсь. И не соврал, и подбодрил. Молодец!
- Знаете, это почти исполнение мечты, - говорит она и смотрит на меня. Печальный конец - несовершеннолетняя хочет разделить со мной смерть. Чувствую себя кумиром. Что за пакость.
- Лучше бы о жи... - я кретин. Пусть уж мечтает о смерти, о жизни мечтать бесполезно, - Ладно уж.
Я сажусь напротив нее, внешне она подбирается, а внутри растекается, как пластилин под солнцем. Может, исполнить нехитрую девичью мечту? Заодно и время скоротаю. Представляю себе - смерть на бабе. Как по-мужски. Я улыбаюсь, и она принимает улыбку на свой счет и смотрит такими большими невинными глазами, что меня сейчас стошнит от умиления. Ну что, скотина ли я?
- А вообще, знаешь, это даже неплохо, что я здесь с тобой... - начинаю впадать в предсмертную сентиментальность я. Мне рассказывали, что так оно и бывает.
- Правда - неплохо? - сколько надежды с трясущемся от волнения голоске.
- Конечно. Расскажи мне о себе. О том, как вы живете. Я давно не был со своим народом, - говорю я. Картина маслом - "Вождь и дитя". Умилиться можно.
Она протягивает с разочарованием:
- Про меня... Я самая обыкновенная. Мне нечего вспомнить о себе, моя семья ничем не славится, в своей жизни я не совершила ничего достойного. А вот вы...
- Что - я?! С чего ты взяла, что я чем-то необычен?! - я взорвался. Но как наигранно. Теряю навык.
- Вы же... - аж подавилась воздухом.
- Я же... - передразниваю я ее, - кто? Великий и ужасный?
- Нет, добрый, красивый и мой любимый, - она вскакивает с места и падает мне на грудь. Я чувствую ее запах. Хорошо так пахнет, по-домашнему... Если бы после отравы был бы шанс выжить - запретил бы эти женские школы. Мир позади меня остается таким предсказуемым, что впору радоваться грядущему. Впрочем, чем не история для посмертной легенды - ухожу под плачь женщин и детей в одном лице. Бу-га-га.
Она ожидала, что я раскрою ей объятия, и мы "сольемся в экстазе". Но моего отстраненного молчания она не ожидала. Я не могу позволить себе ни капли нежности. Умру последней тварью - а впереди у меня вечность, чтобы пережевывать свою подлость.
- Экхм... - я деликатно спихиваю ее с себя. Она избегает смотреть мне в глаза, - Ты настоящая красавица, и я не вступаю с тобой в отношения не потому, что ты плоха чем-то - ты просто замечательная... Но ты знаешь, насколько я тебя старше?
- В три целых две десятые раза, - отвечает она и плачет. Укакаться. Она что, ВСЕ про меня знает?
- Вот видишь... Твой папа, наверное, младше меня... Да? - она кивает, - Вот видишь. У меня нет никаких прав...
- Бросьте! - буркает она и смотрит исподлобья, - о каких правах вы ведете речь? Неужели вас интересует морализм?
Ну да, как я не понял. Бунтарство, индивидуализм, страсть к "сильным личностям"... Это ко мне, очевидно. Насмешила.
- Ну подумай сама...
- Все говорят - подумай... Как будто я идиотка. А что тут думать?
- Я не хочу иметь с тобой сексуальный контакт, я понятно выражаюсь? - это не для тебя, это я для себя, для себя... Я очень не против, но не могу! Понимаешь?! Ну, посмотри на меня! Ты хочешь обречь меня на страдания? У тебя чистая душа, она воспарит к облакам... Жаль, что ты никогда не видела облаков... Я погладил ее по голове.
- Пустите, я пойду... - говорит она и встает.
- Куда пойдешь? - я снова собираюсь. А то расклеился, как...
- Домой, с мамой попрощаюсь, - сквозь зубы.
- Ты никуда не пойдешь, - говорю я, чеканя слова.
- Еще как пойду! - трясет она головой. И пытается бежать к проему.
Но я раскусил ее - я глуп, но не настолько, чтобы не просчитать поведение девчонки. Я хватаю ее, она вырывается. Я не должен выпускать ее, а на мой немолодой организм отрава уже действует - я теряю силы, а она пока сильна. Я прижимаю ее к полу и стараюсь сделать ей больно - некрасиво, но оправданно. Она взвизгивает и перестает дергаться. Я шиплю на нее:
- Слушай внимательно. Ты. Никуда. Отсюда. Не. Выйдешь, - я отдышался и, лежа на ней, продолжая более спокойно, - Зараза распространяется очень быстро, воздушно-капельным путем. Если ты приблизишься к нашим - они заболеют, и эпидемию не остановишь, все мы вымрем. А так дело ограничится двумя нашими смертями. Поняла? Сиди, не рыпайся.
Она кивнула, я встал и лег поодаль, прислонясь к стене. Девчонка лежала, не шевелясь, но я наблюдал за ней. Математический расчет моего характера подвел ее - подумав, я отвлекся, она бросилась бежать.
Я догнал ее, но у меня больше нет сил кого-то уговаривать, я наговорился за всю свою жизнь сверх меры. Я вгрызаюсь в ее шею, и голова ее падает и откатывается в угол. Меня обдает фонтаном ее внутренних жидкостей. Я сажусь рядом с трупом. Вот забавно: поиметь ее было жалко, а убить - нет. Вот такой вот поворот психики, такая вот загогулина...
Я сижу и думаю о прошлом, о своей утекающей жизни. Она вытекает, как кровь из трупа - медленно, но непрерывно. Все началось так недавно, а я уже постарел, успел основать Государство, познать все, что только можно - радость, горе, боль и наслаждение, а теперь вот познаю последнее. Я думаю о судьбе своего народа. Выживут как-нибудь, толкового молодняка много... Я и не заметил, как за своими мыслями съел половину своей подружки - никогда не думал, что докачусь до каннибализма. Меня это не смущает, скорее по-доброму изумляет. Что-то вроде: "это ж надо, ёпт!". Хитрая отрава, ах, хороша...
Мои мысли прерывают пришедшие Враги. Их голоса подобны раскатал грома, и вид их так же ужасен, как и много лет назад, когда я увидел их впервые...
***
Хитиновый панцирь лопается с таким звуком, с каким может лопнуть только хитиновый панцирь таракана - какой-то густой, насыщенный хруст. Геройство пассионария не помогло. Мы вызвали дезинфекцию, а потом старушка, убирающая у нас, забористо ругалась - как же в квартире культурных людей расплодилось столько пруссаков. Мы и сами пожимали плечами, избегая смотреть на отвратительные черно-коричневые сухие трупы.