Ни еды, ни питья, ни вещей и ни денег

Ни еды, ни питья, ни вещей и ни денег
я не взял бы, не веря в чреду совпадений
между высшим и низшим, не веря посланьям
о побегах, уходах, разлуках, изгнаньях.
Я не ждал бы хвалы и не брал бы посулы,
а колол бы орехи, в живот и посуду;
и не зная, что эхо в пространстве умолкнет,
я не вешал бы на стены комнаты полки.
Я бы в память вошёл, как поборник законов,
если б память из выгородок и загонов
не слагалась, и если б закон был как манна.
Не стишки бы писал, а, писатель романов,
я воспел бы, что было меж ними и нею
(слава богу, когда соберусь, онемею).
Я представить себя не стеснялся б публично,
в выражениях краток, но в рамках приличий,
если б не осуждали за явку в исподнем,
если б не запрещали, как в царстве господнем.
Только шелест волос и прохлада на скулах,
по которым бы понял, как суетно, скудно
от потомков хранимое мною наследство;
не считая его, существую на средства
от продажи души, рифм, идей, силлогизмов
(из которых хотя бы одно – уже признак,
по которому судит любой уголовник).
Я уже осуждён, и, к несчастью, условно.