Память

Память
Она так и не может решиться посмотреть диски с фильмами с Его юбилейного банкета. Четыре года лежат нетронутые диски. Пять лет и четыре месяца прошло с  Его юбилея. Четыре года  Она без Него.…  И никто не видел  эти фильмы…
Первое время, как Его не стало, Она не могла видеть даже фотографии с Ним: казалось, сердце разорвётся от боли и брызнет во все стороны чем-то тягучим и тёмно-серым. И на стенах останутся тёмно-серые кляксы – следы от горя…
Сорок дней стоял Его портрет в рамочке на столе, рядом свечка и стопка. Сорок дней  Его глаза неотрывно следили за ней.  За каждым Её движением, за каждым вздохом, всхлипом. Да что там  - всхлипом? – они видели мысли Её!   Всегда - родные глаза! А теперь – из  ниоткуда…
Нечеловеческая мука – эти портреты в рамках, а рядом  - свечка и стопка…
Год не читала Она книг - боялась наткнуться на фразу, звучащую Его словами, Его мыслями. Или на что-то, что было похоже на их жизнь. Или -  на это Её горе…
А стихи -  стихи любимой М.Ц.?   Об этом страшно было подумать!  В них было всё  Её, словно Она вместе с М.Ц. прожила одну жизнь на двоих.  Каждая буква в стихах  удваивала боль. Боль росла, раздувалась, заполняла собой сознание и выталкивала душу из тела…  Стихи были выше Её сил.
Как возненавидела  Она позднюю осень!  С её коричневой сырой землёй и голыми, хлёсткими ветками на ветру.  С противным, мелким, промозглым дождём. Так было, когда вышла Она из больницы в последний вечер Его жизни.  Не дождь даже, - а водяной воздух из мельчайших капель. Он пропитывал Её насквозь как губку, и не влагой, - а свинцовой тяжестью. И давил, придавливал к земле. Было ощущение, что на спину взвалили мешок с землёй. 
Она быстро шла в темноте к автобусной остановке,  а Ей казалось, что идёт слишком медленно. Предчувствия не было. Была неподъёмная тяжесть изнутри, из души. Хотелось сесть и уснуть, тут же – на улице…
А утром ЕГО не стало…   Осознание всего пришло сразу.  Одним единственным словом: - НИКОГДА.    Всю вселенскую  чёрную  пустоту  вместило в себя  это  слово…
… После так щемяще-остро хотелось  снега!  Белого, пушистого, искрящегося! И чтобы на ресницах  таяли  снежинки…