Судьбы причуды

Зимой 1997 года, произошла удивительная встреча с моим давним приятелем. И лишь недавно решился я изложить её содержание.

Как-то на забытом полустанке,
Я шагнул в заветренный вокзал.
Полминуты здесь всего стоянки,
Ну, а скорый мимо простучал.

Значит мне до вечера почтовый,
Тут придётся в скуке ожидать.
За окном ландшафт в снегу, суровый.
А в тепле не грех и поскучать.

Я вокруг неспешно огляделся.
На буфете взгляд свой задержал.
Кто-то там не чаем видно грелся,
Твёрдым взором всматриваясь в зал.

Я узнал. Немыслимая встреча.
Подошёл. Для верности спросил.
Точно он! Живой. Не покалечен.
Значит слух когда-то ложным был.

Но куда же ты, запропастился?
Там в горах, за южною рекой,
Говорили с жизнью, распростился.
И представлен к званию «Герой».

Он в ответ с усмешкой, с перегаром,
Мне сказал – Ты, с выводом постой.
Спора нет, что я, под Кандагаром,
Вёл себя возможно  как герой.

Было всё. И почести, и слава.
Генерал мне руку пожимал.
И любая Люся или Клава,
Чла за честь. чтоб я её обнял.

Но однажды в вгорячах, на месте,
Я своих недрогнувшей рукой,
Завалил, за груз священный двести,
Что забили гады, наркотой.

Ясно было, что по их разводке.
Мне предназначалось, трупом стать.
Но вперёд успел, без подготовки,
Я на спусковой крючок нажать.

Долго по судам меня таскали.
Но заслуги прежние учли.
На пятнадцать в зону закатали.
(Наркоту, за выдумку сочли)

Был тому я рад, поверь, изрядно.
Без заслуг могли бы расстрелять,
Никому чтоб было не повадно,
Лучших офицеров убивать.

         ……………………………

Как-то на одной из пересылок,
Паренька случайно повстречал.
Он не ждал ни «грева», ни посылок.
Сирота, детдомовский пацан.

Веришь, нет, он до сих пор мне снится.
Так бывает. Странный случай всё ж…
Был он, хоть на месте провалиться,
Как две капли на меня похож.

Срок его уже к концу катился.
С малолетки парень приканал.
Он хотел, чтоб я засухарился,
То есть имя у него забрал.

Чтобы оставался я спокоен,
Со своею совестью в ладах,
Свой резон вставлял, что мол героем,
Выйдет он в далёких тех годах.

Срок отбуду твой, я даже стоя,
Он шептал смущая душу мне.
Говорил, негоже для героя,
Без вины мантулиться в тюрьме.

А ещё возможно разберутся,
Кто был прав, на подлой той войне.
И былые почести вернутся,
Но к нему, а вовсе не ко мне.

Это в перспективе ненадёжной.
Но ва-банк идёт он, так сказать.
Мне на воле, тоже будет сложно,
К имени чужому привыкать.

Баш на баш. На том и порешили.
И татуировщик к нам спешит.
И наколки мне с него набили.
В точности, сам чёрт не различит.

Брось сомненья, мы то точно знаем,
Что не будут пальчики снимать.
Будешь ты ни кем не узнаваем,
Если вновь закон не нарушать.

Вскоре на этап меня подняли.
Но к двери ему пришлось шагать.
Мы общак съестной ему собрали.
Наш герой не должен голодать.

А потом малява прикатила,
Что вояке масть пошла не та.
И его в «прессхате» замочила,
По указке «кума», сволота.

Говорят он много  знал такого,
Что в Москве хотели раскрутить.
Нужно было подтвержденья слово.
И его решили допросить.

Но этап в Москву не состоялся.
И лишь сообщение летит,
Что свидетель, со шпаной связался,
И в разборке камерной убит.

А через полгода, я на волю,
Вышел под фамилией другой.
Поздно понял, взяв чужую долю,
Должен я забыть пути домой.

И тогда с бумагою казённой,
За спиной чужой имея срок,
Двинул я, собою не прощённый,
По сибирской трассе на восток.

И метался я, меняя дали.
Как никто к любой работе злой.
И с меня? С него судимость сняли,
Но остался возраст призывной.

Было то уже в восьмидесятых.
Кто в стране, не помню правил бал.
Цепко всех гребли военкоматы.
Вот под ту волну и я попал.

Но в учебке было мне не в тягость.
Быстро я сноровку проявил.
И представь себе, такая гадость,
Снова я за речку угодил.

Вот попал. Как нечто в рукомойник.
В общем -то не я, а тот  другой.
Я «де юре», был уже покойник.
Ну, а он «де факто», неживой.

Он мечтал, (и как о том не вспомнить),
Стать героем, пусть с чужим лицом.
Вот и выпал фарт, мечту исполнить,
Чтобы не остаться подлецом.
 
Ну держись судьба моя – паскуда.
Если даже смерть, то всё равно.
И о нём печалится не будут,
И меня оплакали давно.

Стал во всех делах как неуёмный,
Даже где не нужно рисковал.
Но как будто кем заговорённый,
Сквозь ветра свинцовые шагал.

Встретить смерть свою, не раз пытался.
Не пойму, что был я за дурак.
На сверхсрочной прапором остался,
Ну, а с ней не встретился никак.

Вёл в бою себя всегда как надо,
Но спины в атаке я не гнул.
Заслужил высокие награды.
Малость до «звезды» не дотянул.

Вышел я с последними частями.
«С орденами на блатной груди».
Но нельзя мне было ехать к маме,
И не знал я, что там впереди.

Я тогда не знал, что оправдали.
С почестями предали земле.
Матери награды передали,
Не сказав ни слова о тюрьме.

В тот момент мне неизвестно было,
Как просила и молила мать…
Но взглянуть не дали ей на сына.
Цинк не разрешили открывать.

Да и как мне было объявится,
Если б и доподлинно всё знал.
А военкомат?  Менты в станице?
Кем бы перед ними я предстал?

В общем смалодушничал наверно.
Хоть героем на войне и слыл.
Знал, что поступаю очень скверно,
Но свободой сильно дорожил.

Я ещё немного помотался,
В годы пресловутых перемен.
Мог вполне, но всё же не сорвался.
Потому как знал, что деньги – тлен.

И куда же было мне податься?
Если так перемудрил судьбу.
Лишь на этой станции  остаться,
И уйти на сотню вёрст в тайгу.

Там в глухой таёжной деревушке,
Где обосновались кержаки,
Счастье я обрёл. И не полушку,
А сполна, в избушке у реки.

Где не ждал, там счастье привалило.
И семья, и новая родня.
Но вот сердце всё таки щемило,
Как там мать и батя без меня?

Подрастали сыновья и дочка.
Но нет – нет, да прошибёт слезу.
И теперь решил я, хватит точка.
Старикам я внуков привезу.

Будь что будет. Хуже не случится.
И по разуменью моему,
Счастье к ним, пусть тоже постучится.
Я за это вновь готов в тюрьму.

Вот смотри. И он развёл руками.
Головой кивнул с улыбкой в зал.
На мадонну с синими глазами,
Мне своим он взглядом указал.

Рядом с нею, ребятишек трое.
Мал-мала, а старшему лет пять.
Видно к ним вела судьба, героя,
Так решив жестоко испытать.

Да бывает в жизни очень сложно.
И порою кругом голова.
И не к месту вспомнил я, возможно,
Русского учёного слова.

Был помор конечно не миссия,
Но как прав. И лучше не сказать.
«Слава и могущество России,
Будут впредь, Сибирью прирастать».

Я согласен, тут никак иначе,
Видно для страны расклад таков.
Вот и мой приятель, в край казачий,
Коренных везёт сибиряков.