Жизнь с рыбами

Еще в стародавние советские времена на улицах унылых и голодных провинциальных городов одномоментно, ближе к осени, появлялись огромные алюминиевые кастрюли с живыми рыбами. Возле них устанавливались разнокалиберные тетки с весами. И озверевший от доставания хлеба насущного народ резво кидался за диетпродуктом.
(Вот, надо посчитать, сыну моему Максу на днях стукнет сороковник, тогда ему было пять, то есть это произошло примерно в году в 1975-м. Ух ты, как раз мы с женой создавали Трио Меридиан!)
Так вот, гуляючи с дитём, я, охваченный стадным чувством, тоже накупил толстых этих байбаков, сколько смог унести, и еще Макс подобрал мелкого полузасохшего на раскалённом асфальте карпёнка.
Повинюсь: двух рыб я, стеная и хватаясь за сердце, угрохал и пожарил сам, поскольку моя благоверная вокально визжала, когда видела, как куски карпа шевелятся прямо на сковороде. Но голод-то и тогда не был тёткой, и готовый продукт даже она с аппетитом умяла.
Еще три рыбинки, что помельче, были помещены в ванну, где ловко заплавали в воняющей хлоркой воде. Туда же отправился и засушенный почти до состояния воблы рыбий ребенок.
Сразу скажу, что он отмокал пару часов, потом задышал, наутро мы увидели его лениво плавающим кверху брюхом... опущу несколько стадий оживания ... скоро карпик уже весело гонял по кругу, жадно оглядывая окрестности.
Сын немедленно назвал его Степкой, и выгнать ребенка из ванной стало совсем невозможно. Кстати, остальные рыбы тоже получили имена, которые я уже совершенно позабыл.
С этого момента и начались наши серьезные проблемы.
Мне придется вспомнить еще один случай, приключившийся совсем незадолго до того. Мы отдыхали в любимом нашем Коктебеле, тогда официально называемым Планерским. Однажды Максик с таинственным видом позвал меня и повел кривыми коктебельскими переулками. Там на хилой лужайке паслась маленькая симпатичная овечка, привязанная к колышку бельевой веревкой.
«Это Стелла,- сказало дитя, - мы с ней подружились»
«Хорошая, - одобрил я. И непедагогично добавил: Давай её на шашлык заберем?»
Ребенок строго посмотрел на меня и с выражением сказал: «Знакомых животных не едят!»
Теперь вам понятно, что ни о каком поедании имеющих имена рыб речь уже не шла. Я поначалу робко предлагал отнести новых жильцов в ближайшую речку-вонючку, но в ответ слышал суровые напоминания о давно обещанной собаке, и сдавался. Потихоньку наступили осенние холода, а потом и завьюжило.
Так они и жили в нашей ванне аж до весны. Весело плескались, плюя на хлорку, съедали в день по полбуханки хлеба, всю оставшуюся от завтрака кашу, и, соответственно, успешно какали в эту же воду. Скоро старшие, как сказали бы сегодня, мутировали, выросли вдвое, и стали похожи на крупных жителей океанских глубин. Хлорка действовала, видимо, как наркотик, и зверюги присматривались к нам весьма плотоядно. По крайней мере, выражение глаз у них было как у меня перед задержавшимся обедом. А недавний задохлик вырос до размеров вполне товарных, и на жратву оказался самый злой.
Когда нам надоедало мыться в тазике, мы этих дармоедов высаживали в самую большую кастрюлю. Они не сопротивлялись, и вроде даже радовались такому разнообразию в своей барской жизни.
... Привыкают люди ко всему, даже к аквариуму там, где обычные сограждане принимают душ. Сжились с нахлебниками и мы, общались с ними, играли, а ребенка просто было от них не оттащить.
И всё же весной я собрал семейный совет, и поставил вопрос ребром. Макса продуманно добил аргументом, что наши рыбы живут хоть и в сытом, но рабстве. Как будто в тюрьме. И сын сам предложил выпустить их в окраинное водохранилище, где даже официально разрешалось купаться.
В троллейбусе народ смотрел на нас с уважением, поскольку добыть живую рыбу не в сезон тогда могли только очень важные люди.
На берегу мы торжественно выпустили наших рыбин в неведомую вольную жизнь, с каждым прощаясь уважительно, однако с облегчением. Макс долго не мог расстаться с подросшим Степкой, но и эта проблема понемногу устаканилась.
Домой летели как на крыльях. Нас ждала освободившаяся ванна и нетронутая буханка хлеба.

Через некоторое время среди городских рыбачков поползли слухи, что в темной воде водохранилища завелась «настоящая» рыба, с лопату величиной, что она не идет на крючок, но по вечерам прыгает как дельфин. А временами подплывает к берегу и смотрит на человека пристально, словно гипнотизируя. Один вечно хмельной рыболов даже утверждал, что она в сумерках высунула голову из воды и грубым голосом потребовала у него хлеба и каши.


Живопись С.Любарова