Морковные черви

 Светало. Туман постепенно рассеивался, открывая зеркальную гладь небольшой речушки. Солнце еще не вышло  из-за   леса,но его дыхание чувствовалось во  всём. И этот миг будоражил  всех встречающих наступающее утро. Птицы  щебетали с беззаботной радостью, деревья и кустарники, сумрачные доселе, выглядели удивительно помолодевшими, а рыба выпрыгивала так высоко, будто желала первой  увидеть  восход  солнца.
       Ощущали этот миг и два деревенских паренька,  Стёпка Рыбин и Витька  Клюев, разматывающие удочки на излучине Торфяновки. Одиннадцатилетние приятели, дружили ещё с тех пор, как только начали вставать на ноги. Рыбалка для них была особым увлечением,о  котором  в  деревне  знала самая  последняя  собака.Зимней  порой,  невзирая на стужу или снежную вьюгу,  друзья часами сидели возле лунок, вытаскивая сопливых ершей -  приманку на налима.
      -Красотища!- с восхищением произнес Степка, обведя вокруг взглядом, и умиленно зевнул.
       Витька в это время упрямо насаживал на крючок жирного красного червя, вертящегося у него в пальцах и никак не желавшего подчиняться его помыслам. Наконец сопротивление червя было сломлено и, плюнув на него по рыбацкому обычаю три раза,он с огромным облегчением забросил удочку.
      -А все-таки у бабки Клавы червяки лучше,- произнес Витька вполголоса, боясь вспугнуть разгулявшуюся рыбу.
      -И чем они лучше-то?-  спросил удивленный приятель,  взлянув на свою червячную банку.
      -Живучесть у них какая-то задиристая и клёвкость выше чем, у Буторских червей,- ответил Витька,намекая на Стёпкины черви, кои тот всегда копал за огородом бабки Мани, прозванной за  глаза Буторихой,
      - А может они морковные, червяки-то потому и лучше,- усмехнулся Стёпка, вспоминая как в прошлом году Витяй, ранним июньским утром  тайно, огородными задами, пробрался на  усадьбу к Степаниде – желчной и скандальной  старухе, и, увидев непосаженную грядку, в то время как на других вовсю буйствовала разнообразная зелень, решил, что она отдыхает  до следующей весны и червей в ней должно быть видимо-невидимо. С завидным упорством, смахивая капли пота с ракрасневшего лица,  он перелопатил грядку вдоль и поперек, собрал червей и также тихо, перескочив через изгородь  и достав удочки из укромного места, бодро зашагал в сторону Торфяновки. Стёпка в это время гостил у родной тетки в  соседней  деревне.
       Клёв в это утро превзошел все ожидания. Витька не успевал менять червей, как их уже сдергивала очередная шустрая рыбёшка. Он весь был поглощен этим волнующим процессом. Глаза его горели  особым азартным огоньком, а взгляд не на минуту  не упускал из виду коричневые поплавки, сделанные собственноручно из сосновой коры. Улов получился весьма внушительный: с десяток крупных язей, не менее дюжины красноперой сороги и солидная кучка  полосатых окуней. Тем временем утро  начинало утрачивать свою силу, постепенно отдавая её наступающему дню; солнечные лучи ласково обволакивали верхнюю  крону деревьев, прежде чистое небо  начинало наполняться невесть откуда прилетевшими кучевыми облаками, появилась мелкая водная рябь от ласкового дуновения ветра.
       Рыба начала терять интерес к Витькиным червям,  и он, почувствовав в животе знакомое урчание и поняв, что проголодался, смотал снасти,  прихватил улов и, окинув благодарным взглядом родную ему   речку Торфяновку, счастливый, бодро зашагал  к домашнему очагу.
       В это время  Степанида, зайдя в огород для утренней поливки, вдруг с ужасом заметила,  что гряда, в которую  она  посадила  морковь, куда-то исчезла, а на её месте появился безформенный, вывороченный на изнанку кусок истоптанной земли.  Стоит заметить, что  она, как всегда садила  морковь в начале  мая, и к Витькиному приходу на  гряде  уже  проклюнулась бы зелень, но  по  совету соседки Нины  Павловны,   считавшей что садить  морковь надо   2-3 июня  и  тогда  никакая морковная муха  её  не  возьмет, она посадила  её аккурат в  назначенный  соседкой  срок.
       Голосившую Степаниду слышно  было  даже  за  околицей. Все  раскрылоcь невероятно  скоро. Нашлись  местные “следователи”, вычислившие  Витьку по отпечаткам  резиновых  сапог, припёрли  к  стенке,  и  ему  ничего  не  оставалось  , как  сознаться в  преступлении.  В  оправдание  Витька    бубнил, что не  знал  о новом  способе посадки  моркови, просил  прощения и  в  довершении  всего – расплакался.  Витькина  мать  пообещала  Степаниде  возместить  убытки  осенним  урожаем и на  этом  разошлись  с  миром.