Обзор конкурсных произведений. Олег Горшков
И ещё одно небольшое предварительное замечание. Сопереживание – это удивительное, зачастую, неизъяснимое чувство. Вы замечали, что, как правило, оно, когда речь идёт о стихах, возникает из интонации, подробностей, каких-то неуловимых, ускользающих из поля рациональных объяснений малостей, которые придают тексту дух личного, а потому, самобытного, «самостоящего» и уже тем ценного свидетельства о человеке. И «предмет», тема высказывания ничего не меняет в этой парадигме взаимоотношений автора и читателя. Сопереживаешь не символам, сопереживаешь человеку. Сопереживаешь тогда, когда чувствуешь, как текст превращается в документ, запечатлевший нечто подлинное о живой человеческой душе со всеми её сомнениями, разочарованиями, ностальгиями по прошлому и настоящему. И, как ни странно, чем больше в стихах личного, частного, отдельного, тем явственней за ними проступает общее, целое, присущее времени, как таковому.
Прошу прощения у авторов, чьи произведения не будут упомянуты в этом коротком обзоре, но речь в нём пойдёт только о тех стихотворениях, которые, действительно, побудили меня к сопереживанию. Их очень немного. Что же касается остальных представленных на конкурс работ, то давайте отнесем все умолчания на счет возможной бесчувственности, непонятливости и привередливости автора обзора. Говорю это совершенно серьезно.
Ну, а теперь те несколько стихотворений, которые хотелось бы отметить.
Автор 6. Оценка 28 (13+15) баллов.
Через топкий образ «усопших вещей» происходит то самое чудо сопричастности, о котором я говорил выше. Автор перебирает и повторяет имена вещей. Но это ведь не просто узнаваемый перечень примет времени, бытия и бытования в нём. Здесь явлено какое-то глубинное, сущностное понимание метафизической природы вещей, вмещающих мир и время, уходящих и умирающих вместе с этим временем и миром. И в этот диалог, в эту слепую глухомань вызванного из небытия прошлого, действительно, хочется погружаться, следовать за автором, одушевляющим и оживляющим усопшие вещи. И «детскость», «зрячесть», «пристальность» предметов – это ведь, прежде всего, свидетельство детскости и пристальности взгляда того, кто смотри на вещи, того кто ведет беспокойный диалог с самим собой и временем. Вчитываясь в эти стихи, понимаешь, что времена никуда не уходят, не исчезают бесследно. Они остаются и живут в нас самих. Мы окликаем друг друга. Так было и будет всегда. В общем, откликаясь на последнюю строчку, скажу – и звучит, и пахнет, и светит.
Автор 5. Оценка – 27 (13+14) баллов.
В этом стихотворении «воздух века» тоже не вещь в себе. Он распознается благодаря интроспекции, негромкому и очень личностному звучанию. Не случайно в 12 строк уместилось так много имён собственных. И если уж называть вещи свои именами, век, которому посвящены эти строки, уместился, на самом деле, в едва уловимый промельк времени. Дата в титуле стихов о многом говорит. Всё закончилось очень быстро, слишком быстро. Но этот промельк определил мировосприятие и судьбу целого поколения. «Свободно и легко» - это ведь сказано не только и не столько о чтении стихов, это эпитеты той мимолетной эпохи перемен. И хотя я не самый большой поклонник творчества упомянутого в тексте Губанова, но даже его присутствие не нарушает органичности целого. Здесь и метрика, и слегка захлебывающаяся, окрыленная интонация, и сам тезаурус, семантическая направленность речи с её «шипучим воздухом» и «серебряными нитями» – всё сообщается друг с другом и создает по-настоящему живой портрет уже почти ушедшей к тому году эпохи. Оттепель в 65-м продолжалась ведь только в самих людях, в поколении людей, глотнувших свободы и почувствовавших её пьяный вкус. К шестьдесят пятому году только в них – в смешных лицедеях, пьющих «агдамы» у памятников и в подворотнях. И их лицедейство, их шутовская отчаянная бравада была, может быть, единственным способом сохранить в себе эту свободу. Очень хорошие стихи, в которых личное и поколенческое неотделимо друг от друга.
Автор 4. Оценка – 26 (12+14) баллов.
В этом, простом, на первый взгляд, стихотворении почти нет недостоверных или случайных слов. Зато, есть радость узнавания. Есть «крепленое», хмелящее и щемящее ощущение ностальгии по утраченной гармонии. И, опять-таки, речь идёт не о вселенской гармонии под пролетарскими знаменами и портретами Ильича, а, конечно, о чувстве внутреннего равновесия, некой дзенской срединности, если хотите. Или, может быть, об иллюзии обретения и утраты этого чувства. И даже подчеркнутая обыденность, утлость, рутинность праздника, всех его вещественных составляющих – портвешок в подворотне, сыр «Орбита», ноябрьская грязь – лишь усиливает эффект пасторальной устроенности канувшего пространства. А дополнительную рельефность этой, казалось бы, безвозвратно ушедшей натуре придает, в сущности, обмолвка о чуждости автора нынешнему веку – пустому и лживому. Вот из таких исповедальных обмолвок и состоит, может быть, поэзия.
И в заключение назову ещё несколько произведений, на мой взгляд, безусловно, заслуживающих быть отмеченными, но не пробудивших во мне на момент прочтения того сопереживания, которое вызывает необходимость поделиться собственным восприятием и пониманием. Но восприятие зыбких эстетических материй – штука лукавая и, повторюсь, часто не поддающаяся рациональному объяснению.
Автор 9. «Поколение» – 22 (12+10) баллов.
Автор 12. «Про Варьку-штукатурку» 21 (9+12) балл.
Автор 13. «Мне ли судить»?.. – 18 (9+9) баллов.
_________________________
Остальные произведения.
Автор 1. 12 баллов (8+4)
Автор 2. 6 баллов (2+4)
Автор 3. 15 баллов (9+6)
Автор 7. 0 баллов (0+0)
Автор 8. 14 баллов (9+5)
Автор 10. 8 баллов (4+4)
Автор 11. 12 баллов (6+6)
Всем – доброго времени!
Свидетельство о публикации №110120503632
Если и пытаться каким-то образом взвешивать на отдельных весах мышцы версификатора и зыбкие вещества, определяющие меру эмоционального, суггестивного воздействия стихов, то для меня едва ли не самым существенным свидетельством владения словом является образная и семантическая цельность поэтического высказывания. Орфография, синтаксис, просодия, органическое чувство дыхания текста, его размеров, периодов, метрических пауз и длиннот, способность слышать и умение управлять акустикой речи, создавая её гармоническое звучание, бойкое владение стилистическими настройками, всевозможными анафорами и прочими анакрузами – всё это второстепенно. Порой это даже комично. Всё равно, что стильный дорогой новый костюм, напяленный на огородное пугало.
В тексте под № 2 обнаружить какие-либо следы «технической» выразительности мне, честно говоря, не удалось. Четырехстопный амфибрахий. Ни единого тропа. Пара-тройка самых, что ни на есть, штампованных эпитетов – «волшебный сон», «старинная пластинка», «диковинная птица». Идиома – «косить под дурака». Словом, сплошь машинально проговариваемые банальности. Да, ещё есть не слишком удобоваримый, применительно к глаголу «общаюсь», эпитет «колко». Говорить колкости, колко разговаривать, колко отвечать – вполне приемлемые лексические обороты, но в конструкции «я общаюсь колко» есть, по-моему, некая напряженность, неустроенность. И происходит это, наверное, в силу ощущения обоюдности, общности заложенной в семантику слова «общение». Для меня это пример языковой глухоты, то есть глухоты восприятия, чувствования языка. Но гораздо более значимо в данном случае даже не это. Текст, на мой взгляд, являет собой абсолютно разрозненное, семантически и стилистически неорганизованное вербальное пространство. Что там за дымок, от которого щурится лирический герой? В помещении кто-то курит или на праздничный стол поставили дымящееся новогоднее блюдо? И зачем, для чего здесь вообще этот дымок, как он сообщается с контекстом? Он здесь сам по себе. В чём сакральный смысл уведомления о том, что кто-то не умеет настраивать гитару, в которой, к тому же, отсутствует один из колков? А ни в чём. Трудности настройки здесь тоже сами по себе. И так от слова к слову, от строки к строке. Вот, скажем, парная рифма из однокоренных слов «строим – устроим». Ради чего, собственно»? Ради очевидного, но мало оправданного перифраза слов из песенки бюрократа, исполняемой Гафтом в «Забытой мелодии для флейты»? Но в той песенке довольно изящное и точное попадание Рязанова в совкового бюрократа – «мы не пашем, не сеем, не строим./Мы гордимся общественным строем». Но кого и почему должна строить гитара, в то время, когда два человека встречают Старый Новый Год? Даже если у гитары не было бы недостачи по части колков. А каким образом связано с предшествующим текстом, почти камерным по своей направленности, внезапное гражданское прозрение о «стране, косящей под дурака и ходящей строем»? Отчего именно по праздникам страна, «рассредоточивается по трое»? Праздники всё же собирали людей за общим столом, а на троих соображали всё больше по будням. Третья строфа, опять-таки, никак не связана ни с первой, ни со второй. Радостно, конечно, за лирического героя, которому, снятся волшебные сны. Но, когда кому-то, обратите внимание, наяву, а не как-нибудь, снится, что он не морская свинка, остается только развести руками. Слава Богу, что явь всё-таки оказалась не такой жестокой, и всё обошлось обращением героя в диковинную поющую птицу. Нужны ли ещё какие-то обоснования, какие-то слова? Разве что – пой, птичка, пой…
Горшков Олег 12.12.2010 13:01 Заявить о нарушении
Надя Яга 12.12.2010 13:35 Заявить о нарушении
Горшков Олег 12.12.2010 15:51 Заявить о нарушении