поэма

СУДЬБА  КАЗАКА

ПОЭМА
По соседству от нас, очень близко
Жил казак Тимофей  удалой,
Хлеб растил на земле новомИнской,
На коне проносился стрелой.


Всем его одарила природа:
Ростом, статью, отважной душой.
В молодые бесстрашные годы
И любовь оказалась большой.


На красавице Марфе женился,
Детским смехом наполнился дом,
Но с семьею он вскоре простился
И уехал на друге гнедом.


Гарнизонная служба  в Тифлисе
Позвала за собой казака.
Был он смелым и хитрым по-лисьи,
А рука - и тверда, и крепка.


Князь Голицын заметил героя,
В Петербург конвоиром увез.
Тимофей каждой ночью сырою
Вспоминал про сияние гроз,


Про любимую Марфу, что пела
Колыбельную дочке в ночи,
Про акации в платьицах белых,
И как чайка над речкой кричит.


Бравый воин, высокий, с усами,
Он в лейб-гвардии царской служил.
Адъютанта за верность часами
Старый  князь, уходя, наградил.



Но казачья душа голубицей
Все стремилась в родные края,
Где  знакомые милые лица,
Где Марфуша, сады и поля.



Он уволился. Экая жалость!
Воротился без лишних затей.
И в семье появились на радость
Девять славных желанных детей.


Пролетели пять лет. Тимофея
Вновь призвали на службу к царю.
Для него словно ветер повеял
И зажег обновленья зарю.


Мировая война прогремела-
Добровольцем на фронт поспешил.
Смерть к нему приближаться не смела,
Отступала пред силой души.


На параде в подтянутом строе
Средь кубанских, донских казаков
Император заметил героя
И спросил у него: « Кто таков?»


« Тимофей по фамилии  Ящик», -
Отвечал, не робея, казак.
«Смелый воин, как барс настоящий!
Я беру его», - царь молвил так.


И сбылось дорогое желанье:
Государю подмогою быть.
 Он готов претерпеть расстоянья,
Чтоб великую жизнь разделить.


Пребывал с императором рядом
И не только в палатах резных,
А внимательным следовал взглядом
В лазаретах, на тропах войны.
 
Мать-царица нуждалась в конвое.
По приказу казак Тимофей
В Крым поехал за старой вдовою
Быть надежным помощником ей.


Он красивый и статный как прежде.
Дети помнят отцовский мундир,
И обшивку из шкуры медвежьей
На папахе носил конвоир.


Судьбы застило мглою кромешной,
Потрясенья сбирались как рать.
Заглянул в Новоминскую спешно,
Чтоб семейство с собою забрать.


Вместе с царской семьей голодали,
Хоть в богатом и жили дворце.
Черноморские синие дали
Оказались в тревожном кольце.


Непреклонность царицы и сила
Вдохновляли, спасали семью:
Не роптала, лишенья сносила
И дарила всем душу свою.


Но осада снята. Дочь царицы
Ожидала ребенка тогда.
Тимофей вместе с нею в станицу
Добирался  в лихие года.


Так  княгиня Великая Ольга
В хате белой сынка родила,
По пути претерпевшая столько,
В Новоминской покой обрела.


Тимофеевы дочки с охотой
Суетились вокруг малыша,
А для Ольги в приятных заботах
Жизнь станичная шла неспеша.


Воротился их ангел-хранитель,
Объявил об отъезде, не знал,
Что жену и родную обитель
Будет видеть лишь в сладостных снах.


Только горе-слеза окропила
На прощание губы его,
И Марфуша с молитвой крестила,
Провожая орла своего.


Верный службе, с опальной царицей
Оказался на датской земле.
Сколько ссылка такая продлится?
Дни грядущие были во мгле…


А на родине страшная смута:
Где тут друг, где тут враг, не понять.
Чьи- то души все ищут  приюта,
Чью- то боль никогда не унять.


В Новоминской беда лютовала.
Марфу взяли под строгий арест.
Как по детям она тосковала!
Все молилась, ждала благовест.


Скорый суд и расстрел учинили:
Завязали глаза у стены,
В укрывательстве вслух обвинили-
Их одиннадцать так казнены.


Попрощаться родных не пустили,
Убиенных отпеть не смогли,
Схоронили всех в братской могиле…
Лишь кровавые тени легли


В беззащитные детские души,
Что остались без мамы одни.
Время слезы конечно иссушит-
Только памяти вечны огни.


Настя, старшая, сестрам и братьям
Заменила и мать, и отца.
«Ах, когда же вернешься ты, батя?» -
Горевала она у крыльца.


А отец на чужбине метался:
Боль кричала в душе вороньем.
Понимал, что навеки расстался
С отчим домом, с любимой  семьей.


Смерть царицы Марии еще раз
Жизни смысл заслонила собой.
Стойкий, добрый и царственный образ
Стал не службой, скорее, - судьбой.

Этой женщине, старенькой, мудрой,
Предан был Тимофей до конца.
Без нее стало пасмурным утро,
И печаль не сходила с лица.


Он, огромный, саженного роста,
Вдруг ссутулился, сдался, поник.
Что осталось? Лишь долгие версты,
Одинокий, беспомощный крик.


Мысли все утопали в душистых
Самых светлых пшеничных полях
Да в Марфушином взоре лучистом,
В детских играх, в больших тополях.


« Ты прости меня, Марфа, родная:
Виноват, что оставил тебя,»-
Так просил, бесконечно страдая,
Их семейный портрет теребя.


Как там дети: все ль сыты, одеты?
На кого же похожи сыны?
Слал им деньги, посылки, приветы,
Но не гасло в нем чувство вины.


Двадцать семь - столько лет за границей
Прожил славный казак Тимофей,
А душа его раненой птицей
Притаилась средь пышных ветвей.


Горемыка вернулась в манящий
Край с высокой степною травой,
Ближе к тем, кто с фамилией Ящик,
В Новоминской остался живой.