В подвале Ада

Не говорите мне про фатализм,
Предначертанья с детства не приемлю,
Я выпала из неба в эту жизнь
Соринкой с ангельских ресниц на эту землю.

И, зачерпнув две радуги в ладонь,
Я каждый дождь раскладывала в призме
Своих восторгов под стихов гармонь,
Кто ж знал, что заражусь я этой жизнью.

Кто ж знал, что заболею я «весной»,
«Любовью к людям непреодолимой»,
И «яростью»,  и «миром», и «войной»,
Что буду жизнью я  почти  неизлечима.

Жизнь без меня – всего прокариот,
Живет со мной лишь тесным симбиозом.
А без меня  в анабиозе ждет
Вид подходящий, чтоб войти в тела  занозой.

Так  жизнь ко мне прибилась, как душа,
Прилипла к мозгу острой гипостомой
Я  начала  взволнованно дышать,
И обнаружились  все страшные симптомы.

В дожди и в снег я, словно скоморох,
Мир веселила шумом и азартом,
Был поцелуем каждый тихий вдох,
И каждый день, как  праздник, жег петарды.

Запретный плод оставив на потом,
Из ягод ела подгоревший пудинг,
Я вдребезги разбила метроном,
Что изменял темп самых важных судеб.

Моих печалей вязкий ореол,
Ночь затмевал в неистовой орбите,
И был диагноз строг, как приговор
«вернуть соринку к жизни тихих мидий».

«Уже процесс почти необратим.
Стандартная бессильна терапия»…
И ангел, что мне был как побратим,
Плашмя ударил светом в мое имя.

Связал меня он грубой бичевой,
И кутая в просторный черный хламис,
Он срезал нимб над  спящей головой,
И сбросил меня в пропасть под ногами.

Туда, где дождь вонзается, как дробь,
И неисправен огненный солярий,
И угли переходят резко в топь,
Не в такт рычат невидимые твари…

Зловещей грудой кровью дышит хлам,
Обманчиво продумано бесчинство,
И нерв любой, как червь,  - напополам,
Холодным потом от гостеприимства.

Гримасы воют вывихами скул,
И «небо» под узором вдовьих кружев
День маскирует тенью от фигур,
Которых миллионы, видно, дюжин.

Душа шептала: «Кайся и молись»,
Но жизнь во мне парила, словно сокол…
Вы думали, что Ад – есть самый низ?!
Нет, Ад – больница  для других пороков…

Короток список был моих грехов,
И самым страшным было любопытство
И пара эротических стихов,
И полигамное желание влюбиться.

Нет, для таких особый есть провал
Под адских недр крематорной коркой,
У Ада есть свой потайной подвал,
Ад рядом с ним – актерская гримерка.

Он предназначен не для душ-калек,
А для счастливо-светлых беспричинно…
Там падает всегда последний  снег,
И зона вечно в строгом карантине.

Там каракурты не плетут сетей,
И ослепительно сжигающие ночи,
И запах смоченных в слезах плетей
Знобит по шерсти даже адских гончих.

И жмутся в псарнях демоны на вой,
От криков тех, кто мертв чужою болью,
И разъедает  камни мостовой
Молчание с кроваво-слезной солью…

Да, в этом месте, Ад – всего мультфильм,
В открытой форточке Ад – словно планетарий.
Он кажется обычным и сквозь дым,
Когда ты задыхаешься в угаре…


…………………………………….
Без сна, вниз головой, как нетопырь,
Меня подвесили на паутине лестниц,
И, в волосы втирая нашатырь,
От жизни избавляют сотый месяц.

И ждут, чтобы очаг во мне погас
«Инфекций жизни», словно вкус наливки.
Ведь в радужную оболочку глаз
От жизни сделана  смертельная прививка.