Алтайские зарисовки. Зарисовка седьмая

                ЕВДОКИЯ.

Загружаемся из-под комбайна картошкой. Продолговатая, розовая, она барабанной дробью сыплется в железный кузов самосвала, осаживая рессоры. Около машины  останавливается председательский уазик:
  – Отвезите картофель на свиноферму.
Свиноферма – это  самая дальняя ферма в самой маленькой деревеньке колхоза – Дресвянке. Успеть бы  вернуться засветло. Самосвал, тяжело урча мотором, поплелся по грунтовке. Просёлок петляет среди небольших квадратов полей, отвоёванных у леса, или
ныряет в сумеречный полумрак тайги.
Тайга в эту пору особенно хороша.
Осень, как взбалмошная девчонка, получившая в подарок  набор красок, размалевала в беспорядке всю картинку. Взгляд перебегает от одной краски к другой, и ничего нельзя понять в этом хаосе цвета. Лишь почти чёрный кедр изредка выйдет на дорогу и стоит исполином, охраняя мир и покой окрест.
Богата здешняя тайга зверьём, орехом, грибами. Водится барсук, ожиревший к зиме,
набегают кабаны, и наведывается местная красавица – рысь. Мелкие зверюшки: зайцы, белки, лисицы, широко представленный пернатый мир – всем хватает корма.
Прямо из леса вырастает  Дресвянка. Заспанный густой хвойный воздух и брехня собак, нарушаемая урчаньем мотора. Заведующая фермой, молодая мордовка, показывает,
где свалить картофель. Машина сдаёт назад, поднимает кузов… Вдруг задние колёса проседают до самого дифференциала. Все попытки выбраться из этого плена безрезультатны.  Усталых и голодных нас быстро сморил сон в тёплой деревенской избе.
Утром с рассветом надо шагать в ближайшую деревню за трактором.
  – А ты езжай с Евдокией. Она зараз туда собирается.
Евдокия, как мне объяснили, колхозный хлебовоз, а заодно и почтальон. На кобылке,
серенькой и неприглядной, развозит она по деревням и станам хлеб с колхозного хлебозавода – уютного, чистенького, с самым современным оборудованием
Невысокая, хрупкая, ничем не приметная с первого взгляда женщина в белом платочке и плюшевом жакете, встретила меня милым голоском и добрыми с лукавинкой
глазами. Пожалуй, это было самое привлекательное в этой женщине. Необыкновенно голубые, почти синие, с длинными, как у дорогой куклы, ресницами, затянутые дымкой загадочности, они сразу обвораживали до немоты. Как такие глаза достались этой женщине – загадка природы.
 – Ты подожди, милок. Сейчас жеребчика покормим и тронем, – прожурчала Евдокия.
Такой же, как мама. Серенький с белой звёздочкой на лбу, на тоненьких ножках жеребёночек, засунув мордочку под материнское брюхо. Чмокал, посасывая молоко.
Изредка отрываясь от этого занятия, он поворачивал мордашку к Евдокии, и на его нежных, мягких губах виднелись белые капельки.
 – Пей, пей, сынок, – ласково приговаривала хозяйка, и жеребёночек снова совался  к материнским сосцам. Кобылка косила розовый глаз, фыркала, но стояла смирно, не мешая своему единственному и, может быть, последнему дитю. Насытившись, жеребёнок взбрыкнул ножками и запрыгал из стороны в сторону, затем расставил пошире нетвёрдые ноги, сделал своё дело, и Евдокия стала запрягать Ласточку.
Путь-дорога неблизкая – 12км. Сели рядом. Разговариваем про разные разности. 10 лет уже возит Евдокия хлеб, письма и газеты по всем деревням. Бывает и заночует где,  чтоб
не возвращаться ночью. Живёт  одна, дети разлетелись по свету, вдовствует который год.
Телегу потряхивает на выбоинах. Тишина кругом  такая, что слышно, как где-то в деревне заводят трактор. Солнце, тайга и не большое, уже перепаханное поле, вдоль которого протянулась дорога, настраивает на лирический лад. И вдруг Евдокия запевает:
– Степь да степь кругом…
голос у неё мягкий, грудной, просторный.
… В той степи глухой…
Я невольно начинаю подтягивать, и над тишиной  парит раздольная песня.
… А коней моих отдай батюшке.
Песня набирает силу, разливается по полю. Ласточка, наверное, привыкшая к такому, равномерно переставляет кованые копыта, лишь жеребёнок подбежит к телеге, прядёт ушами и, наслушавшись песни, несётся впереди, словно песня пробудила в нём забытую удаль ямщицких перегонов.
Песню заглушил треск дизеля. Нам навстречу из-за увала вывернулся трактор, тянущий тележку с бочкой обрата для фермы. Мы расстаёмся с Евдокией.
– Спасибо Вам за песню.
Я пересаживаюсь в кабину к трактористу, а Евдокия, пахнущая хлебом и молоком, женщина с удивительными глазами и красивой русской душой, скрывается за увалом, развозя людям добро.