нашел свой ранний текст

Сегодня позвонила Ирина Цыгальская, литератор, и сообщила, что нашла в архиве журнала "Даугава" (временно не издается) один мой старый текст. Этот текст ей нужен для одного из ее новых проектов (сообщать о котором общественности, полагаю, покамест рановато). Жанр этого текста - этюд (на рассказ - не тянет). Вобщем-то я и писал его по заданию своего руководителя в Литинституте, а задание было таково: описать природный пейзаж. Я задание выполнил на "отлично", только никому не понравилась концовка (где вдруг ни с того ни сего "в кадре" появляется известный артист). Затем я предложил этот текст "Даугаве" (был ли он опубликован, я даже не помню). Рукопись также попала к преподавателю Латвийского университета, филологу Дарье Невской, которая составила несколько школьных учебников по русскому языку и литературе, и Дарья включила моего "Путешественника" в один из них. Но ей также не понравилась концовка с артистом, и она сказала, что опубликует без нее, и это будет задание для школьников - дописать концовку самостоятельно. Этого учебника я так и не разыскал, а Дарья не помнит, в каком именно из ее учебников опубликован мой текст. Рукопись была мною утеряна, э-файл также. И вот - текст нашелся. Публикую без изменений, уж какой есть:

ПУТЕШЕСТВЕННИК

пейзажный этюд

Мне двенадцать лет. Я стою на берегу залива и смотрю, как пара кораблей, кажущихся с берега лишь черными штрихами на линии горизонта, плывут один за другим в сторону маяка. Может показаться, что они неподвижны, но это обман: если закрыть глаза на минуту, а потом открыть, то видно, что корабли немного сместились вправо. Погода сегодня ясная, в небе ни облачка, и хорошо просматривается изогнутое подковой очертание залива. По всему пляжу, вдоль берега, расположены полосатые кабинки для переодевания, деревянные скамейки, детские площадки и площадки для игры в волейбол, – издалека видно только, как взлетают подбрасываемые вверх мячи, и падают вниз – сотни белых волейбольных мячей.
Небольшие волны набегают на берег и слизывают постепенно песчаные замки, что лепят дети: сначала вода подмывает сооружение снизу, потом вся эта причудливая конструкция рушится и размывается окнчательно. Но строители неутомимы. Маленькая девочка в большой панаме воздвигает сначала фундамент, потом зачерпывает песок со дна и льет темно-серую жижу, – зачерпывает еще и снова льет. Песок застывает в самых разнообразных немыслимых формах, растут вверх стены и башни, и все это так фантастично, как не придумает и самый изобретательный архитектор. Весь берег, и вправо, и влево от меня, усеян песчаными замками и городами: некоторые дети работают совместно, по нескольку человек, – у них получаются гигантские сооружения с зубцами на стенах, эркерами, мостами и улицами.

Я оглядываюсь и ищу глазами своего друга, Витьку. Витька очень занят: он висит на турнике, болтая ногами, и пытается подтянуться; рядом стоит его отец, атлет-средневес, подбадривает Витьку голосом и крепкими шлепками по филейной части.

Ветер дует мне в лицо. Шум сосен, которые растут на возвышении, за дюнами, почти не слышим: ветер относит его в другую сторону. Слышно лишь звонкое хлопанье волейбольных мячей, тявканье болонок, детские писки, шелест велосипедных шин по песку, болтовню курортников, ругань футболистов, да иногда пробежит вдоль берега, тяжело дыша, какой-нибудь любитель здорового образа жизни. Из воды выходит парень в маске и ластах. Он развлекает свою компанию, лежащую наподалеку на песке, не снимая ласт. Бегущий человек в ластах похож на лягушку из мультфильма, – ему приходится высоко задирать ноги, чтобы не упасть. Мужчина в шортах сосредоточенно запускает красного воздушного змея с кошачьими, нарисованными черным, глазами. Кажется, что змей качает головой. У мужчины такое серьезное и строгое выражение лица, что можно подумать, будто бы он занят каким-нибудь архиважным делом, а не игрой. Он хмурится, натягивая леску, не обращая внимания на десяток мальчишек, которые вьются поблизости. Наконец, змей падает в море, как-то жалко и виновато вильнув на прощанье своим разноцветным хвостом.

Я вхожу в воду; у самого берега она прозрачна, и хорошо видна ребристая поверхность дна, камешки, ракушки, почерневшие щепки и зеленые бутылочные осколки, обточенные водою. Водоросли путаются между пальцев; похожие на диковинные тропические растения, они, вытянутые из воды на воздух, теряют свою экзотическую красоту и становятся похожими на обычную тряпку.

Смотрю внимательно на воду: сейчас у берега затаились в неподвижности, слившись с дном, целые косяки небольших, с ладонь, серого цвета рыб. Лишь когда подбираюсь к ним вплотную, они срываются с места и удирают от берега с невероятной скоростью

Большое июльское солнце стоит в зените, раскаленное до металлического блеска. Приходится идти долго, через три-четыре отмели, прежде чем удается добраться до настоящей глубины.
Я плыву брассом, то ныряя, то выныривая. Вдохнув поглубже, пытаюсь достать до дна. Вода очень мутная и дальше одного метра ничего не видно. Натыкаюсь руками на что-то длинное и округлое, оказавшееся затонувшим бревном, – осколком давнего кораблекрушенья, не иначе. Переворачиваюсь и смотрю сквозь толщу воды вверх: очень-очень слабо просвечивает серебряный диск – Солнце.

Вижу, как возле самых моих глаз проплывают мельчайшие водоросли, похожие на бактерий под микроскопом. Пытаюсь что-нибудь сказать, – получается: быр-быр-быр, – и вверх устремляются крупные пузыри воздуха, дрожа и меняя форму, как живые.

Сильно оттолкнувшись от дна обеими ногами, плыву вверх; вынырнув, жадно и глубоко дышу. Прямо перед моим носом оказывается красный пластиковый буй размером с баскетбольный мяч, который слегка покачиваетя на воде. Я повисаю на нем, обхватив обеими руками; хочу погрузить его под воду, но веса моего тела для этого недостаточно; тогда я подтягиваюсь и пытаюсь сесть на буй верхом. Но теряю равновесие и шлепаюсь в воду.

Метрах в пятидесяти от меня – большой белый катамаран со спущенным парусом. Трое мужчин сидят на носовой части спиной ко мне. Катамаран очень велик: на таком, наверное, можно плавать и в океане. Я подплываю к нему со стороны кормы; на белых, гладких, блестящих, глянцевых боках его играют блики отражающегося от воды солнечного света. Катамаран слегка покачивается, и слышится негромкое: хлюп-хлюп-хлюп. Я притрагиваюсь ладонями к корме и слушаю звуки музыки из транзисторного приемника, голоса яхтсменов: говорят по-эстонски. Надо мной промелькнула тень: подняли парус. Очень медленно, со скоростью пешехода, катамаран начинает движение. Я успеваю схватиться за какую-то загогулину у кормы. Судно набирает скорость, а я – вместе с ним. Держусь обеими руками, свободно вытянув расслабленное тело. Катамаран плывет не так быстро, как моторный катер, но скорость его все же велика. Я стараюсь держать голову повыше, чтобы вода не захлестывала лицо. Мы плывем вдоль береговой линии; я вытягиваюсь в струну, скользя по воде. Мимо нас, наклонившись так, что задевает поверхность воды, проносится спортсмен на парусной доске; и белая доска, и он сам, его жилет и волосы – мокры и блестят. Он делает поворот, и на какое-то мгновение наши взгляды встречаются; я вижу в его глазах недоуменье. Он, отвлекшись на миг, теряет управление и вместе с треугольным парусом своим падает в воду.

Вокруг катамарана кружат чайки: с борта им кидают кусочки чего-то съедобного, и чайки ловят это клювами на лету – почти у самой воды.

Я не сразу замечаю, что катамаран повернул и плывет уже от берега – в море. Когда замечаю и оборачиваюсь назад, то становится страшновато: берег далеко. Жалко бросать такую игрушку, но приходится: еще чуть-чуть и будет поздно, – придется звать тогда на помощь. Разжимаю руки и какое-то мгновение плыву по инерции. Держусь на воде и смотрю, как катамаран уплывает от меня, уменьшаясь в размерах, оставляя за собой двойной след, и вскоре превращается в белое, – как мазок краски на холсте, – пятно на фоне синего.

Надо плыть обратно, и мне становится не по себе. Плыву сначала брассом, чтобы отдохнуть, переворачиваюсь на спину и работаю одними ногами, поднимая фонтанчики брызг. Высоко-высоко в небе, наискосок, по диагонали, летят, параллельно друг другу, два реактивных самолета, – один чуть впереди другого,  – оставляя за собой молочно-белые дорожки. На ясном голубом небе эти следы выделяются четко – узкие и плотные в начале, они расширяются к концу и становятся бледнее и бледнее, пока совсем не растворяются в небе, – как сливки в воде.

Наконец, я доплываю до буев, которые расположены один за другим параллельно берегу. На одном из них сидит чайка, – все птицы почему-то имеют очень серьезный и деловитый вид, – заметив меня, она, на всякий случай, отлетает подальше и приводняется. Берег уже совсем близко: я вижу пляжников, купальщиков, велосипедистов; дюны, засаженные зелеными кустами; сосны, за которыми кое-где проглядывают жестяные крыши дач. По берегу проезжает патрульная машина; мороженщик катит свою желтую тележку о двух колесах; два мальчика набирают воды в ладони и гоняются за третьим. Оттуда, где растут сосны, с крутой дорожки, скатился отчаянный велосипедист; его расстегнутая рубашка развевается от встречного ветра; когда велосипед на высокой скорости попадает передним колесом с твердой поверхности на мягкий, сухой песок, велосипедисту требуется приложить всё своё умение и силу, чтобы сохранить равновесие, – колеса вязнут в песке, виляют, – велосипедист едва не вылетает из седла через руль, но, круто завернув, взметнув задним колесом веер песка, останавливается, опершись на левую ногу.

На первой мели, – до которой мне удается дотянуться ногами, – вода оказывается по подбородок. Плыву дальше, и за следующей могу уже не плыть, а идти. Только сейчас чувствую, насколько сильно я устал и замерз. Меня слегка пошатывает, я весь сжимаюсь от ветра, дующего мне в спину; мышцы напрягаются, я весь дрожу, обхватив плечи руками, и как можно быстрее иду к берегу. Оглядываюсь назад: катамаран уже скрылся из виду, а вместо двух кораблей на горизонте виден только один.

Я вышел на берег очень далеко от того места, где оставил одежду, и всматриваюсь вдаль, пытаясь определить расстоянье. Неожиданно встречаюсь глазами с мужчиной, в котором узнаю артиста Хазанова (весь город обклеен афишами). Он прогуливается по берегу с двумя дамами. На них легкая летняя одежда. В руках артист держит небольшую красную нераспустившуюся розу.

Я пристально смотрю на него, стуча зубами; он также внимательно изучает меня.

Когда они проходят мимо, я слышу голос артиста: «Как они могут купаться в такой воде? Мне на Балтийское море даже смотреть холодно».

Прежде чем искать свою одежду, я падаю на песок, нагретый солнцем, лежу на животе, потом переворачиваюсь на спину, вываливаясь в песке, как сырая рыба в панировочных сухарях. Перестаю дрожать, постепенно расслабляясь. Закрываю глаза, – сквозь кожу век пробивается солнечный свет, поэтому веки кажутся красными. Потом перед глазами начинают мелькать золотистые искры и черные точки. Засыпаю...

Москва – Рига, 1997 г.