Пассажи. О великом князе иных и прочих

Потомственный дворянин и теоретик народной любви Владимир Ильич Ульянов народился на тогда ещё белый свет в 1870 году с редким, но крайне трудно излечимым в средней полосе России анамнезом – синдромом мировой революции. Как показывают исследования З. Фрейда, первопричиной таких расстройств могут служить как систематический аскетизм, так и половая распущенность, соединённые в обоих случаях с защемлением позвоночника и шейной магнитной аномалией (необъяснимая наукой способность человеческой шеи притягивать металлические предметы – вилки, ножи, гвозди, пули, бомбы и т. д.).

Ещё в 1887 году он бросил свой первый мессидж российскому обществу. Сконнектившись с иными представителями маргинального российского народолюбия, юный Володя подал за собственной подписью петицию императору Александру Александровичу с требованием исключить его из состава действительных студентов Казанского университета, ввиду нежелания образовываться как социальный субъект в императорских учебных заведениях. Господин (с 1917 г. – товарищ) Ульянов, конечно, прекрасно был осведомлён о том, что других заведений, кроме как императорские, в империи не заведено, знал и то, что в конце концов перестанет выкобениваться и окончит юридический факультет вполне себе императорского Санкт-Петербургского университета. Но желание говнить с детства было у Володеньки неискоренимым. Дело в том, что некоторое время назад был повешен его старший брат Саша, который, с точки зрения Владимира, явился, несомненно, полнейшим кретином, готовя покушение на царя в то время, как политически грамотное существо, обладающее способностью к критике и самокритике и умеющее отделять зёрна от плевел (в данном случае – производственные силы от производственных отношений), начало бы разваливать империю с другой стороны – ясно и безапелляционно заявив о своём существовании перед лицом властей предержащих. Дескать, приезжая в столицы, так там и скажите: «Живёт-де помещик Пётр Иванович Бобчинский». Перформанс, который креативный студент разыграл перед наивным самодержцем, естественно, нашёл свою аудиторию. Тем более, что старшие братья досточтимого П.И. Бобчинского бомб в царей не кидали, а потому и запомнить оного было много сложнее. С тех пор матушка господина Ульянова – М.А. Бланк пользовалась неизменным уважением при дворе и личным расположением августейшего, как фрейлина двора и рачительная воспитательница столь самоотверженных ублюдков.

Так или иначе, начитавшись всякой беллетристической дребедени на экономические темы и вынеся из неё суждения о том, что Г. Гегель – «не учёл», Л. Фейербах – «недодумал», Л. Толстой – был «политически ограниченным крепостником», Б. Дизраэли и У. Гладстон – «****ями», а Э. Бернштейн – «политической проституткой», Ульянов решил сколотить собственную партию, предусмотрительно шкерясь за кликухами «Тулин», «Ильин» и «Ленин». Собственно, партия Ульянову была на фиг не нужна. Однако нормальные человеческие желания пожить на государственных харчах в «Крестах», совершить бесплатное турне по Сибири по принципу «всё включено» и попить премиального, фильтрованного светлого пива в Швейцарской конфедерации за чей-нибудь счёт взяли верх над нормальной же склонностью любого человека грести под себя и ни с кем не делиться своей славой. Впрочем, когда в 1903 году «жидовское подполье» вылезло из своих нор и, вдохновляемое Г. Плехановым и Л. Мартовым, стало «грезить бесплодными чаяниями» о парламентаризме и реформаторском пути развития, В. Ульянов немедленно отыскал способ назвать себя и своих прихлебателей «большими», а ренегатов и нехристей – «маленькими». А всех тех, кто осмеливался жалеть оказавшихся в меньшинстве товарищей, он со свойственными ему грубостью и прямотой наотмашь обвинял в «достоевщине», откреститься от чего невозможно было никак, поскольку Фёдора Михайловича сплошь читали все, кроме самого Владимира Ильича.
Не веря в правдивость царской болтовни о созыве народного представительства в лице Государственной думы, Ульянов, на первый взгляд, опрометчиво отказался от участия в выборах в первую думу. В сущности, и здесь Ильич оказался солидарен с монаршими особами. Не выдержав хамских предложений меньшевиков и эсеров об ответственном перед быдлом правительстве, Николай II первую думу распустил. Затем распустил и вторую, в которой, впрочем, большевики уже участвовали. Естественно, это не было инициативой Ульянова, однако уже тогда И. Сталин требовал придумать себе должность. «Депутат Государственной думы – для этого грубияна и азиата», - думал Ильич. – «нет лучшего прозвища». И в то время, когда 12 депутатов – товарищей  по партии – вовсю горлопанили об иге «распутинщины», дальновидный Ильич спокойно относился к анальным контактам тобольского крестьянина со всем императорским двором, ибо, с его точки зрения, это было абсолютно политически целесообразно и исторически справедливо, когда представитель угнетённого класса запросто и безнаказанно мог нагнуть любого субъекта класса эксплуатирующего. Собственно, половые акты Григория Ефимовича Ульянов считал главным прообразом грядущей российской революции.

Февральские события 1917 года застали Владимира Ильича в состоянии пищевого отравления от прокисшего пива и невозможно пахнущего загнивающего европейского капитализма. Кроме того, его надежда и опора, десятилетиями проверенная лакмусовая бумажка разнородной хрени и безобразия – царская власть – приказала долго жить. В этих условиях Ленин (теперь его можно уже звать так) решил по-быстрому поднять российскую корону из грязи, но для этого ему срочно нужен был титул. Получив пособия по безработице, инвалидности, многодетности и сиротству на 300 лет вперёд от германского императора Вильгельма II, с которым, как и со всеми остальными монархами, как мы знаем, он был на короткой ноге, Ленин срочно двинул в Питер. Уже на перроне Финляндского вокзала, распыляясь на всякие неотрефлексированные им самим хорошенько бредни, Ильич, который, как и Цезарь, мог одновременно шить, сажать и препровождать, сочинял текст своего послания гражданину Романову Н.А. в Тобольск. Изучив внимательно полный царский титул и найдя, что своенравный самодержец ни в жизнь не откажется от Югры или Самоедов, Ильич написал следующее: «Уважаемый бывший государь Николай Александрович, памятуя о моей давней дружбе с Вашим семейством, прошу Вас за сходную сумму предоставить мне часть своего титула, а именно – “великий князь иных”. С коммунистическим приветом, искренне Ваш, дворянин Ульянов». Несколько удивившись столь неординарной просьбе, гражданин Романов таки дал согласие на эту авантюру за ежедневную выдачу корзины яиц, крынки молока, а также бесплатную подписку на черносотенную периодику, о чём и было пропечатано в тобольских газетах.

Обретя таким образом долгожданную монархическую власть, Ильич принялся срочно консолидировать Иных. Этих человеческих особей, рождавшихся сразу в ушанках и валенках, начинавших пить, курить и материться прежде, чем у их матерей заканчивалось молоко, а также предпочитавших селиться по 15-20 человек в одной восемнадцатиметровой комнате, выгодно отличало их практически полное бессмертие. Летальный исход у Иного наступал только в двух случаях: от эпилептического припадка при виде православного попа и от неукротимой рвоты при воспоминании о крепостном праве. Поскольку Ленин не был народником, то напоминать о последнем ему было недосуг. Что касается первого, то в порядке партийной дисциплины ксёндзу Дзержинскому, иерею Микояну и дьякону Сталину пришлось сложить с себя духовные полномочия. Обеспечив этим нехитрым способом полную поддержку Иных, Ильич, опасаясь провала, настрочил скучающему в Сибири царю ещё одну телеграмму: «Зная о Ваших бедствиях, предлагаю выкупить на паритетных началах ещё один титул – “и прочая, и прочая, и прочая”. Уверяю, что за оказанные услуги, ЦК о Вас не забудет». Как известно из дальнейшего, ЦК действительно не забыло всех услуг отставленного государя, но это тема другой статьи. Так или иначе, бывший Николай II продал данный титул с единственным требованием – указывать при упоминании сведения об интеллектуальном праве на название титула.

Прочие, состоявшие из гоблинов, орков, лепреконов, троллей, хоббитов, шайтанов и водяных, обладали одной-единственной, но крайне важной для захвата власти над всей Россией полезной способностью – без ведома больного вступать в соитие с любым представителем русского народа и порождать от него многочисленное потомство, фенотипически напоминающее человека, но по мировоззрению являющееся орком, троллем и далее по тексту. Чудеса селекции, невиданные даже в условиях специфической некошерной демократии А. Гитлера, дали свои плоды и, объединив в единую мощную силу Иных и Прочих, Владимир Ильич достиг абсолютной власти над Россией всего лишь под холостой залп списанной в металлолом «Авроры» (так, для смеху).

Время проходит, но непокобелимый симбиоз Иных и Прочих обеспечивает мощь и единство Российской Державы. Проникнув во все сферы общественной жизни: политику, экономику, культуру и др., они безраздельно и монопольно, нога в ногу и с чувством глубокого удовлетворения ведут Россию к светлому будущему результатов запуска Большого Адронного Коллайдера. Да здравствует же вечно живой товарищ Ленин, великий князь иных, и прочая, и прочая, и прочая, дело которого процветает и будет цвести в веках!