Ген сибирского характера 1. Современник Писарро

эссе
 
Современник  Писарро и  Дрейка, спустя пять десятков лет  после гибели Магеллана от стрел и копий  островитян, Ермак  в примечательном  "дежа вю"  повторил   «сценарий» смерти  первооткрывателя - «кругосветчика». Но только  на другом конце Земли, о шарообразности которой  в те времена уже  знали.  Казачий атаман пал в бою в устье впадения Вагая в Иртыш от рук татар.  С тех пор Ермак давно стал образом – каноном, символом-архетипом, поняв суть которого, мы можем приблизиться к смыслу  слов «сибиряк», «сибирский характер».

Конквистадор в панцире железном – казачий Ланцелот

Подобно  тому, как  в 1531 году Писарро одолел  горные тропы  Анд, чтобы  непостижимым образом покорить могущественную  империю Инков,  в 1582 году  Ермак, поднявшись по реке Чусовой,  перевалил через Урал, чтобы  завоевать Сибирь. Сколь бы не далеки были  географически друг от друга  Латинская Америка, Полинезийский архипелаг и Западная Сибирь, проведение параллелей между  жизненными установками и мировоззренческими представлениями   овеянных легендами  исторических личностей, сыгравших ключевую роль в  новейшей истории присоединения земель к государствам-метрополиям, представляет шанс вырваться за пределы унылого буквализма. Вполне возможно, такое  сопоставление биографий даст нам в понимании характера и мотивов действий Ермака гораздо больше, чем перелопачивание довольно скудных  «прямых источников».  Тем более, что, знакомясь с фольклорными, летописными  и историческими  жизнеописаниями воспетого Кондратием Рылеевым атамана,  как бы сталкиваешься со словесными  портретами совершенно разных людей. Одни Ермака  слишком  демонизируют, представляя его предводителем варначьей шайки,  другие  -  канонизируют в качестве героя-воплощения христианских добродетелей. Историки и сочинители исторических романов не раз сетовали на то, что о самом Ермаке  мало что известно. Летописцы, «пиаря»  поход казачьего атамана в лучших традициях древнерусской литературы, прибегали к  параллелям из Библии и Гомера, но  практически ничего не сообщали о самом отважном предводителе похода.
На  написанном двести лет спустя после присоединения Сибири к России  портрете Ермака, он похож на переодетого в конкистадора Емельяна Пугачева или легендарного карибского пирата по кличке Черная Борода. Головной убор,  напоминающий кирасу. Панцирный доспех. Копье. Рукоять меча или сабли.  И, сколь это ни странно, воротник-волан, какие носили в Европе во времена открытия и завоевания Америки( портрет Франсиско Писарро как раз снабжен этой деталью парадного туалета идальго). И еще один атрибут в дополнение к впечатляющему  куртуазному набору - медальон - амулет на  цепи.   

Алексей Толстой, посвятивший харизматичному казачьему предводителю  один из эпизодов романа «Князь Серебряный», не даром и всю эпоху Ивана Грозного представил в сюжетных линиях рыцарского романа. Здесь приличествующие жанру  поэтические «кальки» с Вальтера Скотта: колдун, битва, сцена охоты, плохой рыцарь, хороший рыцарь.  И хотя Иоанн IY , конечно же, мало походил на короля Артура,  Ермаку выпала роль своеобразного Ланцелота. Ему, уже после падения Казани, предстояло добить золотордынского  дракона. Таковыми виделись современникам остатки враждебной Москве государственности, унаследованной от Чингисхана окраинными восточными землями. Не случайно пограничный с Золотой ордой Яик величался в песнях «Яиком-Горынычем».  Не стоит забывать и того, что уже  вступившая в эпоху реформации Европа, все еще грезила крестовыми походами. Да и в нашем отечестве были   созданы   вполне согласующийся с литературными изобретениями Кретьена де Труа  - «Слово о полку Игореве», и героический эпос «Задонщины». И если Гомер воспел Троянскую войну спустя 500 лет, словно вел репортаж с поля боя, то  и временной промежуток, отделяющий Ермака от  подвигов русских средневековых витязей, вряд ли мог изгладить в сознании казачьего воинства   эпические образы русских богатырей.  В эпоху же великих географических открытий и завоеваний новых земель «мода» на рыцарство переживала второе рождение.
  Христофор Колумб,  подобно Александру Македонскому стремясь достичь Индии, открыл Америку.  Ермаку по вполне сходным мотивам довелось «дооткрыть» Сибирь: до его дерзкого похода о землях за седым Уралом русским было известно не намного  больше, чем Геродоту о  Гиперборее. Ермак со товарищи  шли – в никуда, как и их европейские современники плыли – в неизведанное, уповая лишь на то, что Земля-круглая.    500  (по другим источникам втрое больше) казаков начавших углубляться в «сибирскую сельву», сплавляясь по реке Туре,  это столь же малое количество воинов, как и крошечный отряд Фрациско Писарро из 62 кавалеристов и 106 пехотинцев, оказавшийся в сердце империи инков лицом к лицу с сорокатысячной  армией. 170 авантюристов сумели  завоевать страну с почти что 6 миллионами населения! Более  30 «добрых стругов»(по 20 бойцов на каждом) Ермака оказались тем сокрушительным тараном, который  проломил  зияющую брешь в золотоордынской стене. Не удивительно ли!
Достойно восхищения   жившее в руках удалых мужичков плотницкое искусство воинов-викингов - умение срубить хоть острог, хоть корабль, сочетающееся с вдохновением православного миссионера, воздвигающего крытый осиновым «лемехом» бревенчатый храм там, где явится побуждающее к этому религиозному деянию знамение. Технологические достижения плотницкого искусства казаков, конечно, были несоизмеримы с уровнем флотостроения морских держав. Нечто подобное испанским галеонам стало сходить с российских верфей лишь при Петре  I. Но применимо к той ситуации, в которой действовал Ермак, путешествовавший не по морям и океанам, а по рекам, струги  были самыми оптимальными судами, сочетавшими в себе достаточно внушительную грузоподъемность водоизмещением в 6-8 тонн с возможностью легкого перенесения этих «чаек» по суше. И что немаловажно – строительство подобного флота не требовало  капиталовложений. Соорудить в походе струг для казаков было столь же естественным мероприятием, как, выдолбить из ствола дерева  каноэ - индейцу.  Мобильность, внезапность, легкость перемещения по воде и суше – все это во многом зависело от «транспортного средства», каковым и были весельные струги (в дальнейшем освоении Сибири–кочи)-парусники.   
  Владение приемами рукопашного боя профессиональных воинов (чего только стоит описание сабельного перехвата из правой руки в левую – прием «левши» Григория Мелехова у Шолохова!)  Натренированность не только в набегах и далеких походах, но и тяжелом физическом труде по хозяйству. Богатырские нравы казачьей сотни с удалыми игрищами на майдане. Ясное, оптимистичное, прямо-таки эллинистическое  восприятие мира. Когда все это слагалось в единый кулак, получалась несокрушимая сила.
Выходцы из испанских «терцин», закаленных в бесконечных стычках с маврами были, конечно, «машинами для убийства» несколько иного рода. Уже неэффективные против огнестрельного оружия на театрах боевых действий в старушке-Европе, их панцири были несокрушимы для стрел индейцев. Да и все еще хранящие в себе магическую силу Мерлина мечи из толедской стали  с массивными рукоятями – суть обоюдоострые разящие кресты паладинов, с помощью которых миссионеры без промедления отправляли грешников не куда-нибудь – в Рай. Что касается коней и достижений парусного флота, то они в восприятии индейцев были чем-то более фантастичным, чем даже поистине «инопланетный» пантеон их богов, до сих пор дающий уфологам богатую пищу для убедительных подтверждений посещения земли  представителями внеземного разума.