Желюро Женский любовный роман

         Посвящается Тане Скворцовой,
         инициатору. Вся ответственность
         за этот бред - на ней.

Весна! Природа оживает,
А вместе с ней и Гименей
Из-за границы прилетает
И порезвиться он желает
Над бедной Родиной моей.

Амур ( пацан довольно мерзкий)
Готов  своей  стрелою дерзкой
Пронзить  несчастные  сердца.
Любовь  доводит  до  конца
Бомжей и корпус министерский.

Не  понаслышке  знаю  это.
Что может возбудить  поэта
Сильней, чем злая песнь любви:
Остаться  с  Музой   визави,
Когда  она  тобой   раздета!

Ну что же, я готов начать,
Чтобы  поэма  увлекала
Мощней любого сериала,
Хотя в ней правде - не бывать.

                Глава  1.

В глуши, в Саратовской губернии,
Куда не дотянулись руки Берии,
И где народ разрушил пять церквей
Во  славу  Революции  своей,
(Хоть церковь никому и не мешала)
Одна  семья  простая  проживала.
 



(А было это во времени
                на границе поколений,
Которых в российском племени
                традиционно ждут
                в надежде изменений.)


И была в той семье красавица дочка !!!

Она  была  не  так уж  и  красива,
Но  так  жива, естественна, мила,
Что мужики,  стоявшие за пивом,
Смотрели вслед, а очередь….. прошла!

                Глава 2.

Как вы наверно догадались,
Мы с ней впервые повстречались
Пред стыком  череды  веков.
Она еще училась в школе,
Жила в родительской неволе
И почитала стариков.

Читать любила Таня с детства
И  ей досталося  в  наследство
Десятков пять прекрасных книг,
И  в  них - любовные  романы.
Их  яд,  как кошке  валерьяна,
В  девичий  ум  легко  проник.

«Он обдал ее жаром горячего, юного тела,
И она аж вспотела, как тела его захотела.
Серебрился закат, и над нею стрекозы летали….»
(Это Шаов придумал, а мы у него своровали.)

Души   такое   состоянье
Легко перевести в желанье
Познать превратности Любви,
Но что вокруг – сплошная скука,
Где принц  стреляющий  из лука
В лягушку ? Нету ! Се ля ви !

*  *  *
Так хочется услышать из толпы: -«Принцесса»,
Небрежно выходя к дворцу из «Мерседеса»,
Когда навстречу принцев шумный рой
В бой кинулся, чтоб завладеть рукой,
Чтоб от других на танец увести
И сети сладострастия плести.
                *  *  *
Увы, девчонке деревенской
Легко  в  отчаяние  впасть,
Пронзив  идеей декадентской
Души восторженную часть.
Какие,  к  черту,  кавалеры –
Одни   колхозники   вокруг.
Залить бы зенки им без меры,
Зажать в  углу и -  весь  досуг.
          *   *   *
Из деревенских всех парней
Лишь  трое  нравилися   ей.

                *    *    *
Павел.               
ЗавРайОНО  имела сына,       
Его дразнили –«Буратино»,
Хорош, умен, вот только нос
Длиною  пенис  перерос.
               *   *   *

Матвей.
У   ЗавНалога  тоже сын,
Постарше  и  всего один.
С отца, как юный пионер,
Во всем он верный брал пример
И, по  его  пойдя  стопам,
Стал рэкетиром по ларькам,
А видом, к сожаленью, был
Красив, как молодой дебил.
                *   *   *
Пётр.
Сын мэра был желанней всех,
Имел  у  девушек  успех,
Под крышей папиной взращен,
В  селе  торговлей  правил он.
Всегда в карманах денег звяк,
И  их  он  тратил, абы  как.
Ну  а   девичьи-то  сердца
На щедрость - словно на живца.
               *   *   *
Обзор закончив женихов,
Вернемся в глубину веков.

    Глава 3

Когда бы знать она могла
Семьи историю седую !
(На  что  всегда  я  негодую -
Родства  не помним, вот дела).
                *   *   *
Америка, век девятнадцатый, штат США Алабама,
Ад для рабов, толпы негров и хлопка поля,
Там, на плантации, сына родив, негритянская мама
В рай вознеслась, ты  прими  её  тело, земля.
Щелкает бич, разрывающий негра блестящую кожу,
Стонут Изауры в доме под гнётом хозяев-мужчин.
Блюз - эта песня тоски - вечерами завёт и тревожит:
Кто нам  поможет?  Господь,  если  только,  один.
В прочем, плантатор попался, на счастье, гуманный,
В дом негритёнка забрал и кормилицу даже нашел,
Томом назвал; он не знал, что поступок тот странный
К чудным последствиям в будущем семью привёл.
                *   *   *
Викторианского стиля огромный помещичий дом,
Парк, цветники и  сверкающий   пруд под холмом,
Плиткой  гранитной  дорожки  по  парку  бегут,
Стены  и врата стальные хозяев покой стерегут.
                *   *   *
Слуги в ливреях и горничных пёстрый букет-
Все под рукой, чтоб не  ведал забот господин:
Щелкнет легонько   кнутом,  и  ему  в кабинет
Верный  слуга  принесет  и  сигару  и  джин.
                (С тоником,  льдом
                и лимоном).
                *   *   *
Did  you  read, baby,
«Uncle Tom's Cabin»?
Достоевскому и Толстому
Далеко до Бичер-Стоу.
Рабства  запах  тлетворен,
Но посмотрите  в  корень:
Экономика Южного штата
В  жизни  рабов виновата!
(Им  не  нужна  зарплата,
Кнут – и трудись до заката.)
Успешно  такое  дельце
Служит рабовладельцам.
Но богатые тоже плачут,
Даже  крутые  «мачо»;
Когда в голове кукарача,
Не  купишь, увы, удачу!
                *   *   *
И  мы  переходим  плавно:
К чему? Да к «Песне о главном».
                *   *   *
Она была прекрасна, как заря,
Как чудный блеск волны на Миссисипи,
Один лишь взгляд, по правде говоря,
И наш герой покрылся крупной сыпью.
Влюбился так, что даже бросил пить,
Чем раньше, в основном, и увлекался,
Но сей  порок решил в себе убить
И с коллективом  дружеским расстался.
Горел   огонь  желания  в  крови,
Взаимности  он  долго добивался,
Да  вот беда: добился, год любви,
Болезнь жены; и он вдовцом остался.
         Примечание. Кстати, пить он бросил ненадолго:
                Тянет к коллективу чувство долга.
                *   *   *
Живет один  с дочуркою слепой,
(Последствие запойного угара)
Ему-то виски принесло покой,
А вот дитя постигла божья кара.
Чтоб в остальном порадовать отца,
Её природа щедро наградила:
В младенчестве нимало не чудила,
Не  чувствуя  тернового  венца,
Была  смышлена,  очень весела,
Красива в мать и голосок чудесный,
Короче,  всех  любимицей  была,
А звали Таней, говорю вам честно.
Не  совпаденье это, в жизни так
Случается  налево   и  направо
(Намесит связей наш Господь-чудак
И всё в народ, как в сточную канаву.)
Отец  дочурке  денег не жалел,
Ей бонн учёных нанял иностранных,
И  наш  детёныш  быстро  одолел
Премудрости аккордов фортепьянных,
Язык французский, мифы древних лет,
А как на негритянских барабанах
Она играла! Так,  не  видя  свет,
Ужасно   образованною  стала.
Кормилица, конечно негритянка,
Душой, её успехами цвела,
Хоть и была размером больше танка,
Но  слёзы  умиления  лила.
…………………………………
Так Таня потихонечку росла
И в доме всем любимою была.

                Глава 4

Том, между тем, был вниманьем господ не обижен,
Проще сказать, повезло негритенку вполне.
Был сообразителен он, хоть и очень подвижен,
Схватывал всё на лету, часто, даже вдвойне.
Пел   хорошо,  виртуозно  играл  на  гитаре,
Негром не пах совершенно, блюдя чистоту,
И по-английски, испански прекрасно гутарил,
Ну а работал садовником  в  барском  саду.
Слушая звук фортепьяно хозяйского дома,
Брал  он  гитару  и  музыку  сопровождал,
Классику нот дополняя канвою знакомой;
Странно, но этот дуэт превосходно звучал.
                *    *    *
Наш Том  хозяйку ангелом считал
И,  слепоту  её  не  замечая,
Частенько в парк гулять сопровождал,
Рассказами о мире развлекая.
Там шелест листьев, запахи цветов,
Журчание  воды в канавке сточной,
Вели её под пальм тенистый кров
Или на край пруда с травою сочной.
                *    *    *         
Бежали  годы,  Таня  расцвела,
Уже вполне сформировалось тело,
Которое  вдруг  ласки  захотело,
Ведь вместе с грудью чувственность росла.
Да, кстати, зная азбуку слепых,
Она романы дивные читала,
Страстям любовным сопереживала
И близко к сердцу принимала их.
В дневник писала девичьи мечты
(И пользовалась рамкой  специальной),
Духовный мир не терпит пустоты,
Как и желудок – пустоты банальной.
Вот  Таня,   просыпаясь  на  заре,
Вставать с постели нет, не торопилась
И вспоминала всё, что ей приснилось,
Прислушиваясь  к  шуму  во  дворе.
Ах, как прекрасен был воздушный князь,
Который вместе с ней парил над миром
И  называл  её  своим  кумиром,
При этом, ну нисколько, не смеясь!
Как отвлекает, всё же, шорох слуг
И запах супа «Гамбо» раздражает,
Которым свой желудок ублажает
Папа,  при  этом,  напевая  вслух:
                -«Ром, водка, виски и портвейн
                Несут  покой  душе  моей».
Вот шум ещё – раскаты барабана:
Опять сегодня Том поднялся рано
И  крокодилам  выбивает  гимн,
Которые   застыли   у   канавки:
Не сдобровать бегущей  мимо шавке
И  негритятам,  вкусненьким  таким.
Да, кстати, Том! Как мил он был вчера,
Когда букет из  роз пронёс по дому;
Их  нежный  запах  навевал истому
И   не   давал   покоя    до  утра.
А  вот  и запах  кофе, топот ног,
Служанкам лишь бы покормить скорее;
Мечты  им  недоступны,  видит Бог,
А в темноте, что может быть милее.

Жизнь движется? Бегут за днями дни,
Наполненные запахом и звуком:
Ну вот, опять из кухни пахнет луком,
Опять кухарка с кучером одни,
И поцелуи заглушают стуком.
Тоска, вот так бегут за днями дни!

               

               Глава 5

Однажды, в скуке, Таня собралась
И, нюхая, пошла гулять вдоль сада
Путём знакомым, сбоку шла ограда,
Не дав свободой насладиться всласть.
И, притомившись, вскоре улеглась
Она  на той лужайке,  где  канавка;
Там шёлком под рукой ложилась травка,
Её  погладить   Таня  собралась.
         *    *    *   
Рука зажала
Змеи кольцо,
И дышит жало
В её лицо,
Застыл морозно
Девичий крик,
Но Тома слёзный
Призыв настиг.
За миг полмили
Он пролетел,
Вы рот открыли,
А Том успел.   
Упало тело
Без головы,
Она шипела
Одна,  увы!
Змеиной кровью
Испачкан рот,
          Примечание.  Откусил голову.
Но Том с любовью
Глядит; и вот
Прильнула Таня,
Дрожит струной.
Том, ты в капкане!
Постой! Постой!
Так вас и ждали!
                (Ха-ха)
Отключен мозг;
Эх,   недодали
Вам в детстве розг!
           *    *    *   

Они рванулись в пароксизме страсти,
Слились в объятьях трепетно тела,
Твердели   выступающие   части,
Луна   светила  и  сирень  цвела.
А  может, не сирень, а орхидеи,
И  не  луна,  а  солнышка лучи?
Сие  не  важно:  я  подал  идею.
Читатель! Воображение включи!

             Глава 6

Представите ли вы: черничный джем
На поле свежевыпавшего снега.
………………………………………..
       Глава 7

С похмелья папа
Пошел гулять:
О, эта граппа,
Пора кончать.
Не применялся
У них рассол,
И гвоздь смеялся
И мозг колол.
Взмахнул мачете,
Гоняя  мух,
Движенья эти
Подняли дух.

И надо же такому вдруг случиться,
Что он зашёл за кустик помочиться.

Стоит, несчастный,
Оцепенев,
В душе гривастый
Вскипает лев,
Схватило тело
Параличом,
Завыть хотелось,
Да в горле ком,
И мысль бессвязна,
-«Не может быть!
Ну, всяко-разно,
Бросаю пить!»
 
А  распалённые  любовью
В клубок скрутилися тела,
И негра бровь с девичьей бровью
И  рот  со ртом им страсть свела.
В  оргазме  Таня  завопила,
И, пробудившись ото сна,
Отец вскричал с такою силой,
Что понял  Том:  ему  хана.
Он   от   летящего  мачете
Успел  частично ускакать,
Подробности опустим эти,
А то не сможете вы спать!
Том  пролетел  через  канаву
По  крокодиловой   спине,
И вслед за ним сомкнулись травы
И скрыли Тома в глубине.
Отец поднял обрубок члена,
Им  в  крокодила  запулил,
И, бросив Таню на колено,
От всей души ей вразумил.
-«Ну а теперь – на гауптвахту!
Эй, срочно нигера поймать!
А ты ручонки не барахтай,
Могу в сердцах и поломать».
            

             *     *      *
В  опале  Таня  под замком,
В болотах Миссисипи Том,
Не мил девчонке «белый свет»,
Когда в душе просвета нет.
 
            Глава 8

Жестокие  то  были  времена,
И вряд ли кто тогда представить мог,
Что чёрный негр, черней, чем Сатана,
Преступит  Дома  Белого  порог.
Однако, Том в болотах отдохнул,
Наелся  досыта  лягушек,  змей
И к северянам в армию рванул
Бороться там за равенство людей.
Папаша  запил  и,  залив  глаза,
За дочкой не следил в течении дней,
И,  в  страхе  порки кто б ему сказал,
Что стан  её  становится круглей?
Когда  ж кольнула истина в глаза,
Второй  удар  он  стойко перенёс:
Карета, порт, «Прости-прощай»- сказал,
И лайнер Таню к тётушке унёс.
                (Но, всё же, первым классом)
Не знал отец, как тяжек груз Пилатов,
Когда  умыл   он   руки,  дочь  сослав,
И ведь куда? В Россию, в глушь, в Саратов,
Родной  сестре  в хозяйство  навязав.
                *     *     *
Мадам  жила  в  имении  у  немца,
Сей  Юнгер  был  хозяином села,
Он в каждом русском видел лишь туземца,
И  управленье   всем  Аннет  вела.
Её  привёз   в  Россию из  Парижа
И  экономкой  сделал   неспроста,
Поскольку вдохновляла, ясно вижу,
Пруссака тонкий  шарм и  красота.
Одна  жена  их  радостям  мешала,
Но,  видно  по  ошибке,  на   обед
В  тарелку  как-то белена попала,
Имея с кашей общий вкус и цвет.
Бедняга сухость в горле ощутила,
Схватила кружку пива, Боже мой,
И жар кипящий залпом погасила
Не  пивом,  а  ядрёной   сулемой.
Расследование вёл уездный пристав,
Вердикт он  вынес ясно, без  затей:
-«Характер был у барыни неистов,
Не выдержало сердце жизни с ней».
Помещик погрустил совсем немного
И, подождав,  чтоб  траур миновал
Повёл девицу в храм и перед Богом
Аннет   женою   новою   назвал.
                *    *    *
Сюда, в деревню, после всех скитаний
Привёз  возок  сконфуженную  Таню.

                Глава 9.

Немножко привыкать американка стала
И даже мал-мала по-русски лопотала,
Но   время   ей   Господь   определил
От   бремени  успешно разрешиться;
Мальчонка смугленький  был вынужден родиться
И  размышлять  родню  поторопил.
Что делать с ним, поскольку не пристало
Чтобы  пятно  девицу  замарало?
Совет Аннет и мужа скорым был
И сдать цыганам пащенка решил.
                *     *     *
Как можно без цыган представить Русь?
Без карнавалов красочных цыганских?
Апологетом  быть  я  не  стыжусь,
Мне вечный путь дороже благ крестьянских.
К  тому  же  трудно табор  кочевой
Найти, где б не было младенца у цыганки
И  наш  недавно рожденный  герой
Плюс пять рублей, дал повод для гулянки.
                *     *     *
Ребёнка Будулаем нарекли
И воспитали в духе коммунизма,
К тому же в нём цыганская харизма
Смешалась с негритянским «ай-люли».
Отдали, кстати, в табор вместе с ним
Шкатулочку  из  шкуры  дикобраза:
На ней ни бриллианта нет, ни страза,
Открыть, как ни старались, не смогли.
Но по-английски надпись прочитали:
-«Откроется в  двухтысячном году»
И    матери   приёмной   передали.
                *    *    *
Ну всё, я в наше время перейду.

P.S. Не выдержит бумага никакая
        Рассказывать о жизни Будулая,
        Но  кое-что показано в кино,
        Хотя  и  приукрашено  оно.

                Глава 10

Итак, вернёмся мы к Татьяне нашей,
Которой не нашли в деревне краше
По  резвости  и  бойкости  ума,
Ведь это мы не сеем и не пашем,
А Таня с жизнью борется  сама.

Итак,  она   заканчивает   школу
И,  кажется,   уже   пора  решать,
Что за пути возможны слабу полу,
Чтобы успешной и богатой стать.
Конечно замуж. Что любви милее?
Не в универе ж ум свой надрывать,
К тому же, путь уже протоптан ею,
Чтобы  Матвея   суженым  назвать.
Не  зря  же  он  её   на танцы водит,
Кому-то, чтоб отвадить, морду бил,
И    постоянно    разговор   заводит
О   том,  что  никого  так  не любил.
И как-то раз, в «восьмёрке» с тонировкой,
Свернувши  в  бок от  поцелуев рот,
Она,  как  ей  казалось, очень ловко
Сказала –«Нет», коль замуж не возьмёт.
Прокашлялся Матвей и согласился,
И  был  уже назначен свадьбы срок,
Как вдруг такой конфуз с ним приключился,
Что он жениться, ну никак, не смог.
                *   *   *
Однажды дань он собирал на рынке,
И  повернулся  уходить,  но  вот
Увидел, как  бабуля  из корзинки
На уголке чего-то продаёт.
И  к  неорганизованной  бабуле
Без  всякого  наезда  он идёт
И спрашивает вежливо –«А ….что же,
Мне  бабка  за  охрану  не  даёт?»
-«Окстись, милок, на что же мне охрана?
Вон  дед со мной, на брёвнышке сидит».
Открылась   тут   в   душе Матвея рана:
Народ  не  ценит, как  он здесь следит!
Он  был  корректен  и  не суетился,
Но   яблоки   посыпалися   в   грязь,
Дедок  тут  почему-то  возмутился
И  батожком  ему  по  уху – хрясть!
Наш дед на фронте снайпером работал
И  глаз  имел  хороший  до  сих  пор,
Но так случилось – промахнулся что-то,
Народ к Матвею, глядь: а он помёр.
Убивец  сдаться  сам  поторопился;
Суд справедлив – вопросов даже нет,
Перестарался   дед   и   повинился,
Но получил всего лишь десять лет.
                *    *    *
Татьяна  очень  долго  тосковала,
Как говорили: -«Страсть переживала».

                Глава 11

Вам мой совет: переживайте в меру,
Зачем  напрасно  душу  надрывать?
Произошло   явленье   сына   мэра,
И   начал   он  Танюшу  утешать.
Не так красив он был, но очень крепок:
Не просто камень, а почти  скала,
В торговле и умён и очень цепок,
И Таня как-то с ним гулять пошла.
Весна,  луна   и  соловья  рулады,
Горячих   рук  объятья   и   испуг.
Сопротивлялась Таня, мол не надо,
И замуж выйти предложила вдруг.
Пётр, рук не разжимая, согласился,
И  был  уже назначен свадьбы срок,
Как вдруг такой конфуз с ним приключился,
Что он жениться, ну никак, не смог.
                *    *    *
Поехал  он  в  Саратов  за  товаром,
Оптовикам   немного  задолжал,
В  иные  времена  задали  б  жару,
А в наши – взял и попросту пропал.
И к папеньке никто не обратился,
Уж он бы смог за сына постоять;
Но весь угрозыск безуспешно бился,
Не   удалось  Петра   им  отыскать.
А вместе с ним пропал «Ниссан-Террано»,
Разбередив   ещё   сильнее  рану.
                *    *    *
Зачем же я наряд на свадьбу шила?
О, Мистер Дестени, как ты порой суров,
И  Таня  в  помешательстве  решила
Наняться   пастухом   пасти коров.
Я  думаю,  что  греческие мифы
Её   на    мысль    такую  навели,
Где пасшие овец  в деревне фифы,
Богов  к  себе  на  ложе  завлекли.
                *    *    *
Но, в общем, целый год она терпела
И  на парней нисколько  не  глядела.
Часы  бежали,  дни  тихонько  шли,
Год не прошел, как вдруг Петра нашли.
Прикован  цепью он  в подвале цеха.
Там был завод, который всем – помеха,
Его  сумели   быстро   развалить,
Но шла борьба, чтоб землю поделить
Между бандитами и местной властью,
И  тут  она закончилася, к счастью.
Таджики   цех   ломали   и  смогли
Залезть в подвал, а там Петра нашли.
Он на цепи, как дикий пёс, метался,
Год крысами и плесенью питался
И  в  тот  момент  собаку  доедал,
Случайно забежавшую в подвал.
Он кинулся на бедного таджика,
Который ничего не смог понять,
И, оглушив безумной силой крика,
Свалил на пол и стал зубами рвать.
Отправили торговца в психбольницу,
Его смотрел большой авторитет,
Который заявил, что, мол, лечиться
Петру придется  восемь–десять лет.

                Глава 12

Ну что сказать? Да, не везёт девице.
Готов, любовной  страстию томим,
Но только соберётся кто жениться,
Как что-то тут же происходит с ним.
Из  всех  остался  только Буратино,
Он с детства больше всех её любил,
И взгляд Танюша все же обратила,
А там – пустое место. Нет! Уплыл!
Он долго ждал, готов был утопиться,
Когда  увидел,  что  надежды   нет,
Но пережил, в столице стал учиться,
Избрав себе престижный факультет.
                *     *      *
И объективно  Таня поняла,
Что  эта жизнь ей больше не мила.
                *     *     *
Да, жизнь над ней поиздевалась зверски,
И,  не  желая  больше  ничего,
Послушницею  в  монастырь  Иверский
Она пошла, чтобы  любить Его.
                *    *    *
Глядящее  с   иконы  божество
Она должна благодарить за муки,
Забыть  свое  гнилое  естество
И Господу отдаться на поруки.
Послушницы другие были с ней,
У каждой – свой альков в огромной зале,
И, прочитав молитвы поскорей,
Они по-светски перед сном болтали,
Что к молодому батюшке в приход
Совсем не плохо матушкой приехать
И жизнь вкусить от божеских щедрот,
При этом просто корчились от смеха.
Сначала   Таня  в  трауре  была
И  эти  трёп и смех не одобряла,
Но скорбь её со временем прошла
И, как и все, она хихикать стала.
И служб церковных канитель, тоска
Нисколечко девчат не удручали,
Священники  младые  изредка
По праздникам их церковь привечали.
Послушницы смиренные  стояли
И  глазками  стреляли  на амвон,
А им оттуда  проповедь читали,
Грешные  мысли  изгоняя  вон.
К тому же пенье в монастырском хоре,
Где регентом - священник молодой,
Довольно скоро растопило горе
И смыло, словно вешнею водой.
                *    *    *

В монастыре приготовленье
К  канонизации  святых,
Готовится богослуженье,
Чтобы почтить деянья их.
Архиепископы прибудут
И Сергий службу проведёт;
Вот тут бы и явиться чуду,
Которого так ждёт народ.
И  был же праздник Иоргена,
Когда увечный и хромой
Был исцелён в церковных стенах
И побежал бегом домой.
Но  времена  чудес  остались
В далёком прошлом навсегда,
Молиться люди редко стали,
Наверно  в  этом  вся  беда.

          Глава 13

И вот свершилось: прозвенели
Нам  благовест  колокола,
И  патриархов  мы узрели,
И служба трогательно шла.
Святых мощей могли коснуться,
И, с верой  в   благости творца,
Старались лишь не навернуться,
Сходя  с  церковного  крыльца.
А в трапезной столы готовы,
Чтобы святого  вновь почтить,
Сия  тенденция  не  нова –
Дела великие обмыть.
                *    *    *
Уселся цвет церковной мысли,
Архиепископ    речь   прочёл,
И, чтобы яства не прокисли,
Благословил  быстрее  стол.

Был подан супчик из гороха,
С болгарским перцем баклажан,
Кагор лился совсем не плохо,
Который  Господом  нам  дан.

Послушницы вокруг сновали,
И     обеспечивали    пир:
Вино в бокалы подливали,
Кормили весь крещеный мир.

Татьяна там же с хором пела,
Застолью  услаждая  слух,
И  на  священников  глядела,
Особенно на крайних двух.

Был молод и благообразен
Один, на Таню он взглянул,
И незаметно левым глазом
Хитро девчонке подмигнул.

Другой, как видно, был в молитву
Душой и сердцем погружён,
Повёл с  искусом плотским битву
И победил бесстрашно он.

Так,  к  завершению  обеда,
У Тани с первым из «отцов»
Глазами шла во всю беседа,
И  смысл  её  совсем  не нов.

И как бы кто не удивлялся,
По завершенью торжества
Священник с Таней оказался
Там,  где  кривая  привела.

У матушки в уютной келье
Не долго им пришлось стоять,
Перед распахнутой постелью
Не  в  силах  были  устоять.

И, как всегда со всеми было,
Сплелись в объятиях тела,
Обоих   жаром  окатило,
Плоть удержаться не смогла.

Затрепетало  тело  Тани,
Ей больше не о чем мечтать:
Быть музой пастыря желаний,
В приходе матушкою стать!

Над ними жаворонки пели,
Любви  высвистывая   стих,
И  розы  пламенем  горели,
Не  уколоться  бы  об  них.

            Глава 14

Но чей же глас шипом воткнулся
В  их  преклоненные  тела ?
Священник тут же отшатнулся,
А  Таня  в  страхе  замерла.
Хозяйка кельи воротилась,
Чтоб  от  приема  отдыхать,
И надо же, скажи на милость,
Разврат  и  оргию застать!
Ну что же, с нами крестна сила,
И,  осенив  себя  крестом,
Святая  дама  возопила,
Так, что затрясся Божий дом:
-«Отец Онуфрий, как могли вы,
Вот так, от молодой жены,
С какой-то грешницей блудливой
Отдаться  в  руки   Сатаны?
А   ты, презренная рабыня,
Прочь, прочь из монастырских стен,
Нет места здесь тебе отныне,
Вставай немедленно с колен!»

Тут Таня медленно привстала,
В  глазах  её  светился  Ад,
И вслед Онуфрию сказала:
-«Подлец божественный! женат!
Чтоб похоть за тобой ходила
Всю жизнь, до самого конца,
И чтобы впредь тебя манила
Коза,  корова  и  овца!»
Потом собралась и печально
Обратно в свет мирской пошла,
Из всех вещей души опальной
Одна шкатулка с ней была.

              Глава 15

При  демократии  народной
Легко быть личностью свободной.
Промчались  месяц  или  два,
В  Саратове  в  киоске Таня
Нашла приют, огонь желанья
Поник,   как  осенью  трава.

Хозяин ей платил немного
И проверял доходы строго,
Ругал  её  всегда;
Она  не  то, чтоб  голодала,
Но как-то есть поменьше стала,
Не  нравится  еда.
К тому же очень затошнило,
Она киоска дверь открыла
И вышла погулять,
А тут на площади центральной
Стоит народ муниципальный,
С чего бы им стоять?
            *    *    *
Она  спросила,  ей  сказали,
Что ждут кусочек вертикали,
Что создал   президент,
Главу губернии едва ли
Найти легко в такие дали;
Приказ! – Нашли в момент.
            *    *    *
И на трибуне, что под ногами у Ильича,
Стоят кусочки той вертикали, нам лопоча,
Что, мол, Едрёная Россия вас всех поймёт,
И саван красный  и бело-синий вас обоймёт.
А перед всеми, вальяжно-гладкий, весь из себя,
Речь произносит с улыбкой сладкой, народ любя,
Что мы поднимем, что мы построим и продадим,
Доход   удвоим,   потом   утроим,   учетверим.
И  ещё  больше дадим свободы платить налог,
Ах, не хотите, тогда простите – в бараний рог!
Образованьям муниципальным дороги нет,
    На все моменты – аплодисменты! Авторитет!
                *      *      *

    Таня постаралась подойти поближе,
Сквозь толпу пробралась - боже, что я вижу.
Рядом с высшим чином женщина стояла,
Маму Буратино Таня в ней признала.
            Это же Павлуша, верить мозг не хочет,
            Рост, глаза и уши! Только нос короче.
            Этому вопросу -  мысли в оправданье:
            Видно  Павел  носу  сделал обрезанье.
            Вскрикнула-шепнула дева с удивленьем
            И в глаза взглянула только на мгновенье,
            А  в ответном  взгляде  видит  узнаванье:
            В нем - фундамент, надо дальше строить зданье!
                *    *    *
Жизнь - сплошные совпаденья,
Не впадая в мистицизм,
Все мы знаем  без сомненья:
Нет чудней чудес, чем жизнь.
Время  шло, а   Буратино
Тане  верность сохранил,
И мечты своей невинной
Он в столице не забыл. Ха!

Лирическое отступление

В Москве учиться многому пришлось
Приезжему студенту из глуши,
В деревне по-другому повелось
Являть  друзьям движения души.
Но Буратино - парень был не глупый,
Попавши  из  села  на  светский  бал,
Не дал себя разглядывать под лупой,
И  ум  свой  на  показ  не  выставлял.
Но,  в  то  же  время, не считая  носа,
Он был фигурой парень – хоть куда,
И быстро начал пользоваться спросом
Среди невзрачных, но столичных дам.
И дочка спикера, а может и премьера
На  Пашу  нежный  положила глаз,
Была плоска, как тонкий лист фанеры,
Но в нужный круг ввела его - на раз.
                *    *    *
Он с партиею власти стал «на ты»,
Величие  впитал партийных  целей
И обещал в глубинке крепкий тыл,
Коли пошлют его служить на деле.
Конечно  тут  же  лучшие  врачи
Ему  достойно  нос  укоротили:
В стране своей всё могут москвичи,
Когда  звоночек  сверху  получили.
Теперь герой наш – кандидат наук,
Авторитет по части управленья,
Ему   дела   мирские  недосуг,
Суть – макроэкономики движенье.
Поскольку дочь свою отец любил,
То отказать ни в чем ей не пытался,
Наш  Буратино   деревяшкой   был,
Но  в  вертикали  власти  оказался.
И  порешили  так  между  собой:
Как друг наш губернаторство получит
И станет там реальной Головой,
Так дочку он  с  собою и окучит.
                *    *    *
Но тут судьба перевернулась.
Увидев   первую  любовь,
Душа чиновника проснулась
Тряхнула  мозг и  тело  вновь.

Он позабыл о милостях властей,
Встал перед ней, как опытный оратор:
-«Я вас прошу супругой быть моей!
Что из того, что стал я – губернатор?»
А   Таня   и  сказать готова:- «Да»,
Но очень новых бед наслать боялась,
Хотя  в  душе  от радости смеялась,
Но как бы всё не вышло, как всегда.

                Глава 16

Уютный   в   ресторане   кабинет,
Где  за  столом сидят герои наши.
Семейный   и  внеплановый совет
Подогревают   пуншевые  чаши.
Да что там власть, ведь главное –любовь;
Я  думаю:  читатель  не   поверит,
Но эта мысль, увы, не в глаз, а в бровь,
Проникнув в ум, карьеру всю похерит.
Был Павел непреклонен, как скала:
Свою любовь он встретил неземную,
А  Таня   просто   розою  расцвела:
-«Ну  этого-то   уж   не   упущу  я!».
Уговорить   себя   она    решилась,
И был уже назначен свадьбы срок
В Москве невеста чуть не удавилась,
Но Павел твёрд был и жениться смог!
Медовый месяц нам не так уж важен,
Не  очень  важен  нам  семейный быт,
А  губернатор с  детства был отважен,
И гнев Москвы нисколько не страшит.
Столица,  между  тем,  не  выступала,
И шли дела нормально, тишь да гладь,
Счастливо жизнь с Татьяной протекала,
Вес  набрала  она;  полгода;  глядь:
Ребёночек   уж  очень  трепыхался,
И  лучший  медицинский персонал,
Как удержать от родов не старался,
Не  получилось; ну  не  удержал.
Но всё прошло прекрасно и сыночка
Уже  готов  отец  к  груди  прижать,
В роддоме небольшая проволочка:
Что ж, карантин – не выдать, не принять.
                *    *    *
Тем временем события развивались:
Прошелся Губернатор на Сенной,
Бомжи там на глаза ему попались,
И шуткой разродился  он  дурной.
Тут СМИ её мгновенно подхватили:
-«Пора   охоту  на  бомжей открыть.
Такая  дичь –  не  требует  ванили,
Мариновать   не  надо  и  солить».
Вмиг заклеймили Павла аглоедом,
А  кто-то  каннибалом  окрестил
И (ход их мыслей никому не ведом)
-«Где взял он «Лексус», на котором был?»
Нет, их недаром кто-то так настроил,
Ведь  этим всколыхнули весь народ:
-«А сколько средств бюджетных он «освоил»
Покуда правил (за прошедший год)?»
Пошла у Павла  головёнка кругом
И стало вдруг не до семейных дел.
Что делать, мстит московская подруга,
Увы, пострел наш не везде поспел.
Такая   вдруг   образовалась  тина,
Завяз он в ней, как кур попал в ощип,
Стать захотелось прежним Буратино,
Командный голос превратился в хрип.
И    в   голове  уныло   зазудело:
«Не поздно мне с женою развестись,
Зачем  мне  обострять  такое дело,
Ну  да, дурак. Пойди и повинись!»

                Лирическое отступление:

              Чего там долго вспоминать:
              А Ельцин на каком-то сходе
              Готов был на колени встать
              Пред Горбачёвым при народе.
              И снять репрессии с него
              Просил, слезами обливаясь,
              А сам-то думал: «Ничего,
              Потом с тобою расквитаюсь».

Короче говоря, дней десять  Таня
С  ребеночком  в  роддоме провела;
За  это  время  мужа  так  достали,
Что он не знал, как выправить дела.         
                *    *    *

          Глава 17

Но  все  проходит,  и  пора  настала,
С  конфетами,  цветами  у  крыльца
Свекровь с Павлушей Танечку встречала,
Готов  он  был  вступить  в  права  отца.
Вот медсестра передала  ребенка,
Его на  руки  Павел   нежно  взял,
Но отогнулась с края вдруг пеленка,
И  черную  он  ножку  увидал.
Отпала челюсть, рот был полон матом,
Отдал  ребенка,  что-то сжало грудь,
А Танечка глядит  не виновато:
«Мой прадед был цыганом, не забудь!»
Как губернатор, взял себя он в руки,
Собрал в кулак достоинство и честь,
А  в  голове – весёленькие  глюки:
-«Вот славно, повод для развода есть!»
………………………………………….
-«Так, по машинам, дома - ассамблея,
Вот там и разберемся, что к  чему.
Все сели? Отправляемся быстрее».
(«Покуда  едем,  пища  есть  уму»).
Гостям  не  стал  показывать  ребенка:
-«Он слабенький, да и к тому же – спит»,
Поцеловал  Татьяну  в  щечку  звонко:
-«Иди, кто лучше за сынишкой проследит!»
                *    *    *
Ну, не то, что б пир горой,
Но отметили прекрасно,
В голове не стало ясно,
Славно выпил наш герой,
И обида расцвела:
Никому нет в жизни веры,
Эх, пожертвовал карьерой,
Как же, Таня, ты могла?
В состоянии таком
Павел в детскую поднялся,
Гнев унять он не старался,
Громыхнул ужасный гром.
Негритенок тихо спал,
Молоком залив желудок,
И совсем его рассудок
Бури той не ощущал.
         *    *    *
Стояла  Таня  у  стола,
В руках шкатулочку сжимая,
Чрез деда, мать – от Бодулая
Она  получена  была.
И Павел, бывший Буратино,
Татьяну  резко  оттолкнул,
И шип шкатулочки старинной
Случайно в  руку  он воткнул.
Иголка шкуры дикобраза
Проткнула нежную ладонь,
Отдернул руку Павел сразу,
Но ведь иголку только тронь.
Она в ладонь ему вцепилась
И повернулась вслед за ней,
Шкатулка следом покатилась,
Упала на пол…Друг! Налей!
Нам надо выпить! Совершилось!
Всего с задержкой в десять лет
Шкатулка все-таки открылась,
Явив пергаментный пакет,
А в нем дневник прапрабабули
И   пара  стареньких  газет,
Сказать мы можем:- «Вот загнули!»
Но Павел так не скажет, нет.
Забыв  иголку  дикобраза,
Он начал сразу текст читать,
Что это важно, понял сразу,
Талант, чего уж тут скрывать.
              *    *    *
“Oh, my Tom, oh, my dear Obama,
Oh, your body, your lips and your hand”
Oh, my lover, my beautiful baa-lamb”-
Начинался вот так документ.
               *    *    *
-«Слушай, Танька, ведь мы породнились
С президентом великой страны!
Что, московские гады, вцепились?
Всё! Мы вам ничего не должны!
Мы наш город любимый, Саратов
(Будет в этом народ наш един)
В семью Соединенную Штатов
Просьбу  срочно принять  подадим.
Буду в этом вопросе неистов,
Люди выгоду быстро поймут
Даже пусть заклеймят коммунисты –
Маркс и Энгельс со мною пойдут».
Обнял Таню любовно и нежно
И в семейную спальню повел.
Заглянуть бы туда нам небрежно,
Но не будем творить произвол.
                *    *    *
“Oh, my Tom, oh, my dear Obama”
Вновь читаю я тот документ.
Эй, девчонки! Боритесь упрямо,
И наступит всегда
                HAPPY END !


Примечания: 1. Юнгер – помещик, владелец села Юнгеровка Саратовской области
                2. Маркс, Энгельс – города в Саратовской области.
                3. Завод, где нашли Петра – Саратовский авиационный завод.
                4. Естественно, выдуманный губернатор не имеет никакого отношения к реальны м лицам.