Капитан желтой субмарины

КАПИТАН «ЖЕЛТОЙ СУБМАРИНЫ»(Из романа "Сноведения Алистира Кроули")

1   

Публикуемые ниже конспекты, записи и расшифровки предоставлены в мое распоряжение   Александром Кулигиным.   Все это началось с невнятных фрагментов, надиктованных ему во время выходов в астрал при созерцании картины "Бэда- проповедник". Рериховский шедевр, как мумия в пирамиде, покоящийся в термостатическом режиме   Новосибирской картинной галереи в здании  бывшего Крайкома, построенного по проекту архитектора Андрея Крячкова, сыграл в истории создания этой рукописи нечто вроде  входа в иное измерение, твердой и непроницаемой на первый взгляд перегородки по ту и эту  стороны которой –  два бесконечных лабиринта. В этих изломах и извивах пространсва-времени  и повстречал я  однажды  похожего на вышедшего  из картины Бадду уже посеребренного сединой хиппи в  потертых джинсах, свитерке и стоптанных кроссовках.  Легендарный блюзмен подземки, Кулига ходил туда, оставляя на гардеробе битого в метрополитеновских гастролях псевдо -“Мартина” в пошорканном чехле. Этот Иоанн-предтеча стрикеров слыл у «кепочников»  блуждающим духом метро  и, похоже, дорожил своим священным саном.

Первые из своих медиумических записей он делал  на  пачках сигарет “Космос”, на ладони, или обрывке входного билета, благо при нем всегда был огрызок карандаша  для разгадывания кроссвордов. Недоразгаданные крестословицы ему в достатке поставляли метрополитеновские лотошницы. Маясь, они как могли, убивали время, неравномерно градуированное от одного покупателя до другого. Но, сколь ни изощрялись, консультируясь  у филологичных   «книжниц» и «газетчиц»,  редко когда могли справиться со словесными головоломками. Вот тогда-то они и прибегали к помощи бородатого бренчалы,  возникшего однажды в гулкости мраморного подземелья.
Приход Агасфера подземки случился грозовым июльским вечером. Накануне сообщали о магнитных бурях и неблагоприятных для страдающих растройствами сосудистой системы атмосферных явлениях.

По этой самой причине торговавшая эзотерической литературой киоскерша по кличке Бегемотик не пришла на работу, провалявшись  весь день в постели, то и дело замеряя давление тонометром со стрелкой зашкаливающей, как стрелка барометра, и периодически глотая таблетки. Но   все остальные  видели: в переход  вплыл искрящийся голубовато-серебристый плазмоид  - и из него  вышел он. Первоначально он   был не очень похож на человека, больше  - на полурептилию с перескопиками глазок на стебельках и подвижным хоботком на месте носа, но, шоркнувшись плечом о проходящего мимо  патлатого дядьку с гитарой в чехле, обрел его облик. Остатки светящийся субстанции раскатились шариками и пытавшиеся их подобрать, чувствовали легкое покалывание в кончиках пальцев, потепление в спине и затылке, некоторые даже испытали оргазм. Шарики раскатывались, подскакивая, врипрыжку скатывались вниз по ступенькам эскалатора, падали на рельсы, после чего в вагоне подходящей электрички ярче вспыхивал свет, а голос диктора вместо того, чтобы объявлять название станции,  произносил мантры на санскрите. Чудо его явления в переходе было настолько очевидным, спецэффекты, произведенные  остатками распавшегося плазмоида настолько неоспоримы, что  он тут же обрел харизму.

Кто-то даже припомнил, что  безногий афганец,  замерзший прошлой зимой  под елочкой в  сквере возле оперного, в деталях предсказывал его пришествие. И после этого в Кулигу  уверовали  настолько, что  его авторитет обрел силу вероисповедания нарождающейся конфессии. Вписывая в квадратики слова, разгадать которые оказалось не по силам интеллектуальным слабакам, Кулига, обладающий  всеми фибрами души последнего из рода книгочеев-энциклопедистов, испытывал истинную радость. Только он в ответ на каверзный  вопрос составителя о “балерине, удушенной  намотавшимся на колесо автомобиля шарфом”,  зловеще ухмыляясь, тут же мог написать заковыристо-элитарное имя Айседора.   

Только ему было по силам в загадке про “акушерку античной эпохи, мать легендарного философа”  распознать ворчливую матушку Сократа - Ксантиппу. А в ответ на ехидно-кавээновскую подколку  про «изгнанного Екатериной II из России мага и предсказателя, удаление коего из империи было зарегистрировано на трех пограничных постах»  -  вписать в квадратики имя Калиостро. Понятно, что словечко «коего» было в данном случае подсказкой, но столь тонкие  стилистические намеки мало чего значили для лотошниц.  Александр  угадывал слова с легкостью, удивляющей их не меньше, чем если бы он обратил мраморные плитки на стенах перехода в бисквиты и накормил бы ими заживо замурованных в подземелье. А когда цветочницы, продавщицы китайского ширпотреба и аквариумных принадлежностей приставали к нему с расспросами о том— как ему это удается? -  Кулигин заявлял, что всех вышеназванных персон   он знавал  при жизни. Помня о загадочном его появлении, в этом никто не дерзал усомниться.