Полуоткрытое окно...

Полуоткрытое окно и вечер в шепоте листвы
Как недозрелое вино сулит нехватку теплоты
Горчит полынью и тоской, что щедро высеяла жизнь
Неумаленною виной и цепью недозрелых тризн
И бельмами щербатых лун, что немо воют в темноте
Тяжелых, перезрелых дум и пустотой навеселе
И тишиной на дне души, где нет ни света, ни тепла
Мир, задыхаясь средь тиши, преподнесет бокал вина
Мол, выпей Брат. Ты уже мертв. Тут все мертвы…
И я зачем-то уточнил: «…и даже Ты?»
Молча кивает. – Объяснить? Налей вина.
Ты знаешь, Сталкер, в этом есть твоя вина…
Проклятье выжженной земли… ты принял дар.
Благословение зимы, рудный загар…
Взрастил под волчьей шкурой пса и отступил.
Ведь за спиною не «Москва», а просто тыл.
А что тылы? - Сплошная ложь и чей-то крик.
Все ставки сделаны на нож и нервный тик…
И все бы вылилось с тоской, да вечный март
Неосвежеванной стезёй контурных карт
Впитал невыбранную роль, взошел на щит.
Ты словно манну принял соль, а та горчит…
Теперь твои виски седы, ты видел «свет»
Твой полуволк хранит следы, грызет ответ,
Глодает выжженную кость нетленных снов
И верит, что вернется злость, а с нею зов…
Но злость слаба. А зов истерт до хруста скул.
Вчера война, сегодня полусонный Барнаул…
Вчера война. Сегодня пол-литровый обелиск.
И ночь без сна. И вечно-ноющий мениск.
А утром ярь командировочных утех.
Ты обессилено вгрызаешься в успех.
И что-то с памятью. И рядом те же псы
Бросок такси. Гостиница. Часы...
И ночь без сна. Початый обелиск.
Сестра - тоска. Опять болит мениск.
А лица стерты. День – порочный круг.
В стакан осадком выпадает слово «Друг».
И ночь. Прогорклый обелиск.
Ноет душа или опять мениск...
И тишина. И валит снег с дождем.
Завтра война. Или…?
Ждём…, ждём…, ждём…, ждём…
Ползём. Живём. Идём. Живём.
Нас пьют. Живём. Нам лгут. Живём.
Нас травят. Ждём. Нас бьют. Живём.
Нам верят. Лжём. Нас ждут. Живём.
Нас любят. Лжём...
Мы любим. Лжём...?!
Живём…, живём…, живём…, живём...