Фото из журнала
Эту фотографию я впервые увидел на обложке одного из номеров журнала «Огонёк». На ней фотообъектив запечатлел убитого немецкого солдата на фоне Бранденбургских ворот в Берлине, что впоследствии стало своеобразным символом бесславного конца фашистской Германии.
В восьмидесятых годах, как принято говорить, прошлого столетия мне, учащемуся профессионально-технического училища, доводилось не раз выезжать на уборку картофеля в подшефный колхоз. В одной из таких поездок, после трудовой вахты мы все дружно расположились на привал. Каждый достал из своих запасов что-нибудь съестное. Соорудили что-то вроде небольшого столика, застелили его бумагой, выложили продукты и начали с аппетитом есть. Но мое внимание привлекла та самая обложка, оказавшаяся частью нашей импровизированной скатерти. И мысли понеслись по совершенно неуправляемой траектории. В результате чего на свет появились эти строки.
ФОТО ИЗ ЖУРНАЛА
Он лежит под дымящимся клубнем картошки,
Под солёным, разрезанным вдоль огурцом —
Персонаж фотоснимка с журнальной обложки
Со стальным перекошенным смертью лицом.
Он лежит, усыплённый свинцовою дозой,
Меж разбитых и вздыбленных взрывами плит,
И своей далеко не воинственной позой
Отбивает здоровому мне аппетит.
Было время, когда этот «бравый» вояка,
Вдохновлённый речами безумца-вождя,
Без труда вжился в роль палача и маньяка
И по миру пошёл, никого не щадя.
Там, где он проходил, начиналась разруха,
Покрывалась безжизненным пеплом земля...
Для него что дитя, что седая старуха —
Были плебсом, по коему плачет петля.
Он вторгался в их мир с кровожадной гримасой,
Хоть имел без того устрашающий вид,
И кичась пресловутой арийскою расой,
Учинял несравнимый ни с чем геноцид.
Бабий Яр, Бухенвальд, Саласпилс и Освенцим,
Биркенау, Треблинка, Майданек, Хатынь...
Все они причтены каждым праведным сердцем
По количеству боли к разряду святынь.
Мог ли знать он, что в этой кровавой пучине
Очень скоро настанет крутой поворот?
Да и мог ли о собственной ведать кончине
Возле самых, причём, Бранденбургских ворот?
Он погиб у последнего в жизни редута,
Но, восславив в душе справедливость суда,
Ошибается тот, кто уверовал будто
Этот бешеный монстр затих навсегда...
Нет, в молчанье его громогласное эхо
Для идущих вослед поколений людей:
Он как символ крушения Третьего Рейха,
Да и в целом провала фашистских идей.
Его лик обошёл все журналы, газеты,
Как пример самой страшной из всех тираний.
Он — укор попирающим Божьи заветы,
И особенно главный из них — «Не убий!»
Опубликовано в газете «Петровка, 38» (№ 11 (9216), 24–30 марта 2010 г.), журнале «Жёны офицеров» (№ 3 (3), 2011 г.), журнале «Ветеран МВД России» (№ 6-2013), сборнике «Благодарение. Альманах литературного клуба: выпуск II. (М.: Центр программ содействия МВД, 2015), Альманахе «Пегас» №2 (Поэтический клуб «Пегас»): Посвящается 75-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне (Йошкар-Ола, 2020).
Свидетельство о публикации №110112409418
Артём Семарглов 29.08.2012 18:47 Заявить о нарушении
Алексеев Игорь Владимирович 30.08.2012 11:17 Заявить о нарушении
С уважением.
Лия Яковлева 04.02.2015 00:08 Заявить о нарушении
Тявкает за лесом пулемет
и жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
А "ура" вдали - как будто пенье
Трудный день окончивших жнецов.
Скажешь: это - мирное селенье
В самый благостный из вечеров.
И воистину светло и свято
Дело величайше войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.
Труженников, медленно идущих,
На полях, омоченных в крови,
Подвиг сеющих и славу жнущих
Ныне, Господи, благослови.
Но тому, о Господи, и силы
и победы в царский час даруй,
Кто поверженному скажет: "Милый,
Вот, прими мой братский поцелуй".
("Война" Николай Гумилев. 1914 год)
Лия Яковлева 04.02.2015 16:42 Заявить о нарушении