Автопортрет Тициана на картине Наказание Марсия

У него  походка странная, углом,
и с  красавицами каждый раз облом.
Прятался в глуши,  стеснялся своего лица,
все мечтал о чем-то без конца.
 Как-то раз, блуждая, флейту он нашел в лесу,
 подержал немного   на весу;

 словно кровь по перепутьям вен;
 музыка пошла спиралью  вверх, 
замер  лес,  шум  чьих-то голосов,
замер птичий свист среди  лесов; 
тоненький тростник дрожал в руке;
замерли сатиры, бог в  реке,
боги всех ручьев и всех текущих рек.
  Так играл им  недочеловек.

Позже кто-то слышал, как  флейтист -   лицом  урод -
похвалялся богу дать игрою укорот,
пусть приходит, дескать,  и рассудят все вокруг
лучше ли  кифара   и  толпа его подруг.

Так или иначе, что-то слышал кифаред.
Он решил ответить -  он не  приверед.
Инструмент,  как шпалер, вечно под рукой.
Бог ответил прямо, он такой.
Юный и красивый  и дразнящий,   как порок,
 бог провел по струнам,  бог запел, как бог.
Млела стайка юных,   кто-то топал в такт.
Старичок-сатир смахнул слезу. Победа – факт.
 

Так или иначе –   кто рассудит…столько лет…
Точно, что  осталась кличка «кифаред».

И   старик себе рисует, понимая что, - конец -
золотистый  маленький венец.