Книжники и фарисеи о познании, истине и её критери

Книжники и фарисеи о познании, истине и её критериях

В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон Уставы небес 16 глав о науке и вере 5 Познание, истина и ее критерии

Глава 5 Познание, истина и ее критерии

А Господь Бог есть истина (Иеремия 10:10).
И познаете истину, и истина сделает вас свободными
(Ин. 8:32).
Если читающий мои записки не убоится опасностей
и будет идти прямо, как по лезвию ножа, его
не остановит даже восьмирукий ната, его будут молить
о пощаде все патриархи Запада и Востока. Но если
он поддастся сомнениям, он уподобится человеку,
который смотрит из узкого окошка на скачущего мимо
всадника: не успеет он глазом моргнуть, а истины
уж и след простынет (Хуэйкай, Застава без ворот).
Искать мудрость вне себя — вот верх глупости (дзен).
Три человека удостоверяют, что черепаха — это
черепаха (дзен).
Это клич Хворобья! Продолжайте считать,
Только в точности, а не примерно.
Это — песнь Хворобья! — повторяю опять.
Если трижды сказал, значит верно.
(Л. Кэрролл, Охота на Снарка)
И наука, и религия (точнее, религии) предлагают некоторые картины мира, которые считаются
в определенном смысле «истинными». Прежде чем сопоставлять содержательную сторону
утверждений науки и религий по поводу пространства, времени, Вселенной, жизни и т. д.,
важно сопоставить научные и религиозные методы познания и критерии, по которым то или
иное утверждение признается истинным. Удобно начать рассмотрение этого вопроса
с расхожего мнения, что «наука основана на эксперименте». Это мнение действительно
отражает одну из сторон науки (но только одну!), однако нуждается в расшифровке
и подробных комментариях.
Экспериментальный метод изучения природы имеет специфику по сравнению, скажем,
с простым наблюдением. Последнее до сих пор широко используется в «описательных» науках,
таких как зоология или этнография, где в идеале важно как можно меньше вмешиваться
в наблюдаемый процесс. При постановке эксперимента мы, напротив, стараемся
контролировать условия таким образом, чтобы выделить и изучить какой-то один фактор.
Упрощая, можно сказать, что наблюдение — это метод «синтетического» (холистического,
от английского слова whole — целый) исследования (например, в зоологии при наблюдении
за поведением животного в естественных условиях важно не потревожить его; претензия
состоит в познании животного «как оно есть»). Эксперимент же — это аналитический метод
(например, мы пытаемся изучить какой-то один аспект поведения животного путем создания
искусственной ситуации, в которой, предположительно, должен проявляться именно этот
аспект). Как подчеркивал Э. Шредингер (Философия эксперимента, в сб.: Избранные труды
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (1 из 18) [11.01.2008 0:25:19]
по квантовой механике. М.: Наука, 1976. С. 288—298), современная западная наука (в частности,
механика Ньютона), вопреки господствующему мнению, возникла не столько из попыток
объяснить результаты эксперимента, сколько из попыток объяснить результаты
астрономических наблюдений (законы Кеплера). Экспериментальный метод гораздо более
эффективен в смысле получения большого количества информации. Однако, если говорить
о достоверности этой информации, то есть об истинности результатов, с ним связаны
определенные опасности. Все дело в том, что выделение того или иного фактора
в эксперименте всегда основано на предположениях, что важно, а что неважно для изучаемого
явления.
Я, например, не припомню, каким образом было выделено влияние широты места на чувствительность
глаза или иных органов от прочих влияний: температуры, давления, времени года, времени дня,
влажности воздуха, направления и силы ветра и прочих физически измеримых факторов, и обеспечено
сохранение постоянства факторов физиологических, как, например, сыт или голоден субъект, чем
питался, что и сколько пил, как действовал желудок, не имел ли каких радостей или огорчений, и пр.
В таких случаях требуется несколько миллионов или даже несколько миллиардов наблюдений, чтобы
случайные изменения параметров во всем множестве их возможных сочетаний компенсировались
и можно было бы иметь хотя бы некоторое доверие к результату (А. Н. Крылов, Мои воспоминания. Л.:
Судостроение, 1984. С. 334—335).
Забвение этого важного правила может приводить к анекдотическим выводам, подобным
утверждению, что тараканы слышат ногами (таракан с неповрежденными ногами бежит
от шума, а с оторванными — не реагирует на шум в этом смысле).
По словам Эйнштейна, «только теория решает, что именно можно наблюдать [в
эксперименте]» (цит. по: В. Гейзенберг, Физика и философия. Часть и целое, С. 192). Особенно
важно это помнить, говоря о современных экспериментах, которые практически всегда
являются косвенными. Процитируем приведенные В. Гейзенбергом слова Эйнштейна дальше:
Подлежащий наблюдению процесс вызывает определенные изменения в нашей измерительной
аппаратуре. Как следствие, в этой аппаратуре развертываются дальнейшие процессы, которые в конце
концов косвенным путем воздействуют на чувственное восприятие и на фиксацию результата в нашем
сознании. На всем этом долгом пути от процесса к его фиксации в нашем сознании мы обязаны знать, как
функционирует природа, должны быть хотя бы практически знакомы с ее законами, без чего вообще
нельзя говорить, что мы что-то наблюдаем. Таким образом, только теория, то есть знание законов
природы, позволяет нам логически заключать по чувственному восприятию о лежащем в его основе
процессе.
В наше время следовало бы еще добавить о широком использовании вычислительной техники,
позволяющей представить результаты эксперимента в псевдонаглядной, а в действительности
условной, форме. Реально, когда мы говорим о том, что научное знание основано
на эксперименте, необходимо иметь в виду, что проверяется всегда совокупность наших
представлений об окружающем мире, и она должна быть в разумной степени
непротиворечивой:
Конечно, нет логического пути, приводящего к созданию теории; существуют лишь осуществляемые
на ощупь конструктивные попытки, контролируемые посредством тщательного анализа познанных
фактов;
На опыте можно проверить теорию, но нет пути от опыта к построению теории (А. Эйнштейн, цит. по:
Эйнштейновский сборник 1972. М.: Наука, 1974. С. 144, 145; см. также статью Д. Холтона, «Эйнштейн,
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (2 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
Майкельсон и ;решающий; эксперимент» в этом же сборнике, С. 104—211, в которой опровергается
легенда о решающей роли опыта Майкельсона-Морли в создании теории относительности).
В научных исследованиях часто выдвигается требование повторяемости и воспроизводимости
результата эксперимента и т. д. Иногда такая воспроизводимость считается главным
признаком, отличающим науку от «лженауки», и (вряд ли обоснованно) распространяется даже
на гуманитарные дисциплины. В этой связи приведем слова известного современного физика.
Даже в физике, химии и астрономии не всегда удается повторить условия эксперимента. Как быть
с биологией или психологией, где объекты отличаются друг от друга? Можно ли и там требовать
повторяемости и воспроизводимости результатов? Да, можно и нужно — без этого нет науки! Разумеется,
здесь гораздо труднее поставить недвусмысленный эксперимент, но зато не требуется той неслыханной
точности, которая необходима была, чтобы обнаружить астрономические отклонения от классической
механики. В этих науках, по крайней мере на их современной стадии, часто довольствуются
не количественными, а качественными результатами (А. Б. Мигдал).
В действительности, требование «воспроизводимости» возможно не только для науки.
А что сон повторился фараону дважды, это значит, что сие истинно слово Божие, и что вскоре Бог
исполнит сие (Бытие 41:32).
Повторяемость сна как признак его истинности (или, по крайней мере, особой значимости)
часто встречается в мифологии и произведениях художественной литературы (скажем,
во «Властелине колец» Дж. Р. Р. Толкиена вещий сон, несколько раз приснившийся Фарамиру,
а затем и Боромиру, заставил последнего совершить длительное и опасное путешествие).
Следуя Л. Кэрроллу (см. эпиграф), такое требование формулируется как «правило трех раз».
В своей «Кибернетике» Н. Винер предложил использовать это правило при сложных расчетах
на компьютерах. Кроме того, он предположил, что соответствующие дублирующие системы
имеются в нейронной системе мозга. Условие воспроизводимости очень часто не выполняется
в парапсихологии, где результаты зависят от субъекта наблюдения (см. гл. 4, 7). На самом деле,
в явлениях, где невозможно четко отделить субъект от объекта, воспроизводимость должна
пониматься в более строгом смысле: сравнивать можно лишь результаты, полученные
в сходных внешних условиях при сходном психическом состоянии участников эксперимента.
В «стандартной» науке это требование звучит анекдотически (скажем, что сказать о физическом
явлении, которое наблюдается лишь при определенной степени опьянения всех участников
эксперимента?). В исследованиях, связанных с психикой человека, оно, тем не менее, отражает
существо дела. Непонимание этого часто приводит к тяжелым недоразумениям.
Поскольку никакое конечное число экспериментов не может гарантировать правильность
теории (через конечное число экспериментальных точек можно провести бесконечное
множество кривых), австрийский философ К. Поппер предложил считать критерием научности
какого-либо утверждения принципиальную возможность его экспериментального
опровержения (критерий фальсифицируемости). Подтверждение же теории в конечном числе
экспериментов, строго говоря, ничего не доказывает. Этот критерий действительно позволяет
отличить научные утверждения от, скажем, философских концепций, которые никогда не могут
быть строго опровергнуты — их можно лишь «правильно» или «неправильно» понимать
и применять:
Я не в состоянии также обсуждать и философские или поэтические декларации Тома [создателя теории
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (3 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
катастроф], сформулированные таким образом, чтобы нельзя было решить, правильны они или нет
(в стиле, типичном для средневековой науки до Декарта и Бэкона или даже Бэконов). К счастью,
фундаментальные математические открытия великого тополога независимы от какой бы то ни было
иррациональной философии (В. И. Арнольд, Теория катастроф. М.: Наука, 1990. С. 6).
В марксистской философии критерием истинности, в том числе и научного знания, считалась
практика. Впрочем, в действительности этот критерий гораздо старше марксизма:
Некто спросил: что такое изучение явлений?
Су Шань отвечал: одеться и поесть.
Если теорию удается использовать с ожидаемыми результатами, она является правильной.
Во многих случаях применимость этого критерия не вызывает сомнений. Скажем, изобретение
транзистора подтверждает правильность наших представлений об энергетическом спектре
электронов в полупроводниках, взрыв атомной бомбы — правильность представлений
о делении ядер и т. д. В то же время, заведомо неправильные (по крайней мере,
по современным меркам) теории также иногда позволяют прийти к практически правильным
выводам.
Марс указал мне, что чума переносится крысами, тварями Луны. Именно Луна, покровительница всего
темного и дурного, и была всему виной;
Я помчался на поле, где лежали больные, и попал к ним как раз в то время, как они молились:
— Эврика, люди добрые! — крикнул я и бросил им под ноги дохлую крысу, которую я взял
на мельнице. — Вот ваш настоящий враг. Звезды наконец мне его открыли;
; Как бы то ни было, чума прекратилась и отступила от нашей деревни. С того дня, как Марс открыл мне
на мельнице причину болезни, от чумы умерло всего три человека; Я доказал свое первоначальное
утверждение: Божественная Астрология; позволяет мудрым мужам сражаться даже с чумой (Р. Киплинг,
Сказки Пака).
(Напомним еще, что в средние века с эпидемиями боролись колокольным звоном, и часто
небезуспешно.) При изготовлении булата практически полезной оказалась теория, согласно
которой сильный раб, если заколоть его раскаленным клинком, отдаст ему свою силу. Опять
отметим, что открыть секреты, подобные секрету булата, иногда оказывается не по силам
современной науке, хотя строго научный подход к проблеме, конечно, существует. В данном
случае он состоит в рассуждениях о закалке, мартенситном переходе, обогащении азотом
и углеродом и т. д., однако желаемых практических результатов можно при этом и не добиться
(кочующая по авторефератам диссертаций фраза о том, что «целью работы является получение
материалов с заранее заданными свойствами» является стандартным объектом шуток
в профессиональных кругах). В общем, здесь скорее нужно говорить о критерии практики
в смысле «фальсифицируемости»: если устройство, созданное на основе какой-то теории,
не работает как ожидается, теория скорее всего неверна. К тому же этот критерий слишком
узок: скажем, большинство физиков не сомневаются в правильности общей теории
относительности, хотя об ее практическом использовании в обозримом будущем не может
быть и речи.
Другим «эмпирическим» критерием истинности физической теории является
ее математическая красота:
Нужно сначала высказать несколько общих положений о точках зрения, или критериях, с которых можно
критиковать физические теории. Первый критерий очевиден: теория не должна противоречить данным
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (4 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
опыта; Во втором критерии речь идет; о предпосылках самой теории, о том, что можно было бы кратко,
хотя и не вполне ясно, назвать «естественностью», или «логической простотой» предпосылок; Этот
критерий, точная формулировка которого представляет большие трудности, всегда играл большую роль
при выборе между теориями и при их оценке; Второй критерий можно кратко охарактеризовать как
критерий «внутреннего совершенства» теории, тогда как первый относится к ее «внешнему
оправданию» (А. Эйнштейн, Собр. научн. трудов, Т. 4, С. 266, 267).
Важность математической красоты физической теории подчеркивалась П. Дираком,
предложившим свое знаменитое уравнение, описывающее электрон, исходя из эстетических
и формальных соображений. Подробнее об этом говорится в гл. 8, посвященной математике.
Отметим лишь, что этот критерий является достаточно субъективным (скажем, тот же Дирак
считал отвратительной процедуру перенормировок в квантовой теории поля; дальнейшее
развитие науки показало исключительную важность концепции «перенормируемости»).
В целом, наука так и не смогла выработать единый, применимый во всех ситуациях
и не знающий исключений критерий истинности своих собственных утверждений. Поэтому
неудивительно широкое распространение в научной среде позитивистских взглядов, когда
проблема истинности подменяется проблемой «общезначимости» (но еще Галилей говорил,
что в науке мнение одного может быть важнее мнения тысячи), «экономичности описания»
и т. д. Хотя позитивизм можно рассматривать как по-своему естественную реакцию на слишком
легковесные «натурфилософские» спекуляции в духе Гегеля (не говоря уже об Энгельсе),
отрицание существования объективной истины психологически чрезвычайно неблагоприятно
для успешной научной работы. Гротескный образ «того, кто управляет Вселенной», позитивиста
и агностика, создан английским писателем-фантастом Д. Адамсом в романе «Ресторан в конце
Вселенной»:
— Вы управляете Вселенной? — выпалил Зафод. Мужчина улыбнулся:
— Стараюсь не делать этого. Вы промокли?
Зафод посмотрел на него удивленно:
— Разве не видно, что мы промокли?
— Мне представляется, что промокли. Но возможно, вы на этот счет другого мнения;
-Как ваше имя? — спросил Зафод.
— Вы думаете, у меня есть имя? Стоит ли давать имя средоточию смутных сенсорных ощущений?;
Зарнивуп вынул из кармана блокнот.
— Итак, — начал он, — вы управляете Вселенной?
— Трудно сказать, — сказал хозяин.
Зарнивуп сделал пометку в блокноте.
— Как давно вы этим занимаетесь?
— А-а, — сказал хозяин, — это вопрос о прошлом?
— Да, — подтвердил Зарнивуп.
— Как же я могу вам ответить? Разве прошлое не есть фикция, придуманная для того, чтобы объяснить
различие между непосредственным физическим ощущением и состоянием ума?;
— Но там же целая Вселенная! — воскликнул Зарнивуп. — Вам не удастся уклониться от своих
обязанностей, заявляя, что ее не существует!
— Я принимаю решения только о том, что касается моей Вселенной, — подчеркнул хозяин. — Моя
Вселенная — это мои глаза и мои уши. Все прочее — не более чем слухи;
— Но те решения, которые принимаются здесь, в этой хижине, влияют на жизни и судьбы миллионов
людей. Ведь это ужасно!
— Право, не знаю. Я никогда не встречал всех этих людей. Я думаю, и вы их не встречали. Они живут лишь
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (5 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
в словах, которые мы слышим. Безрассудно говорить, что нам известно что-либо о других; У каждого у них
своя Вселенная — свои глаза и уши;
— Так вы верите, что другие люди существуют? — настойчиво продолжал Зарнивуп.
— Кто знает?; У меня нет твердого мнения на этот счет;
— Неужели вы не понимаете, что от одного вашего слова зависит жизнь и смерть цивилизаций?
Правитель Вселенной прислушался к слабому звуку двигателей стартующего корабля, потом заговорил,
стараясь заглушить его:
— Я никак не связан с цивилизациями. Я не жесток, — и нежно погладил кота.
— Хорошо, — не сдавался Зарнивуп, — откуда вам тогда известно, что существует этот кот?
— Я не имею об этом ни малейшего понятия. Мне просто приятно вести себя соответствующим образом
по отношению к тому, кто (или что?) представляется мне котом; Знаете, я, кажется, немного устал.
В целом создается впечатление, что современная наука и тесно связанная с ней европейская
философия Нового времени так и не смогли предложить убедительную альтернативу взглядам
своих основоположников, которые, в сущности, отстаивали самоочевидность истины.
Что касается меня, то я никогда не сомневался в том, что истина является столь ясным трансцедентально
понятием, что невозможно его игнорировать; конечно, мы всегда каким-то образом проверяем весы,
прежде чем ими воспользоваться. Но об истине мы ничего не узнали бы, если бы не знали ее уже
по натуре (Р. Декарт, цит. по: М. Мамардашвили, Картезианские размышления, С. 91).
Такие высказывания известны с глубокой древности:
Мы в себе самих имеем средство раскрытия лжи и доказательства истины (Пифагор).
В конечном счете, для этих мыслителей вера в способность человека познать истину
коренилась в их религиозных взглядах: Бог создал мир и человека таким образом, что человек
способен познать мир.
Если бы истина устанавливалась всегда впереди и мы действительно двигались бы по асимптоте
к некоторой абсолютной истине, никогда ее не достигая, а имея все время лишь относительные истины,
то, как вы сами понимаете, ни в одной точке этого движения никто никогда никакую истину вообще
не мог бы высказать; Итак, мы двинулись. Двинулись! — требует Декарт; Двинулись в ; зазоре первичного
шага мира. Потому что на первом шаге законов нет, они появятся только на втором, и нужно мыслить
в зазоре между шагами; Но мыслить уже с символом, имея символ бесконечной мощи мышления. То есть
символ Бога; И то, что мы можем понять, мы можем понять только духовно, то есть не по законам объекта,
а по законам духа;
Нечто красиво, потому что Бог так установил; Он так сделал, и потому это истина (М. Мамардашвили,
Картезианские размышления, С. 98—99, 115).
К близким выводам приходят и наиболее глубоко мыслящие современные ученые. Широко
известен афоризм Эйнштейна «Бог изощрен, но не злонамерен», названный Н. Винером
«больше, чем афоризмом, положением, выражающим основы научного метода» (Кибернетика
и общество, С. 48; как пример идеологической борьбы лингвистическими средствами, отметим,
что в этом советском издании вместо «изощрен» стоит «коварен»; по-немецки raffiniert).
Имеется в виду, что мир является «честным противником» ученого и не оказывает активного
сопротивления попыткам его познать: наука — это разгадывание загадки, а не война
с природой.
Ученый-исследователь должен всегда проводить свои эксперименты, не боясь, что природа со временем
раскроет его приемы и методы и изменит свою линию поведения (Н. Винер, там же).
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (6 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
В то же время, для обоснования возможности научного познания и научной истины приходится
ссылаться на волю Божью.
Потребность в познании является неустранимой для религиозного человека. Разумеется,
в первую очередь речь идет не о научном познании, а о познании Бога, Который и составляет
единственную Истину и Реальность. Требование «поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких
поклонников Отец ищет Себе» прямо содержится в Новом Завете (Ин 4:23). По словам раннего
учителя церкви Климента Александрийского, если бы можно было отделить познание Бога
от вечного спасения и ему было бы нужно выбрать между познанием Бога и вечным спасением,
он выбрал бы познание Бога (Строматы, цит. по: Л. Шестов, Афины и Иерусалим).
Религиозный подход к проблеме познания в корне отличается от позитивизма и агностицизма.
За словами «Бога не видел никто никогда» (От Иоанна 1:18) в том же новозаветном стихе
следует: «Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил». Еще ниже читаем:
Филипп сказал Ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени
Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь, покажи нам
Отца? (От Иоанна 14:8—9)
Подход индуистской веданты основан на освобождении через истинное знание.
Мы отвечаем, что Брахман известен. Брахман — всезнающий и наделенный всеми способностями, чья
сущностная природа есть вечная чистота, разум и свобода, — существует; Более того, бытие Брахмана
известно на том основании, что он составляет «я» каждого. Ибо каждый осознает существование
[собственного] «я» и никогда не думает: «я не есмь.» И это «я» есть Брахман (Шанкара, комментарий
к Веданта-сутре).
Впрочем, и здесь нет однозначности. Согласно учению Будды, наоборот, существование
«я» (атмана) является серьезнейшим проявлением иллюзии (неведения, тщеславия),
от которого необходимо освободиться.
Об освобождении через познание истины говорит и Евангелие (см. эпиграф к главе). Слова
о знании из книги Иова (38:4—21), приведенные в гл. 2, также можно понимать не только
иронически. Основную роль в правильном познании играет вера.
Исполненный веры обретает мудрость (знание); Но невежественные, лишенные веры, неуверенные —
те идут к погибели. Для сомневающихся нет ни этого мира, ни иного, ни счастья (Бхагавадгита 4:39—40, ср.
с Рим. 14:23).
Но твердые в знании из них, и верующие, которые верят в то, что низведено тебе и что низведено до тебя,
и выстаивающие молитву, и дающие очищение, и верующие в Аллаха и последний день, — этим Мы дадим
великую награду! (Коран 4:160 (162))
Вера имеет ряд аспектов, которые кажутся на первый взгляд не соответствующими обычному
словоупотреблению. Их можно рассмотреть на примере следующих цитат из буддийских
текстов (см. обсуждение подхода буддизма в гл. 3; в санскрите для слова «вера» имеются
несколько переводов):
Того, кто живет без созерцания удовольствий, сдержанного в своих чувствах и умеренного в еде, полного
веры и решительности, — именно его не может сокрушить Мара, как вихрь не может сокрушить
каменную гору (Дхаммапада 8).
У того, чья мысль нестойка, кто не знает истинной дхаммы, чья вера колеблется, — мудрость
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (7 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
не становится совершенной (Дхаммапада 38).
Человек, который не (!) верует и знает несозданное; — поистине благороднейший человек (Дхаммапада
97).
Добродетель приятна вплоть до старости; приятна стойкая вера; приятно достижение мудрости; приятно
воздержание от зла (Дхаммапада 333).
Вера есть семя, покаяние — дождь, разумение — мой плуг и мое ярмо, смирение — дышло моего плуга
(Сутта-нипата 76).
Лучшее сокровище в этом мире — вера; Вечный Закон, раз постигнутый, приносит здесь счастье;
Истина — сладчайшее в этом мире; и та жизнь назовется лучшею, которая прожита в понимании (Сутта-
нипата 181).
Впрочем, и со стороны философии противопоставление веры и знания сомнительно.
Знание в сущности своей и есть подлинная вера; и эти сферы не только не разделимы, но даже
и не различимы (А.Ф.Лосев, Диалектика мифа).
Веру и непосредственное знание связывал (по существу, отождествлял) и Гегель. Вера является
также необходимой предпосылкой начала любого (в том числе научного) исследования.
Исследование, если оно не основывается на положениях, в истинности которых нельзя усомниться,
является невозможным. Но это не означает, что человек просто принимает эти положения на веру; Если
я ставлю эксперимент, я не сомневаюсь в существовании прибора, который стоит передо мной. Я могу
сомневаться в чем угодно, только не в этом. Если я произвожу вычисления, я принимаю как само собой
разумеющееся, что цифры, написанные мной на бумаге, не могут сами по себе исчезнуть. Я также всегда
доверяю своей памяти, причем доверяю ей полностью. Уверенность во всем этом сродни моей
уверенности, что я никогда не был на Луне (Л. Витгенштейн, О достоверности, 337).
С этой точки зрения, опасной иллюзией является достоверная «реальность» повседневного
быта и светской жизни, которая основана на «непосредственном» восприятии и поэтому часто
противопоставляется более высоким пластам культуры, требующим духовных усилий.
В популярной книге В. Пелевина «Generation П», между прочим, рассказывается о том, что все
ведущие мировые политики, бизнесмены и другие, как сейчас модно говорить, «ньюсмейкеры»,
вообще не существуют в реальности — это просто телевизионные изображения,
разработанные средствами компьютерной графики.
— Да ладно, не гони, — неуверенно сказал Татарский. — Их же столько народу каждый день видит. —
Где? — По телевизору; А, ну да; То есть как; Но ведь есть же люди, которые с ними встречаются каждый
день. — Ты этих людей видел? — Конечно. — А где?
Татарский задумался.
— По телевизору, — сказал он. — То есть понимаешь, к чему я клоню? — Начинаю, — ответил
Татарский. — Вообще-то чисто теоретически ты можешь встретить человека, который скажет тебе, что
сам их видел или даже знает. Есть специальная служба; У них работа такая — ходить и рассказывать, что
они наших вождей только что видели.
Для христианства главным в познании являются не усилия человека, а действие Святого Духа:
И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир
не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас
будет. Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил
вам (От Иоанна 14:16—17,26).
Ибо Дух все проницает, и глубины Божии. Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (8 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия. Но мы приняли не духа
мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой
мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святого, соображая духовное с духовным.
Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием;
и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить
никто не может (1-е Коринфянам 2:10—15).
По словам Серафима Саровского, цель христианской жизни — стяжание Духа Святого. В то же
время,
Дух дышит, где хочет (!), и голос его слышишь (!), а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает
со всяким, рожденным от Духа (От Иоанна 3:8).
Неожиданную параллель можно найти в священном тексте индуизма:
Этот Атман [дыхание!] не постигается ни толкованием, ни рассудком, ни тщательным изучением — кого
избирает этот [Атман], тем он и постигается, тому этот Атман открывает свою природу (Катха упанишада
1.2.23).
Символическое противопоставление видения и слышания (откровения) неоднократно
встречается в Библии:
И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе
опоясания. И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам
и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: [Адам,]
где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся (Бытие 3:7—10).
И произнес притчу свою и сказал: говорит Валаам, сын Веоров, говорит муж с открытым оком, говорит
слышащий слова Божии, имеющий ведение от Всевышнего, который видит видения Всемогущего, падает,
но открыты очи его (Числа 24:15—16).
И говорил Господь к вам [на горе] из среды огня; глас слов [Его] вы слышали, но образа не видели,
а только глас ;Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил
к вам Господь на [горе] Хориве из среды огня, дабы вы не развратились (Второзаконие 4:12—16).
Самая важная часть индуистского канона — веды — называется «шрути» — услышанное;
буддийские сутры начинаются словами «так я слышал». Приведем также пару дзенских
отрывков:
Есть три вида слушания истины: высший, средний и низший. Высшие существа слушают истину духом,
средние слушают истину умом, низшие существа слушают истину ушами. Поскольку мы имеем дух,
ум и уши, как пожелаем мы слушать истину и какую истину мы будем слушать? (Догэн)
Чоань сказал: Нынешние ученики поверхностны, они ценят собственные уши и пренебрегают глазами —
никто из них так и не смог измерить глубинной тайны.
Правильный ответ, который не смог дать Адам и его потомки, постепенно переставшие
слышать голос Бога, дается многими праведниками и пророками:
И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли
меня (Исайя 6:8).
Начиная с Авраама (Быт.17:3), праведники падают на свое лицо, слушая Бога.
Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия (Рим. 10:17).
Видение в этом мире имеет ограниченный смысл.
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (9 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
Ибо мы ходим верою, а не видением (2 Кор. 5:7).
Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти,
а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь
из них больше (1 Кор. 13:11—13).
Помимо внутреннего откровения, христианство не отрицает возможность и даже
необходимость внешнего познания Бога через тварное:
Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений
видимы (К Римлянам 1:20).
Близкие по смыслу цитаты можно найти в Коране:
Поистине, в творении небес и земли, в смене ночи и дня, в корабле, который плывет по морю с тем, что
полезно людям, в воде, что Аллах низвел с неба и оживил ею землю после ее смерти, и рассеял на ней
всяких животных, и в смене ветров, и в облаке подчиненном, между небом и землей, — знамения людям
разумным! (2:159 (164))
Не постигают Его взоры, а Он постигает взоры; Он — проницателен, сведущ! Пришли к вам наглядные
знамения от вашего Господа. Кто узрел, — то для самого себя; а кто слеп, — во вред самому себе. Я для
вас — не хранитель! Так Мы распределяем знамения, и для того, чтобы они сказали: «Ты учился» —
и чтобы Мы уяснили это людям, которые знают (6:103—105).
Официальная позиция римско-католической церкви (которая последнее время активно
участвует в общественной жизни), изложенная в папских энцикликах, состоит в том, что
научное и религиозное познание не противоречат друг другу, хотя откровению Писания
принадлежит ведущая роль:
И до тех пор, пока ученый и богослов остаются в пределах своих дисциплин, между ними не может быть
никакого разногласия; У авторов Священного Писания, или, точнее, у Духа святого, говорившего через
них, не было намерения раскрывать то, что не имеет никакого значения в плане Спасения, то есть
внутреннюю структуру чувственной реальности (Лев XIII, Providentissimus Deus, 18 ноября 1893).
По словам известного католического мистика св. Бонавентуры,
Истина нашей веры находится не в худшем положении, чем все другие истины, но всякая другая истина,
могущая быть оспариваемой разумом, может быть им же защищаема, следовательно, таким же образом
и истина нашей веры (цит. по кн. Л. Шестова «Афины и Иерусалим»).
В ведантическом индуизме проводится различение внутреннего знания своей подлинной
природы и познания иллюзорного внешнего мира:
Ибо знание пробудившегося, который [осознал себя] вездесущим [атманом], отнюдь не простирается
на [внешние] сущности (Гаудапада, Мандукья-Карики, 4:99).
В буддийском тексте «Вопросы Милинды» Будде (в отличие от Бога) приписывается
не «актуальное», а «потенциальное» всеведение, так что получение информации требует
усилия и конечного (хотя и малого) времени:
Да, государь, Блаженный всеведущ, но Блаженный не располагает своим знанием-видением постоянно
и непрерывно. Всеведущее знание Блаженного связано с исследованием; исследовав, Блаженный узнает
все что угодно.
Христианство провозглашает личностную и проверяемую истину (в то время как абстрактный
вопрос Пилата «Что есть истина?» остается без ответа).
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (10 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете. Фома сказал Ему: Господи! не знаем, куда идешь; и как можем знать
путь? Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня
(От Иоанна 14:4—6).
Верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом; не верующий Богу представляет Его лживым
(1-е Иоанна 5:10).
Слова «Я есмь истина», повторенные исламским мистиком ал-Халладжем, стали причиной его
преследований и казни ортодоксальными мусульманами. Утверждения о внутреннем критерии
истины можно встретить и у философов:
Всякий, кто имеет истинную идею, знает также, что истинная идея заключает в себе высшую
достоверность, ибо иметь истинную идею — это значит ни что иное, как сполна или наилучшим образом
постигать вещь, и сомнение в этом познании возможно лишь в том случае, когда идея считается чем-то
немым, подобно картине на доске, а не модусом мышления, т. е. самим познающим (Спиноза, Этика).
(см. также приведенные выше цитаты из Декарта и из Пифагора). Против «объективной»
внешней истины, против принудительных «метафизических» истин протестовали многие
западные мыслители (см. обзор в книге Л. Шестова «Афины и Иерусалим», а также обсуждение
вопроса о законе в гл. 6).
Понимание истины «субъективно» и в буддизме.
Вы сами должны сделать усилие. Татхагаты — единственные учителя. Те, кто следует этим путем
и самоуглублен, освободится от оков Мары (Дхамапада 276).
О, Ананда, ты должен быть светильником самому себе. Полагайся только на себя и не рассчитывай
на помощь со стороны. Уверенно держись истины, словно светильника и убежища, и не ищи убежища где-
либо вне себя (Махапаринирванасутра, излагающая предсмертные слова Будды).
При этом истина понимается не в логическом смысле и не выражается универсально
и однозначно. В некотором смысле буддийский подход является «прагматическим»:
Все словесные учения существуют просто для лечения болезней. Поскольку болезни не одинаковы,
не одинаковы также и средства. Вот почему иногда говорится, что будда есть, а иногда — что будды нет.
Истинные слова — те, что лечат болезнь. Если лечение действенно, слова истинны; если слова не лечат
болезнь, они лживы.
Истинные слова лживы, если они порождают самоуверенные мнения. Лживые слова истинны, если они
отсекают заблуждения. Поскольку болезни нереальны, для них существуют только нереальные средства
(Бай-чжан).
Все это, однако, не уменьшает уверенности в истине.
И что бы Татхагата ни говорил, чтобы воспитать людей, и что бы он ни произносил — является ли
он в своем облике или в чужом, говорит ли от своего лица или от чужого, — все эти речи о дхарме
преподаются Татхагатой как фактически истинные, и нет в них лжи, вложенной Татхагатой. Ибо Татхагата
видел тройственный мир таким, каков он есть в действительности: он не рожден и не умирает; в нем нет
ни кончины, ни перерождения, ни сансары, ни нирваны; он не реален и не нереален; он не существует
и не не существует, ни так, ни иначе, ни ложно, ни неложно. Не таким Татхагата видел тройственный мир,
каким его видит тупое простонародье. Татхагата видит реальность дхарм лицом к лицу; поэтому
он не может обманываться на их счет. Какие бы слова ни произносил Татхагата, они истинны, не ложны,
и не иначе;
Так как природа у живых существ разная, у них разные желания, деяния и мысли, и, желая взрастить в них
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (11 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
корни добра, Татхагата с помощью различных рассуждений, сравнений и слов по-разному проповедует
Дхарму. Деяния, совершаемые буддой, еще никогда не были бесполезными; Все эти учения
проповедуются посредством Единой Колесницы Будды, и эти живые существа все в конце концов обретут
всепроникающее знание (Лотосовая сутра).
На Востоке большую роль играет личная передача истины от конкретного живого учителя
(напротив, в теософских традициях часто говорят о связи с мифическими махатмами Шамбалы).
Эта передача часто бывает невербальной.
Один неверующий философ попросил Будду: «Поведайте мне истину, не говоря и не безмолвствуя». Будда
сидел в молчании. Философ поклонился и сказал: «Вы, Высокочтимый, своей любовью и состраданием
развеяли мои заблуждения и наставили меня на путь истины». Когда философ ушел, Ананда спросил
Будду, что же тот постиг? Будда ответил: «Добрый конь пускается вскачь, завидев тень от плетки». Умэнь
заметит: Ананда был учеником Будды, но понимал еще меньше, чем неверующий. Насколько же велико
различие между неверующими и учениками Будды? (Хуэйкай, Застава без ворот)
Современный духовный учитель Дж.Кришнамурти, хотя вначале и был связан с индуистской
и буддийской (а также теософской) традициями, затем резко отрицательно относился к самой
концепции «ученичества» и учителя-гуру.
Я начинаю с начала. Я ничего не знаю о просветлении, понимании, процессе, сравнении, становлении.
Я отбросил их. Я их не знаю. Знание — это средство получить удар, и традиция является тем
инструментом, который наносит мне удар. Мне не нужен этот инструмент, и потому я не получаю удара.
Я начинаю с полной невинности. Невинность означает ум, неспособный получить удар. И вот я спрашиваю
себя: почему же они не увидели того простого факта, что фиксированной точки нет? Почему? Зачем они
настолько загромоздили человеческий ум, что мне теперь приходится продираться сквозь все это,
отвергать его?;. Они сказали, что просветление — нечто такое, что должно быть достигнуто с помощью
времени, дисциплины, гуру; Зачем одни люди навязали другим то, что не является истинным? Люди
мучили себя, увечили, чтобы достичь просветления, как будто просветление — это нечто неподвижное.
И они закончили слепотой. Я думаю, уважаемый, именно поэтому так называемый заблуждающийся
человек гораздо ближе к истине, чем тот, кто занимается практикой для достижения истины. Человек,
практикующий истину, делается нечистым, нецеломудренным (Дж. Кришнамурти, Традиция и революция.
СПб, 1994. С. 179).
Как подчеркивают и ортодоксальные учения, в конечном счете человек должен искать учителя,
как и Бога, внутри себя.
Я все победил, я все знаю; при любых дхаммах я не запятнан. Я отказался от всего, с уничтожением
желаний я стал свободным. Учась у самого себя, кого назову учителем? (Дхамапада 353)
В суфийской традиции истина преподается «для данного времени, данного лица и данной
цели». С другой стороны,
Истина едина, она является множеством, и [так] ради нас, чтобы научить нас этому единству посредством
любви через множество (Евангелие от Филиппа 12).
Хотя вопрос о рациональной логике является здесь второстепенным, в религиозных традициях
и учениях ему также уделяется внимание. В отличие от аристотелевой логики, в Индии был
принят пятичленный силлогизм.
Пятью членами силлогизма являются пратиждня или суждение (холм в огне), хету или основание (потому
что он дымится), удхарана или поясняющий пример (все, что огненно, дымится, как, например, кухонный
очаг), упаная или применение общего (а это есть холм), нигамана или утверждение заключения
(следовательно, холм в огне) (С.Радхакришнан, Индийская философия).
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (12 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
Хотя европейскому читателю почувствовать различие от трехчленного аристотелевского
силлогизма не слишком просто, такая схема открывала более широкие возможности (см. также
Ф. И. Щербатской, Теория познания и логика по учению позднейших буддистов). При этом
существовало много философских школ с богатыми традициями. Системы индийской
и буддийской логики богаче европейской (например, четырехзначная логика «да», «нет», «и да ,
и нет», «ни да, ни нет»; закон противоречия считается неприменимым для сверхчувственных
представлений), но и они часто ниспровергаются в буддизме и ведантическом индуизме:
Есть вопросы из области мнений, который Блаженный оставил без ответа, не разъяснил, отклонил: вечен
мир или невечен; конечен мир или бесконечен; одно ли и то же душа и тело, или тело — одно, а душа —
другое; существует ли татхагата после смерти или не существует; или и существует, и не существует; или
ни существует, ни не существует; Почему, сын Малункьи, это мною не разъяснено? В этом нет смысла, это
не служит брахманскому житию, отвращению, бесстрастию, пресечению, умиротворению, постижению,
просветлению, упокоению (Малая сутра о Малункье).
Утверждая, что атман «существует», «не существует», «существует и не существует», или же «не существует
и не не-существует», глупец набрасывает покров [на идею атмана], говоря об «изменчивости»,
«постоянстве», о них обоих вместе, а также об их совместном отсутствии (Гаудапада, Мандукья-Карики,
4:83).
Вообще, выход за пределы оппозиций и движение к Единому является целью многих
религиозно-философских учений. Следует отметить, что в одном из современных направлений,
исследующем основания математики — интуиционизме — обычные законы логики
(в частности, закон исключенного третьего — «либо А, либо не А») также не считаются
применимыми для бесконечных множеств.
Использование необычных систем логики обусловлено не формальными упражениями,
а «утилитарными» (но в то же время часто достаточно высокими) соображениями — поисками
путей реализации духовных потребностей человека. Следующий отрывок за компанию
характеризует и «женскую логику».
— У нас, — сказала Алиса, — больше одной пятницы разом не бывает!
— Какое убожество! — фыркнула Черная Королева. — Ну, а у нас бывает шесть, семь пятниц на неделе!
А зимой мы иногда берем сразу десять ночей — чтоб потеплее было!
— Разве десять ночей теплее, чем одна? — рискнула спросить Алиса.
— В десять раз теплее, конечно!
— А, может, в десять раз холоднее! — заметила Алиса!
— Совершенно верно! — вскричала Черная Королева. — В десять раз теплее и в десять раз холоднее.
Точно так же, как я в десять раз тебя богаче и в десять раз умнее (Л.Кэрролл, Алиса в Зазеркалье).
Тему женщины (которой он отказывает в логике, интеллекте и этике) с большим
эмоциональным напряжением обсуждает также О. Вейнингер:
Существо, не понимающее и не желающее признать, что А и не-А исключают друг друга, не знает
препятствий для обмана, существу этому чуждо само понятие лжи, так как противоположное понятие —
правда — для него не закон; такое существо, раз уж оно наделено даром речи, лжет, даже не сознавая
этого (Пол и характер).
Если говорить о различии формальной логики и реальной жизни более серьезно, нужно
помнить, что
; полагающиеся на словесные доказательства обязательно будут опровергнуты, пусть и не сейчас,
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (13 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
от твоих доводов; ведь «всякое слово борется со словом»; Мы называем истинным воззрением не знание,
добываемое рассуждениями и умозаключениями, а знание, являемое делами и жизнью, единственное
не просто истинное, но прочное и непоколебимое (Григорий Палама, Триады, 1.1.1, 1.3.13).
Утверждением ничего нельзя утвердить. Отрицанием ничего нельзя отвергнуть (дзен).
Альтернативные системы логических построений известны и в западных традициях. Слова
о том, что Бог ни существует, ни не существует, можно найти у Николая Кузанского, который
следовал традиции Дионисия Ареопагита. Талмудический подход свободно оперирует
с противоречивыми высказываниями и суждениями. При этом развивается мощная логическая
схема, включающая иерархию авторитетов.
Тора является информацией обо всем сотворенном во всех деталях. Талмуд предусматривает строгую
систему вывода галахи из текста Торы путем применения правил комментирования. Для Талмуда
установлены принципы точности, полноты и единства текста, а также неповторяемости тем.
1. Мишна (высказывания Танаев — первых Мудрецов) обладают неоспоримым авторитетом
и рассматриваются как аксиомы. Высказывания Амораев (Мудрецов, живших после завершения Мишны)
предыдущего поколения не могут оспариваться Амораями последующего поколения.
2. Высказывания Мишны предельно точны и заранее учитывают все моменты, которые могут возникнуть
при сравнительном и логическом анализе. Любое высказывания Мишны может служить основанием для
доказательства в любой области знания. Любые случайности даже в лексике и фразеологии невозможны,
и получать информацию можно из стилистических и грамматических особенностей.
3. Все расходящиеся мнения имеют общую основу.
4. Каждое слово источника имеет смысл и несет информацию, одно и то же слово и оборот речи
не повторяются без особых причин (А. Штейгзальц, Введение в Талмуд).
Такой подход может иметь и практические применения (юриспруденция, где важную роль
играет система прецедентов).
Не вывел ли р. Ионатан триста юридических решений из стиха «имя жене его Мегетавеель, дочь Матреды,
сына Мезагава» (Бытие 36:39);? (Зогар 2.145)
В частности, Талмудом заинтересовались японские практики бизнеса.
Как уже говорилось, для европейской цивилизации более привычна аристотелева логика.
В согласии с «Метафизикой» Аристотеля Фома Аквинский утверждал:
Только то исключено из всемогущества Бога, что противоречит сущности разума (!), а именно, что нечто
одновременно существует и не существует или что бывшее стало небывшим.
С другой стороны, многие средневековые схоласты не чувствовали себя скованными законами
аристотелевой логики и даже законом противоречия. Св. Петр Дамиани (1007—1072; к нему
восходят слова «философия — служанка теологии») писал:
Вот, к утверждению, что Бог не может восстановить деву после падения, будто бы последовательно,
прибавляют: разве Бог может сделать так, чтобы бывшее стало небывшим? Как если бы раз [навсегда]
было установлено, что если дева порочна, уже более невозможно стать ей чистой. Что, конечно,
по отношению к природе истинно и правомерно утверждать; не может быть, чтобы одному и тому же чего-
либо случилось и быть, и не быть [одновременно]. Ведь одно другому противоположно, так что если одно,
другого быть не может ; Однако эта невозможность ; никак не касается божественного всемогущества.
Ведь тот, кто дал начало природе, легко, если пожелает, устраняет природную необходимость
(О божественном всемогуществе).
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (14 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
В этом смысле можно сказать, что схоластика, в отличие от философии Аристотеля, выдержала
соревнование с упомянутыми выше логическими построениями буддистов. Позднее
на подобные темы много размышлял Декарт:
Но я не думаю, что о какой бы то ни было вещи можно утверждать, что Бог не мог ее сделать; так как
основание истины и блага зависит от его всемогущества, то я не посмел бы даже сказать, что существует
гора без долины или что один и два не составляют трех; я скорее скажу, что Он дал мне такой разум,
который не мыслит горы без долины и не видит другой суммы единицы и двух, как три.
Бог был так же свободен сделать так, чтобы все линии, проведенные из центра окружности, не были
равны, как и не творить мир (цит. по книге Л. Шестова «Афины и Иерусалим»).
Вот как комментирует эти мысли Декарта современный философ:
Проблема состоит в том, может ли Бог создавать мир таким образом, что его структура, его строение
превосходили бы наши возможности понимания; Мы не можем вводить понятие Бога как представление,
как элемент нашей структуры философского размышления, если мы в чем-то его ограничиваем
и приписываем ему необходимость создавать только такой мир, который мы можем понимать.
Мы должны допустить, что он может создать любой мир, в том числе и тот, в котором три угла
треугольника не были бы равны двум прямым и где были бы горы и не было бы долин. А в нашем мире,
по определению, если есть гора, то есть и долина; Но мы не можем некоему процессу творения или
некоей творящей силе предписать ограниченность нашего мышления. По Декарту, если есть
богохульство, то высшее богохульство — пытаться мыслить вместо Бога. Рассуждать: вот это возможно,
а это невозможно или это имеет такую-то цель (М. Мамардашвили, Картезианские размышления, С. 58).
Во многих традиционных подходах критерий истины — авторитет (в частности, таков критерий
истины в трудах Генона: он знает, поскольку является посвященным, то есть прошел
соответствующие ступени «инициации»). Подобный критерий является самосогласованным
и не подлежит рациональной критике: всегда можно сослаться на недостаточную
компетентность критикующих и их низкий статус в иерархии (в рамках такой логики подобные
аргументы действительно серьезны). К сожалению, в реальной истории скорее приходится
считаться с непогрешимым авторитетом различных вождей и, шире, «начальства»,
а не мистиков-интеллектуалов:
Лучше любых аргументов и доводов мировоззрение защищает полиция (С. Лем, Звездные дневники
Ийона Тихого).
Впрочем, вопрос о роли мистиков в таком историческом процессе тоже не столь прост (см.,
напр., Л. Повель, Ж. Бержье, Утро магов. Киев: София, 1994; Н. Гудрик-Кларк, Оккультные корни
нацизма. Евразия, 1993).
В вопросах о хронологии событий, авторстве священных книг и т. д. научная историческая
истина не обязательно совпадает с религиозной традицией. Однако последняя основана вовсе
не на слепой вере, а на более глубоких уровнях реальности.
Взгляд науки — это всегда взгляд извне; С точки зрения научной критики, Сефер Йецира (мистический
трактат, повествующий о структуре Мироздания) была написана не раньше V в. н. э. Таков результат
источниковедческого анализа; Еврейская традиция утверждает, что автором этой книги был патриарх
Авраам (согласно традиции, он родился в XIX в. до н. э.). В Сефер Йецире есть одно загадочное место,
на которое, как нам кажется, никто не обращал должного внимания. Там сообщается, что центральное
положение на небосводе занимает созвездие Дракона («Дракон — словно Царь на престоле»). Как
известно, в центре звездного места находится Малая Медведица (небесный свод вращается вокруг
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (15 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
ее альфы). Однако, согласно астрономии, земная ось в результате прецессии меняет свое направление.
И примерно четыре тысячи лет назад центральное положение в звездной картине мира занимала альфа
Дракона (М. Кравцов, в кн. Зогар).
Остановимся теперь на вопросе о личном познании в рамках мистического опыта. Проблема
его подлинности детально разрабатывалась в практике православного монашеского умного
делания (безмолвной молитвы), см. сборник отрывков из сочинений греческих отцов
«Добротолюбие». Основные принципы «техники безопасности» здесь — трезвость и смирение,
отклонение возникающих образов, следование указаниям наставника. С другой стороны,
руководство «Духовные упражнения» крупного католического мистика и основателя ордена
иезуитов св. Игнатия Лойолы основано на медитации с понимаемыми иконографически
образами (например, распятого Христа). Сравнение этих подходов проведено в книге
«Синергия». Следует отметить, что противоречия между ними не настолько радикальны, как это
часто считается (кстати, один из составителей «Добротолюбия», афонский монах Никодим
Агиорит перевел на греческий и «Духовные упражнения»). В частности, практика Лойолы, как
и «умное делание», подразумевает глубокое смирение и с самого начала предлагаются
«правила для ощущения и распознавания различных движений, возбуждаемых в душе;
хороших, чтобы их принимать, и дурных, чтобы их отбрасывать». Здесь вовсе не строятся
образы Бога, а «в размышлении о предмете невидимом; рекомендуется душу свою вообразить
в тленной плоти».
В книге «Старец Силуан», содержащей жизнеописание и поучения афонского православного
подвижника нашего века, в отношении духовных явлений утверждается принцип «Не отвергай
и не принимай»:
«Не принимая», христианин ограждает себя от опасности демоническое действие или внушение счесть
за Божественное; «Не отвергая», человек избегает другой опасности, а именно: божественное действие
приписать демонам и через то впасть в грех «хулы на Духа Святого»; Вторая опасность страшнее первой,
так как душа может привыкнуть отвергать благодать, и возненавидеть ее, и настолько усвоить себе
состояние богопротивления, что так определится и в плане вечном, благодаря чему грех сей
«не простится ни в сем веке, ни в будущем» (см. Мф.12:23—33).
Об этом же говорит св. Григорий Палама:
Кто слушает святых, тот начинает с сердечным благочестием относиться не говорю уже к самим
сверхъестественным дарованиям, но даже к тому, что в них спорно, потому что, как говорит св. Марк,
«есть неведомая младенцам благодать, которую нельзя ни анафематствовать ради ее возможной истины,
ни принимать ради ее возможной ошибки» (Триады, 1.3.48).
Впрочем, в православной литературе можно найти и другое мнение:
Тот, кто знаком с этим [еп. Игнатия Брянчанинова] православным учением, не может не взирать
с изумлением и ужасом на легкость, с которой современные «христиане» доверяют видениям и явлениям;
Им [католикам и протестантам] стало совершенно чуждо самое (?!) существенное христианское
свойство — недоверие к собственным «добрым» мыслям и чувствам (С. Роуз, Душа после смерти. СПб,
1995. С. 79).
Хотя проблема «различения духов» действительно серьезна, такая позиция чревата
нетерпимостью и, в конечном счете, неверием.
В познании Бога с помощью обычных органов чувств и разума религиозный подход часто
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (16 из 18) [11.01.2008 0:25:19]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
утверждает своеобразный «агностицизм»:
Единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков
не видел и видеть не может (1-е Тимофею 6:16).
Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет (Плач Иеремии 3:2).
Горе желающим дня Господня! для чего вам этот день Господень? Разве день Господень не мрак, а свет?
он тьма, и нет в нем сияния (Амос 5:18—20).
В слепую тьму вступают те, кто чтут незнание. Словно еще в большую тьму — те, которые наслаждались
в знании. Поистине, говорят, что [это] отлично от знания, отлично от незнания; Тот, кто знает обоих
вместе — и знание и незнание, переправившись через смерть с помощью незнания, достигает
бессмертия с помощью знания (Иша упанишада 9—11).
Наиболее глубоким в православии считается апофатическое (отрицательное) богословие,
основанное на трудах легендарного Дионисия Ареопагита — афинянина, упоминаемого
в Деяниях апостолов (исторически эти тексты относятся к V в.). Здесь свойства Бога, Который
запределен всему сущему, определяются только отрицательно (аналогично «не то, не то»
индуистских упанишад), и Он даже оказывается за пределами категорий существования
и несуществования. Приведем отрывки из сочинений Дионисия, содержащие парадоксальные
формулировки:
Мрак исчезает при свете, а тем более при ярком свете; незнание изгоняется познаниями, а тем более
большими познаниями. Понимая эти слова в самом прямом, а не в переносном смысле, убежденно
утверждай, что стремящимся к познанию света и сущего недоступно неведение Бога; что этот Мрак Его
скрывается при любом свете и затмевает любое познание. И если кто-либо, увидев Бога, понял то, что
он видел, — не Его он видел, а что-либо сущее и познаваемое; Бог же в своем сверхъестественном бытии
превосходит ум и сущее, и потому вообще не есть ни что-либо познаваемое, ни что-либо существующее,
а существует сверхъестественно и сверхразумно познается ; Полное неведение и есть познание Того, Кто
превосходит все познаваемое (Письмо Гаию Монаху).
Божественный Мрак — это тот неприступный Свет, в котором, как сказано в Писании (1 Тим. 6:16),
пребывает Бог. А поскольку невидим и неприступен он по причине своей необыкновенно яркого
сверхъестественного сияния, достичь его может только тот, кто, удостоившись боговедения
и боговидения, погружается во Мрак, воистину превосходящий ведение и видение (Письмо Дорофею
Диакону).
В православном богословии большую роль играет учение св. Григория Паламы (1296—1359),
одного из ведущих представителей исихазма (умного делания — молитвенной практики
монахов). В дискуссии с ученым монахом Варлаамом Калабрийским (который, стоя
на рационалистических позициях, близких к западному богословию, вообще отрицал
возможность познания Бога) Палама утверждал реальность молитвенного созерцания. Исходя
из догмата о Фаворском свете Преображения, он разработал положение о нетварных энергиях,
которые может воспринимать человек (см. также обсуждение в гл. 13, 14). При этом Палама
использовал такое толкование «божественного мрака» Дионисия Ареопагита: «Бог выше
не только знания, но и непознаваемости», хотя «если виденье выше отрицанья, то слово,
толкующее это виденье, остается ниже отрицательного восхождения» (Григорий Палама,
Триады, 1.3.4).
Переход на определенном этапе от рационального знания к мистике был характерен для
многих теологов. Главный труд Фомы Аквинского «Сумма теологии» остался
http://www.imp.uran.ru/ktm_lab/irkhin/bookall/05.htm (17 из 18) [11.01.2008 0:25:20]В. Ю. Ирхин, М. И. Кацнельсон — Уставы небес. 16 глав о науке и вере — 5. Познание, истина и ее критерии
незаконченным из-за резкой смены интересов после личного мистического озарения,
происшедшего незадолго перед его смертью.
Дни моего писания закончились; ибо такое было открыто мне, что все, что я написал и чему учил,
представилось мне ничего не значащим, поэтому я уповаю на Бога моего в том, что, равно как пришел
конец моему учению, так и жизни моей наступит конец (цит. по Дж. Кэмпбеллу).
Отношение к научному познанию Григория Паламы видно из следующих слов:
Поэтому мы не мешали бы обучаться внешней науке желающим их тех, кто не избрал монашеской жизни,
но всю жизнь заниматься ею никоим образом не советуем никому, а ожидать от нее каких-либо точных
познаний о божественных предметах и вовсе запрещаем, потому что от нее нельзя научиться ничему
надежному о Боге (Триады 1.1.12).
В качестве другого авторитетного примера (по-видимому, более убедительного для
современных научных работников) может быть упомянут Блез Паскаль (1623—1662). Сделав
ряд крупных открытий в математике и физике, он обратился к религиозной философии
и мистике. Осознав ограниченность философии и «научного» метода, Паскаль отверг новый
европейский рационализм и стал предшественником современных иррационалистических
философских систем, провозглашающих приоритет существования перед сущностью
(экзистенциализм).
Вопреки всякому догматизму, мы бессильны доказать, что обладаем истиной, и, с другой стороны,
никакой пирронизм [т. е. скептицизм] не в силах у нас этого оспорить. Мы ожидаем истины, а находим
в себе одно сомнение. Ищем счастья, а встречаем лишь горе и смерть. Мы не в состоянии не желать
истины и счастья, но не способны ни к верному знанию, ни к счастью. Это желание оставлено нам столько
в наказание, сколько и для того, чтобы дать нам почувствовать, с какой высоты мы пали (Мысли. М., 1994.
С. 119).
Мистические озарения играли большую роль также в деятельности других основоположников
науки Нового времени (см. гл. 4). Вообще, вопреки расхожему мнению, на достаточно глубоком
уровне внутреннее понимание и внешнее знание могут быть скорее дополнительными,
а не взаимоисключающими:
Когда философ и суфий встретились, Авиценна сказал: То, что я знаю, он видит.
Абу Саид заметил: То, что я вижу, он знает (Салик Хамзави).
Соотношение научного и религиозного познания с более современной точки зрения
демонстрирует следующий отрывок.
Но то, что повествуют о приключениях своей души эти религиозные люди, — продолжал он, и к горечи
этих слов примешались объективность и восхищение,- это написано порой с силой и беспощадной
убедительностью стендалевского анализа. Впрочем, — уточнил он, — лишь до тех пор, пока они излагают
феномены и не выражают своего мнения, ложного из-за их убежденности в том, что они избраны Богом
узреть Его непосредственно. Ибо с этого момента они уже, конечно, не рассказывают нам своих
трудноописуемых ощущений, не признающих ни существительных, ни глаголов, а говорят фразами
с подлежащими и дополнениями, потому что верят в свою душу и в Бога как в два дверных косяка, между
которыми откроется чудо; Ужасно жаль, что у исследователей, занимающихcя точными науками,
не бывает видений! — заключил он свой длинный ответ.
— А по-твоему, они могли бы у них быть? — спровоцировала его Агата.
Ульрих промедлил одно мгновение. Потом ответил так, словно открывал ей свою веру:
— Не знаю. Может быть, со мной это могло бы случиться (Р. Музиль, Человек без свойств).