Евгений Онегин. Вариант 3

Поэма появилась в списках едва ли не сразу после смерти А. С. Пушкина. В рукописных архивах нам удалось обнаружить список, датированный 1847 годом. Однако публикуемый ниже текст - продукт 2-й половины ХХ в.

На свете братцы все говно,

Все мы порою что оно,

Пока бокал пенистый пьем,

Пока красавиц мы ****,

 

Ебут самих нас в жопу годы -

Таков увы закон природы.

Рабы страстей, рабы порока,

Стремимся мы по воле рока,

 

Туда, где выпить иль ебнуть,

И по возможности все даром,

Стремимся сделать это с жаром,

И поскорее улизнуть.

 

Hо время между тем летит,

И ни *** нам не простит,

То боль в спине, в груди одышка,

То геморрой, то где-то шишка,

 

Hачнем мы кашлять и дристать,

И пальцем в жопе ковырять,

И вспоминать былые годы,

Таков, увы, закон природы.

 

Потом свернется лыком ***,

И, как над ним ты ни колдуй,

Он никогда уже не встанет,

Кивнет на миг и вновь завянет,

 

Как вянут первые цветы,

Морозом тронутой листвы,

Так всех, друзья, нас косят годы,

Таков, увы, закон природы.

 

*

 

Глава первая

 

Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Кобыле так с утра заправил,

Что дворник вытащить не смог.

 

Его пример другим наука,

Коль есть меж ног такая штука,

Не тычь ее кобыле в зад

Как дядя — сам не будешь рад.

 

С утра как дядя Зорьке вставил

И тут инфаркт его хватил

Он состояние оставил

Всего лишь четверть прокутил.

 

Его пример другим наука

Что жизнь? Не жизнь сплошная мука.

Всю жизнь работаешь, копишь

И не доешь, и не доспишь,

 

И кажется достиг всего ты,

Пора оставить все заботы,

Жить в удовольствие начать

И прибалдеть, и приторчать...

 

Ан нет! Готовит подлый рок

Суровый, жесткий свой урок.

 

Итак, ****ец приходит дяде.

На век прощайте водка, ****и.

И в мрачны мысли погружен

Лежит на смертном одре он.

 

А в этот, столь печальный час

В деревню вихрем к дяде мчась,

Ртом жадным к горлышку приник

Наследник всех его сберкниг -

 

Племяник. Звать его Евгений.

Он, не имея сбережений,

В какой-то должности служил

И милостями дяди жил.

 

Евгения почтенный папа

Каким-то важным чином был.

Хоть осторожно, в меру, хапал

И много тратить не любил,

 

Но все-же как то раз увлекся,

Всплыло, что было и что нет -

В одно мгновенье папа спекся

И загудел на десять лет.

 

А будучи в годах преклонных,

Не вынеся волнений оных

В одну неделю захирел,

Пошел посрать и околел...

 

Мамаша долго не страдала,

Такой уж женщины народ,

"Я не стара еще!" — сказала.-

"Я жить хочу, ебись все в рот!"

 

И с тем дала от сына ходу,

Уж он один живет два года...

 

Евгений был практичен с детства.

Свое мизерное наследство

Не тратил он по пустякам,

Пятак ложился к пятакам.

 

Он был великий эконом,

То есть, умел судить о том,

Зачем все пьют и там и тут,

Хоть цены все у нас растут.

 

Любил он тулиться. И в этом

Не знал ни меры, ни числа.

К нему друзья взывали. Где там!

А *** имел, как у осла!

 

Бывало на балу танцуя,

В смущеньи должен был бежать.

Его трико давленье ***

Не в силах было удержать.

 

И ладно, если б все сходило

Без шума, драки, без беды,

А то ведь получал, мудило,

За баб не раз уже ****ы.

 

Да только все без проку было:

Лишь оклемается едва,

И ну пихать свой мотовило

Всем - будь то девка, иль вдова.

 

Мы все ****ся понемногу

И где-нибудь, и как-нибудь,

Так что поебкой, слава богу,

У нас не мудрено блеснуть.

 

Но поберечь не вредно семя,

Член к нам одним концом прирос!

Тем паче, что и в наше время

Так на него повышен спрос.

 

Но - ша! Я, кажется, заврался,

Прощения у вас прошу

И к дяде, что один остался,

Явиться с вами поспешу...

 

Ах, опоздали мы немного:

Старик уж в бозеньке почил.

Так мир ему! И слава богу,

Что завещанье настрочил.

 

И вот наследник мчится лихо,

Как за блондинкою грузин.

Давайте же мы выйдем тихо,

Пускай останется один.

 

Ну, а пока у нас есть время,

Поговорим на злобу дня.

Так, что я там ****ел про семя?

Забыл! Но это все ***ня.

 

Не в этом зла и бед причина -

От баб страдаем мы, мужчины.

Что в бабах толку? Лишь ****а,

Да и ****а не без вреда.

 

И так не только на Руси,

В любой стране о том спроси:

Где баба, скажут, быть беде -

"Шерше ля фам" — ищи в ****е.

 

От бабы ругань, пьянки, драка,

Но лишь ее поставишь раком,

Концом ее перекрестишь -

И все забудешь, все простишь,

 

Да, только член прижмешь к ноге,

И то уже "Ту аль монд э ге".

А ежели еще минет,

А ежели еще... Но нет,

 

Черед и этому придет,

А нас уже Евгений ждет.

 

Но тут насмешливый читатель

Быть может мне вопрос задаст.

Ты с бабой сам лежал в кровати,

Иль может быть ты педераст?

 

Иль может в бабах не везло?

Коль говоришь, что в них все зло.

Его без гнева и без страха

Пошлю интеллигентно на ***,

 

Коли умен меня поймет,

А коли глуп — пускай идет.

Я сам бы рад, к чему скрывать,

С хорошей бабою в кровать!

 

Но баба бабой остается,

Пускай как бог она ****ся.

 

 

Глава вторая

 

Деревня, где скучал Евгений,

Была прелестный уголок.

Он в тот же без промедлений

В кусты крестьянку поволок.

 

И, преуспев там в деле скором,

Спокойно вылез из куста,

Обвел свое именье взором,

Поссал и молвил: "Красота!"

 

Один среди своих владений,

Чтоб время с пользой проводить,

Решил настойчиво Евгений

Такой порядок учредить:

 

Велел он бабам всем собраться,

Пересчитал их лично сам,

Чтоб было легче разобраться

Переписал всех по часам.

 

Бывало, он еще в постели,

Спросонок чешет два яйца,

А под окном уж баба в теле

Ждет с нетерпеньем у крыльца.

 

В обед - еще, и в ужин - тоже,

Да кто ж такое стерпит, боже?

А наш герой, хоть и ослаб,

**** и днем, и ночью баб.

 

В соседстве с ним и в ту же пору

Другой помещик проживал,

Но тот такого бабам пору,

Как наш приятель, не давал.

 

Звался сосед Владимир Ленский.

Был городской, не деревенский,

Красавец в полном цвете лет,

Но тоже свой имел" привет":

 

Похуже баб, похуже водки,

Не дай нам бог такой находки,

Какую сей лихой орел

В блатной Москве себе обрел:

 

Он, избежав разврата Света,

Затянут был в разврат иной,

Его душа была согрета

Наркотиков струей шальной.

 

Ширялся Вова понемногу,

Но парнем славным был, ей- богу!

И на природы тихий лон

Явился очень кстати он.

 

Ведь наш Онегин в эту пору

От ебли частой изнемог,

Лежал один, задернув штору,

И уж смотреть на баб не мог.

 

Привычки с детства не имея

Без дел подолгу пребывать,

Hашел другую он затею:

И начал крепко выпивать.

 

Что ж, выпить в меру — худа нету!

Hо наш герой был пьян до свету.

Из пистолета в туз лупил

И, как верблюд в пустыне, пил...

 

О вина, вина! Вы давно ли

Служили идолом и мне?

Я пил подряд: нектар, говно ли.

И думал — "Истина в вине!"

 

Ее там не нашел покуда.

И сколько не пил — все вотще!

Но пусть не прячется, паскуда,

Найду, коль есть она вообще.

 

Онегин с Ленским стали други:

В часы свирепой зимней вьюги

Подолгу у огня сидят,

Ликеры пьют, за жизнь ****ят.

 

Но тут Онегин замечает,

Что Ленский как-то отвечает

На все вопросы невпопад,

И уж скорей смотаться рад,

 

И пьет уже едва-едва,

Послушаем-ка их слова:

 

— Куда, Владимир, ты уходишь?

— О, да, Евгений, мне пора.

— Постой, с кем время ты проводишь?

Или уже нашлась дыра?

 

— Ты прав, Евгений, только, только...

— Ну, тары-бары, ну народ!

Как звать чувиху эту? Олька?!

Что не дает?! Как не дает?

 

Да ты, видать, неверно просишь.

Постой, ведь ты меня не бросишь

На целый вечер одного?

Не ссы: добьемся своего!

 

— Скажи: там есть еще одна?

Сестрица Ольги? - Пусть бедна -

Свези меня!

— Ты шутишь? Hету?!

Ты будешь тулить ту, я - эту.

Так что ж — мне можно собираться?

И вот друзья уж рядом мчатся.

 

Hо в этот день мои друзья

Hе получили ни ***,

За исключеньем угощенья

И, рано испросив прощенья,

 

Их сани мчат дорогой краткой -

Мы их послушаем украдкой:

— Ну что, у Лариных ***ня?

— Напрасно поднял ты меня!

 

****ь я ни кого не стану,

Тебе ж советую - Татьяну.

— А что так?

— Милый друг мой Вова,

Баб понимаешь ты ***во.

 

Когда-то, в прежние года,

И я ёб всех - была б ****а!

С годами гаснет жар в крови:

Теперь ебу лишь по любви...

 

Владимир сухо отвечал,

А после, во весь путь, молчал...

 

Домой приехал, принял дозу,

Ширнулся, сел и загрустил.

Одной рукой стихи строчил,

Другой *** яростно дрочил.

 

Меж тем двух ебарей явленье

У Лариных произвело

Hа баб такое впечатленье,

Что у сестер ****у свело.

 

 

Глава третья

 

Итак, она звалась Татьяна!

Грудь, ноги, жопа - без изъяна.

И этих ног счастливый плен

Мужской еще не видел член.

 

Вы думаете: не хотела

Она попробовать конца?

Хотела так, что аж потела,

И изменялася с лица!

 

И все-же, несмотря на это,

Благовоспитаной была:

Романы про любовь искала,

Читала их, во сне кончала,

И целку строго берегла...

 

Не спится Тане, враг не дремлет,

Любовный жар ее объемлет.

— Ах, няня, няня, не могу я,

Открой окно, зажги свечу...

 

— Ты что, дитя?

— Хочу я ***,

Онегина скорей хочу!..

 

Татьяна рано утром встала,

****у об лавку почесала.

И села у окошка сечь,

Как Бобик Жучку будет влечь.

 

А бобик Жучку шпарит раком,

Чего бояться им, собакам?

Лишь ветерок в листве шуршит,

И улететь скорей спешит...

 

И думает с волненьем Таня:

"Как это Бобик не устанет

Работать в этих скоростях?.."

Так нам приходится в гостях

Или на лестничной площадке

Кого-то тулить без оглядки...

 

Вот Бобик кончил, с Жучки слез -

И вместе с ней умчался в лес.

Татьяна у окна - одна,

Осталась, горьких дум полна.

 

А что ж Онегин? С похмелюги

Рассолу выпил целый жбан,

Нет средства лучше, верно, други?

И курит топтаный долбан.

 

О, долбаны, бычки, окурки!

Порой вы слаще сигарет.

Но мы не ценим вас, придурки,

И ценим - лишь когда вас нет.

 

Во рту - говно, курить охота,

А денег только пятачок.

И вдруг в углу находит кто-то

Полураздавленный бычок.

 

И крики радости, по праву,

Из глоток страждущих слышны!

Я честь пою, пою вам славу -

Бычки, окурки, долбаны!

 

Еще кувшин рассолу просит

И вдруг письмо служанка вносит.

Он распечатал, прочитал, -

Конец в штанах мгновенно встал.

 

Себя не долго Женя мучил

Раздумьем тягостным, и вновь,

Так как покой ему наскучил,

Вином в нем заиграла кровь.

 

В мечтах Татьяну он представил:

И так, и сяк ее поставил,

Решил: сегодня ввечеру

Сию Татьяну отдеру.

 

 

Глава четвертая

 

День пролетел, как миг единый.

И вот Онегин уж идет,

Как и условлено в старинный

Парк. Татьяна ждет.

 

Минуты две они молчали,

Подумал Женя: " Ну, держись!"

И молвил: "Вы ко мне писали?"

И гаркнул вдруг: "А ну, ложись!"

 

Орех могучий и суровый

Стыдливо ветви отводил,

Когда Онегин *** багровый

Из плена брюк освободил.

 

От ласк Онегина небрежных

Татьяна как в бреду была.

Шуршанье платьев белоснежных.

И после стонов неизбежных

Свою невинность пролила.

 

Ну, а невинность эта, братцы,

Уж истинно, и смех, и грех.

Хотя, поглубже разобраться -

Надо разгрызть, чтоб съесть орех.

Но тут меня вы извините,

Изгрыз, поверьте, сколько мог.

Теперь увольте и простите -

Я целок больше не ломок!

 

На этом месте вопрошаю

Я, живший век, ****а мать:

Ведь должен кто-то их ломать?

Я никого не осуждаю!..

Но оправданья не ищите,

Коль вы внимательно следите

За всем развитием главы,

Поймете всё и сами вы.

 

Ну вот, пока мы здесь ****ели

Евгений Таню отдолбал

И вместе нам теперь придется

За ними поспешить на бал...

 

О! Бал давно уже в разгаре:

В гостиной жмутся пара к паре,

И член мужчин всех напряжен

На баб всех, кроме личных жен!

 

Да и примерные супруги,

В отместку брачному кольцу,

Кружась с партнером в бальном круге,

К чужому тянутся концу.

 

В соседней комнате, смотри-ка:

На скатерти зеленой - сика,

А за портьерою, в углу,

Ебут кого-то на полу.

 

Лакеи быстрые снуют,

В бильярдной так уже блюют!

Здесь хлопают бутылок пробки,

Татьяна же, после поебки,

Наверх тихонько пробралась,

Прикрыла дверь и улеглась.

 

Спешит в сортир Евгений с ходу:

Имел он за собою моду

Усталость ебли душем снять,

Что нам не дурно б перенять!

 

Затем к столу Евгений мчится.

И надобно ж, друзья, случиться:

Владимир с Ольгой за столом,

И ***, естественно, колом.

 

Он к ним спешит походкой чинной,

Целует руку ей легко,

"Здорово Вова, друг старинный,

Jeveus nome preaux, бокал "Клико"!

 

Бутылочку "Клико" сначала,

Потом "Зубровку", "Хванчкару"

Короче, к вечеру уже качало

Друзей, как листья на ветру.

 

А за бутылкою "Особой",

Онегин, плюнув вверх икрой,

Назвал Владимира" разъебой",

А Ольгу — " ссаною дырой"!

 

Владимир, побледнев немного,

Чего-то стал орать в пылу.

Но бровь свою насупив строго,

Спросил Евгений: "По еблу?"

 

Хозяину, что вдруг нагрянул,

Сказал: "А ты пойди поссы!"

Потом на Ольгу пьяно глянул

И снять решил с нее трусы.

 

Сбежались гости. Наш кутила,

Чтобы толпа не подходила,

Достал карманный пистолет -

Толпы простыл мгновенно след!

 

А он, красив, могуч и смел,

Ее меж рюмок поимел.

Затем зеркал побил немножко,

Прожег сигарою диван,

Из дома вышел, крикнул: "Прошка!"

И уж сквозь храп: "Домой, болван."

 

 

Глава пятая

 

Метельный вихрь во тьме кружится,

В усадьбе светится окно -

Владимир Ленский не ложится,

Хоть спать пора уже давно.

 

Он в голове полухмельной

Был занят мыслею одной.

И под метельный ураган

Дуэльный чистил свой наган.

 

"Онегин - сука, ****ь, зараза,

Разъеба, пидор и говно!

Лишь солнце встанет — драться сразу!..

Дуэль до смерти! Решено!"

 

Залупой красной солнце встало.

Во рту, с похмелья, стыд и срам.

Онегин встал, раскрыл ****о

И выпил водки двести грамм.

 

Звонят. Слуга к нему вбегает,

Надеть рубашку предлагает,

На шею вяжет черный бант,

Дверь настежь - входит секундант!

 

Не стану приводить слова...

Не дав ****ы ему едва,

Сказал Онегин, что придет:

У мельницы пусть, сука, ждет!..

 

Поляна белым снегом крыта.

Да, здесь все будет шито-крыто!

Забиты коль по краям,

Теперь враги, вчера - друзья!

 

И так спокойно, без волнений,

"Мой секундант", — сказал Евгений,

"Вот он, мой друг, — месье Шартрез".

Становятся между берез.

 

Мириться? Hа *** эти штуки!

"Наганы взять прошу я в руки" -

Промолвил секундант - и вслед

Евгений поднял пистолет.

 

Он на врага глядит сквозь мушку,

Владимир тоже поднял пушку

И ни куда-нибудь, а в глаз

Наводит дуло, пидарас.

Евгения менжа схватила,

Мелькнула мысль: "Убьет, мудило!

Но - ни хера, дружок, дай срок".

И первым свой спустил курок!

 

Упал Владимир, взгляд уж мутный,

Как будто полон сладких грез.

И после паузы минутной

"****ец" — сказал месье Шартрез...

 

 

Глава шестая

 

Весна для нас - сплошная мука:

Будь хром ты, крив или горбат -

Лишь снег сойдет, и к солнцу штука.

А в яйцах звон! Где звон? - Набат!

 

Прекраснейшее время года,

Душа гитарою поет.

Преображает нас природа:

У стариков и то встает!..

 

Лист клейкий в пальцах разотрите,

Дела забросьте все свои,

Все окна - настежь, посмотрите:

Ебутся лихо воробьи!

 

Вокруг нее крик-скок, по кругу,

Все перья - дыбом, бравый вид!

Догонит милую подругу -

И раком, раком норовит.

 

Весной, как всем, друзья, известно,

Влупить мечтает каждый скот.

Но краше всех, признаться честно,

****ся в это время кот.

 

О, сколько страсти, сколько муки,

Могучей сколько простоты!

Коты поют, и эти звуки

Своим подругам шлют коты.

 

И в схватке ярой рвут друг друга -

В любви сильнейший только прав!

Лишь для него стоит подруга,

Свой хвост с готовностью задрав.

 

И он придет, окровавленный, -

То право он добыл в бою!

Покровы прочь: он под Вселенной

Подругу выебет свою.

 

Нам аллегории не внове.

Но все ж скажу, при всем при том,

Пусть не на крыше и без крови,

Но не был кто из нас котом?

 

И пусть с натяжкою немножко,

Но в каждой бабе есть и кошка.

Вам пересказывать не стану

Я всех подробностей. Скажу

 

Лишь только то, то, что Татьяну

Одну в деревне нахожу.

А Ольга? Что ж, натуры женской

Не знал один, должно быть, Ленский.

 

Ведь не прошел еще и год,

А Ольгу уж другой ****!

Оговорюсь: другой стал мужем.

Но не о том, друзья, мы тужим -

Знать, так назначено судьбой.

Прощай же, Ольга, *** с тобой!..

 

Затягивает время раны,

Но не утихла боль Татьяны,

Хоть уж не целкою была,

А дать другому не могла.

 

Онегина давно уж нету -

Бродить пустился он по свету.

По слухам, где-то он в Крыму -

Теперь всё по хую ему!..

 

"Но замуж как-то нужно, всё же,

Не то - на что это похоже?

Ходил тут, девку отодрал,

Дружка убил да и удрал". -

 

Твердила мать. И без ответа

Не оставались те слова:

Приблизилось лишь только лето -

И вот нагружена карета

А впереди - Москва... Москва...

 

 

Глава седьмая

 

Дороги! Мать твою налево:

Кошмарный сон, верста к версте...

О, Александр Сергеич, где Вы?

У нас дороги - еще те!

 

Лет чрез пятьсот дороги, верно,

У нас изменятся безмерно,

Так ведь писали, помню, Вы?

Увы! Вы, видимо, правы!

 

Писали Вы — дороги плохи,

Мосты забытые гниют,

На станциях клопы и блохи

Уснуть спокойно не дают.

И на обед дают гавно...

 

Теперь забыто все давно.

Клопы уже не точат стены,

Есть где покушать и попить,

Но цены, Александр Сергеич, цены

Уж лучше блохи, ****ью быть!

 

Что там Лондоны и Парижи,

Что Штаты, плёсы, авеню?

Россия мне дороже, ближе -

Я ей вовек не изменю!

 

Зачем скрывать, что всем известно?

В Москве есть много чудных мест

Но я, друзья, признаюсь честно:

Известен мне один подъезд.

 

Быть может, что мое писанье

В такие руки попадет,

Что эти строки с содроганьем

Прочтет читатель, коль дойдет

 

Не надо морщиться, не надо

И ложных выдвигать идей.

Подъезда этого ограда

Великих видела людей.

 

Да, жизнь я с шахматной доскою

Сравню. И только ли свою?

Миг - в черной клетке я с тоскою,

Миг - и уж в белой я стою.

 

Во тьме годов цвет черный тает,

А белый долго глаз хранит.

Поэтому всё улетает

Назад, всё в прошлое летит.

 

Ошибку нашу мы исправим

И путь к Татьяне свой направим,

Затем, что ветер сладких грез

Нас далеко уже занес.

 

И рад бы обойтись без мата,

Но дело, видно, ***вато:

Село глухое - и Москва.

У Тани кругом голова.

 

В деревне новый ёбарь - это

Затменье, буря, конец света.

Здесь ёбарей, как в суке блох:

Кишат, и каждый, ****ь, не плох.

 

Ей комплимент за комплиментом

Здесь дарят (мечутся не зря!)

И, ловко пользуясь моментом,

Ебут глазами втихаря.

 

Один глядит едва, с украдкой,

Другой - в открытую, в упор,

Походкой мимо ходит краткой,

В углу давно и гул, и спор:

 

- Да, я б влупил ей, господа!

- Нет, чересчур она худа.

- Так что же, я худых люблю

И этой, верно уж, влуплю.

 

- Нет, эту вам не уломать!

- Так что ж, я лгу, ****а мать?

- Посмотрим!

- Хули там, смотри!

 

Так что же, господа, пари?

Вы принимаете, корнет?

Я захочу, так и минет

Она возьмет, черт побери!

 

- Так что, пари?

- Держу пари!

Вы искушаете судьбу!

- Через неделю я ебу!

- Минет! Минет! А если нет?

- А если нет - всё отдаю

И целый месяц вас пою...

- Что ж, вызов принят! По рукам!

Дворецкий, дайте-ка стакан!..

 

Вас рады видеть, милый граф,

Вы опоздали, просим штраф!

- Виват! До дна, мой граф, до дна!

- Скажите, граф, а кто она?

 

Вон, у колонны. Нет, не та!

Та, что скромна так и проста.

- А, эта? Ларина, корнет:

Впервые появилась в свет!

Что хороша?

- Да, хороша!

- Но там не светит ни шиша...

- Поручик, слышите?

- Мандешь!

Умело если подойдешь...

Но - тсс... друзья, не разглашать!

Пора на танец приглашать!..

 

Гремит мазурка на весь зал.

Друзья, как я уже сказал,

Что непривычен Тане был

Кутёж московский, жар и пыл.

Поручик же был хват и фат

И пили за него виват!

 

Не в первый раз такие споры

Он заключал и побеждал.

Черны усы и звонки шпоры -

Виктории он лёгкой ждал...

 

Читателя томить не стану:

Она пришла. Да, да, Татьяну

Обгуливал недолго он:

Был хитр, как змей, силен, как слон.

Споил, завёл в укромный уголок,

Отделал дважды и в казарму уволок...

 

На этом - кончен мой рассказ,

Друзья! А в следующий раз...

Ан, нет! Во-о-н, подлый критик, злые ушки

Уж держит, сука, на макушке:

Чтобы опять меня туда,

Где хлеб, решетки и вода -

Мол, опорочен гений Пушкин

И смысл поэмы искажен...

 

Я не полезу на рожон!

Пусть этот критик и не бог,

Но он, жидок, зело опасен...

Читатель, я с тобой согласен:

 

Пусть *** сосет себе, как йог,

Что преет в шанкре между ног.

Адью! До следующего раза -