Пророк

I
Пророк гонимый, гений света,
О, ты ли правду призывал?
Но мир не внял твоим заветам,
И вся земля, и вся планета
Огнем умылась, лютый шквал
Прошел по ней, и от пожара,
И от губительной волны
Не стало больше той страны,
Где глас божественного дара
Тобой услышан с вышины
Когда-то был. Теперь иначе,
Иные страны, города,
Слова людей не много значат,
И никого не озадачат
Пустые песенки поэтов,
В них нет знамений, нет заветов,
Пророков нету, как тогда.
И я иду своей дорогой,
И не молюсь, и не кричу,
Стволом березы длинноногой
В поэме слабой и нестрогой
Не удивлю, все здесь не ново,
И не подобно больше слово
Огню иль острому мечу.

II
Но все же есть иная прелесть
В моих теперешних стихах,
Как синь лазурного апреля,
Как песня легкой коростели
Звучат они, слова не стлели,
Не обратились в белый прах.
В них что-то доброе, живое,
Они о том, чего мы ждем,
О том, что сердце не остынет,
И над увядшею пустыней
Они, как небо грозовое,
Спадут живительным дождем.
Проснутся те, кто вечно спали,
Очнутся вешних трав ростки,
И пусть слова не глубоки,
В них что-то есть, что мы искали,
Огнем страну мою не спалит,
Лишь каплей синею реки
Омоет липовые рощи.
Хоть я пишу грубей и проще,
Чем сказы древних, им поклон,
Но та река есть Рубикон.
Она тиха, и не истошен
Шум вод у ней, чтоб слышать мог
Я голос нового пророка,
Что снизойдет звездой с Востока,
И будет песней тот пророк,
И будет так, и жребий брошен,
И Рубикон уж перейден.

III
Как лес высок, как луг, нескошен,
Пророк появится вдали,
То песнь лесов, полей, земли,
В ней звон осин и хруст пороши,
И свет, ничем не превзойден.
Под сень березовых знамен
Я встану с ним, пойду по миру
Восславить лиственную лиру
И правду новую о том,
Что все живет, цветет и блещет,
Деревья, камни – то не вещи,
В них есть душа, язык и воля,
И человек живей не боле,
Чем шум дождя и молний гром.
Одною силою влекомо
Все здесь: и мы, и синь листа,
И рядом все, что так искомо,
Ведь в том, что просто и знакомо,
Есть жизнь, любовь и красота.
Пророк высок, ему едва ли
Достану я и до плеча,
Он не услышит песнь мою,
Но все ж ему я подпою
Ручьем, что льет в лазурной дали,
Смеясь и плача, и журча.