Херсонес

    А. Кузьмину

В этом городе хитром, помиравшем полтыщи лет,
встретил я друга милого, поющего древний след
той Европы-ключницы, кружевной, словно кость, мечты,
распахнувшей храмы у варваров, как зонты.

Встретил друга старого, земляка. Хотя,
нас, как и тех, давнишних полуостровитян, шутя
земляками можно назвать:
прибоем, хлебами, войной – в жильё
занесённых сюда…
А эти места – землёй.

Он здесь истину ищет не там, где её искать
мы привыкли, (скорее же – так считать
мы привыкли), а в глине, на дне сего
водоёма жизни. Просоленный прах Арго

поглотил героев; они – погребли богов.
Под богами нечто, чего бы не знать… Таков
этот пруд времён. И своей золой
мы его припудрим. На то ведь – культурный слой.

Но меж нами и теми – огромный святой пирог
христианства. И ныне этот чудной мирок –
зубоскальный, хрупенький, как зерно
прораставший с юга, сквозь степи, леса, в окно

Петербурга вылезший через Москву, Сибирь… –
говорит о том же: вся эта ширь
заключалась и раньше в древних стенах, томясь.
И свидетель стоит – Святославич, князь.

Он глядит с холма, приступив, на морскую гладь.
А за этим морем, другое – веслом подать.
То мечта, то жертва, то ангел-сват,
за проливом, в золоте весь – Царьград.

Вот и мы, как владельцы больных широт,
прижимаясь к Эвру, ругая Нот,
потихоньку знаем: наш край, наш кров –
тем и жив, что зябнет от всех ветров.

Я на севере нашем привык болеть,
но счастливым слыть; ну о чём жалеть
мне? – сюда теперь, как в Коринф осла
золотого, лёгкая принесла...

Мы пошли зигзагами к морю по каменной той цепи,
что Косцюшко когда-то поднял со дна степи.
И над нами застыло, забывшись на час-другой,
время с поднятой вдаль ногой.

Нам была погода. Маки. Начало сезона, штиль.
Собутыльник научный мой шёл впереди, и пыль
на его сандалиях пылью могла быть той,
что святой Климент отметил своей пятой.

Карантинная бухта, пляж, известковых троп
перекрестья, кружения... Ворохи мыслей в сноп
лишь увяжешь – выразишь то, что мог
от рождения: Море. Над морем Бог.

На камнях корсунских попив не вина – пивка,
искупавшись как два трепещущих поплавка,
мы внимали друг другу, крабам, иным мирам…

И над бухтой вставал, как светящийся остров – Храм.