Автовзгляд

«Каждый из нас  рождается с Верой… Вера – тончайшее и сильнейшее в каждом…»
«Вчера со Стефанькой мы ходили в Софийский Собор. Перед входом мы остановились перекреститься, я показала дочке как три пальчика складываются воедино… В этом было что-то особенное…»
«Помню её Крещение… безмятежность покоя и молчания на её младенческом личике… Для меня это был первый осознанный шаг – видение необходимости Крещения для её духовной жизни и развития… Фаню крестили в 5 месяцев… на ней был жёлтенький костюмчик…. глаза синего цвета, заполнявшие в тот момент моё пространство в Храме… Я смотрела на дочь первый раз со стороны, в тот момент я отпустила её полностью…
Фаня была на руках и в объятиях крёстной матери. Но это был первый, прочувствованный её шаг к Христу…»
«В 1,5 года Фаня начинала креститься, если по телевизору показывали Храм или иконы. Эти символы всегда вызывали у неё бессознательный трепет и уважение. Нежность умиления проживало моё сердце, когда мой малыш водил в воздухе пальчиками, пытаясь перекреститься…»
«Я знала, что беременна. В сентябре мы были в Инкерманском монастыре, я подошла к раке с мощами Св. Пантелеимона…. в такие минуты я ни о чём не прошу и не думаю – просто слушаю и дышу… На обратном пути в гостиницу, в благодатном мире своей души, я созерцала красоту крымских земель… и оно пришло… я беременна! Пришло так нежно, мирно, чудесно… Повернувшись к супругу я прошептала ему: «Ты будешь папой!»»

«За три года до гибели нашей семьи мы поехали в паломническую поездку: Псков-Печоры-Изборск-Тихвин. Когда-то я писала, что моя душа делит Крым и Сибирь… Изборск в моих воспоминаниях – это ощущение чистоты, но не от слова «чисто», а от слова – «светло»…»

«Подъезжая к Печорам, у меня было только одно переживание, а, вдруг, меня не пустят в пещеры… Я не знала, что тогда и делать, если не пустят…
В детстве, моя любимая тётушка рассказывала мне о том, как старцы уединяются в пещерах перед кончиной. Она говорила об этом таинственно, осторожно, но, не вкладывая духовного смысла, потому что всегда добавляла, как страшно зайти в такую пещеру. И далее её рассказ сопровождался описанием останков тел, покоившихся там…»
«Меня впустили! Хотелось плакать от ощущения святости вокруг и своей бесполезности и грешности… Но больше всего мне хотелось остаться там внутри – в пещерах… В тот момент, это было место, в котором сосредоточилось всё моё время и вся я…»

«Тихвин. Моя встреча с иконой Тихвинской Богоматери была непредсказуема… И вот я перед ней…:



 
«Перед глазами лик святой
О, Божья Матерь, побудь ещё со мной!
И в памяти я мимолётно по иконе –
Ищу ответ…
Я на коленях –
Прости, мой свет!
Мне ладана тепло согреет душу.
Я в Храме Сына Твоего покой уж –
Не нарушу…
Пред взором мученических глаз –
Нет больше просьб…
Душа в бреду…
О, Тихвинская Богоматерь,
Из рая в ад, неспешной поступью иду…»

И одна мысль пронзала насквозь… Милая… Спаси… Сохрани…  Наш брак.»
«Я вижу Её и сейчас… Она смотрела на меня сурово, сейчас я понимаю, что в этом взгляде вся силы Любви…»
«Я не имела права просить о сохранности нашей семьи, потому что в тот момент я уже не любила его…»
«Перед Тихвинской Богоматерью я испытывала страх, что рушится семья… и только страх побудил меня просить о сохранности наших отношений с супругом. Это был грех. Грех – обращаться с просьбой, которую сам человек не может выполнить, но возлагает при этом надежды на Господа. Теперь я поняла, не надо просить о Любви, если ты её не чувствуешь…
Господь милостив, но он не может спасти семью, если люди не хотят этого сами…»

«Гуляя по парку, дочка спрашивает про удары колокола: «Откуда они?»
На её вопрос из моей памяти вылупляется картинка… Две девочки: мне 10 лет, подруге – 14. Мы гуляем по парку и внезапно слышим, что колокол зовёт. Мы побежали на голос колокола – песни неба… Бежали через мост к колокольне Софийского Собора, чтобы успеть… В тот момент, видимо, наши души боялись пропустить это событие… Мы успели! …стояли запрокинув голову к небу, ловили музыку колокольных перезвонов…»
«А потом зашли в Храм… Две девочки стояли в Храме ничегошеньки не зная о службе, об иконах… Мы просто стояли, присматривались к окружающим нас людям, крестились в такт с ними… Потом было миропомазание, выстроилась очередь… и мы встали с полной ответственностью… я помню, что, когда подошла к Владыке, больше всего меня удивили его глаза… я и сейчас их вижу: такие прозрачно-голубые, круглые и, как будто, невидящие ничего вокруг, но в тоже время всевидящие… Меня всегда удивляет возможность противоречия некоторых вещей…»
«Потом мы ехали в автобусе домой, жуткая давка была… и тут мы вспомнили, что очень позднее время уже… что дома будут ругать и выяснять куда мы пропали… Обсуждая миропомазание, по детской наивности, мы решили показать свидетельство того, что мы были в Храме – это наши лбы.  Всю дорогу мы берегли лбы, только бы нарисованный крестик не стёрся…»
«Дома… я с порога кричала, что была в Храме, что слышала колокол… что… посмотрите на мой лоб! Но… сестра сказала,  ну что ж теперь… чтобы они с мамой делали, если бы служба была ночная. Мама так переживала о моей пропаже, что не могла со мной говорить.
Я засыпала, прижавшись к сестре, и была счастлива! Мне казалось, что мой лобик светится от маленького крестика, оставленного на нём чудом…»

«Стефанька спросила меня в Софии: «Мама, что мне делать?» Я ответила шёпотом: « Держи меня за руку и подумай о чём-нибудь хорошем…»
Моя девочка на следующий день, по дороге в детский сад, остановилась и, сдерживая слёзы, сказала: «Мамочка, папа не любит тебя, я всё это знаю!» 
- «Мамочка, я люблю тебя!»
Она отчеканила эти слова скрывая волнение, как взрослый ребёнок… Моя Фаня родилась со взрослым взглядом на мир и крепким позвоночником… А сейчас, она слабеет от душевной боли… Я вижу это и умираю каждый раз, когда смотрю на неё… Это наше с ней испытание.
Когда-то давно, за завтраком, дочка назвала меня божьей коровкой… И каждый раз она говорит мудрое и новое для нас обеих, будто выпадая из детства на минутку…»

«Моя бабушка однажды сказала: «Когда тебе будет страшно, повторяй про себя – Господи, помилуй!» Я помню, как шла, в вьюгу из школы – это был первый класс… Ветер и снег меня почти сбивали с ног… и тогда я вспомнила и первый раз сознательно с верой произнесла: «Господи, помилуй!»