Морис Роллина Помешанный и др. , 158-163-е

Морис Роллина Помешанный, 158-е.
(Перевод с французского).

В моих мечтах - страна лихих кровопусканий,
где б грозный лес стоял, щетинясь, как заплот,
с распятьями кругом - для жутких истязаний,
с прудом, чтоб в нём кипел крутой водоворот.

Я б выбрал там из всех средневековых зданий,
с их мощью старых стен и кованых ворот,
такой, чтоб жить среди таинственных преданий
и смаковать их все, как выдержанный мёд.

Пусть садом служат мне два-три больших погоста,
чтоб там я по ночам гулял легко и просто,
и в свите всякий раз при мне рычали львы,

чтоб ящеры, резвясь, вели со львами игры...
- Я б опиум курил из детской головы
и ноги опирал на верного мне тигра.


Maurice Rollinat Le Fou, 158-e.

Je reve un pays rouge et suant le carnage,
Herisse d’arbres verts en forme d’йteignoir,
Des calvaires autour, et dans le voisinage
Un etang ou pivote un horrible entonnoir.

Farouche et raffolant des donjons moyen age,
J’irais m’ensevelir au fond d’un vieux manoir :
Comme je humerais le mystere qui nage
Entre de vastes murs tendus de velours noir !

Pour jardins, je voudrais deux ou trois cimetieres
Ou je pourrais tout seul roder des nuits entieres ;
Je m’y promenerais lugubre et triomphant,

Escorte de lezards gros comme ceux du Tigre.
— Oh ! fumer l’opium dans un crane d’enfant,
Les pieds nonchalamment appuyes sur un tigre !

Морис Роллина  Маньяк, 159-е.
(Пернвод с французского).

Я весь дрожу всегда, как выйду за порог,
завидевши иной особый башмачок.
Да, вам смешны и дрожь и все мои тревоги,
а я трясусь и злюсь, заметив эти ноги,
где заподозрю: есть  какой-то механизм,
и вспыхнет вдруг во мне внезапный пароксизм.
Ту хитрость я ищу без всякого изъятья:
под хлопком панталон, под тонким шёлком платья.
Вот, бешено рыча, лечу, как на врага:
и точно - там протез, точёная нога !

Maurice Rollinat* Maniaque (159-e dans le Livre "Nevroses").
10-e:
Je frissonne toujours, a l’aspect singulier
de certaine bottine ou de certain soulier.
Oui, — que pour me railler, vos epaules se haussent ! —
je frissonne ! Et soudain, songeant au pied qu’ils chaussent,
je me demande : « Est-il mecanique ou vivant ? »
Et je suis pas a pas le sujet, l’observant,
et cherchant l’appareil d’acier qui se derobe
sous le pantalon fin ou sous la belle robe ;
et des qu’il a relui, — maniaque aux abois,
sous le cuir elegant je flaire un pied de bois !

Примечание.
Стихотворение: Maniaque, 159-e, включено также под номером 10 в цикл
пародий "Десятистишия". Впервые это стихотворение было переведено Георгием Шенгели.

Морис Роллина Мигрень, 160-е.
(Перевод с французского).
Посвящено Луи Тридону*.

Кто одинок в людском скопленье
и постоянно удручён ?
Кто получает облегченье,
лишь подавив жестокий стон ?

Кто видит саван в тучках жидких,
летящих тусклою гурьбой ?
Кто, вечно корчась, будто в пытках,
вступает в споры сам с собой ?

Кого терзают ароматы ?
Кого пугает каждый звук ?
Кто в ожидании заката
презол, что тьма пришла не вдруг ?

Кто, натыкаясь на витрины,
ступает так, как будто хром ?
Кто видит в полусне картины,
где только темень и содом ?

Кто в нетерпении усталом
готов хоть нынче к праотцам,
завидуя спокойным скалам
и бестревожным мертвецам ?

Кто, преданный своей любимой,
боится рядом с ней прилечь,
поскольку мукой нестерпимой
расплатится за радость встреч ?

Кто навещает самых хилых
и вместе с ними обречён ?
Кому среди мелодий милых
всех ближе похоронный звон ?

Кто, изводя остаток силы,
как призрак, меленьким шажком,
сопровождает до могилы
тех, с кем был прежде незнаком ?

В ком бьётся сдавленная люто
душа, барахтаясь, как гнусь ?
Кто мыслит: "Вот, придёт минута,
и я, решившись, застрелюсь !

Мне лучше смерть от пистолета,
чем жить с больною головой !"
Но он не выполнит обета -
задержит выстрел роковой.

Какая ж казнь, страшнее ада,
грызёт беднягу что ни день ? -
- Армада дьявольская рада,
наслав несчастному МИГРЕНЬ.

Maurice Rollinat La Cеphalalgie, 160-e.
A Louis Tridon

Celui qui garde dans la foule
Un eternel isolement
Et qui sourit quand il refoule
Un horrible gemissement ;

Celui qui s’en va sous la nue,
Triste et pale comme un linceul,
Gesticulant, la tete nue,
L’oeil farouche et causant tout seul ;

Celui qu’une odeur persecute,
Et qui tressaille au moindre bruit
En maudissant chaque minute
Qui le separe de la nuit ;

Celui qui rase les vitrines
Avec de clopinants cahots,
Et dont les visions chagrines
Sont pleines d’ombre et de chaos ;

Celui qui va de havre en havre,
Cherchant une introuvable paix,
Et qui jalouse le cadavre
Et les pierres des parapets ;

Celui qui cherit sa maitresse
Mais qui craint de la posseder,
Apres la volupte traitresse
Sa douleur devant deborder ;

Celui qui hante le phtisique,
Poitrinaire au dernier degre,
Et qui n’aime que la musique
Des glas et du Dies irж ;

Celui qui, des heures entieres,
Comme un fantome a pas menus,
Escorte jusqu’aux cimetieres
Des enterrements d’inconnus ;

Celui dont l’ame abandonnee
A les tortillements du ver,
Et qui se dit : « L’heure est sonnee,
Je decroche mon revolver,

Cette fois ! je me suicide
A nous deux, pistolet brutal ! »
Sans que jamais il se decide
A se lacher le coup fatal :

Cet homme a la Cephalalgie,
Supplice invente par Satan ;
Pince, au feu de l’enfer rougie,
Qui mord son cerveau palpitant !...

Справка.
*Луи Тридон - друг Мориса Роллина и братьев Кро. Он работал наблюдателем и вычислителем в метеорологической обсерватории парка Монсури (Montsouris). Был автором ряда работ по воздушной навигации. Ему принадлежит проект изолированной камеры в гондоле аэростата - для нахождения воздухоплавателей при высотных полётах. Л.Тридон был членом научного метеорологического общества Франции. Он сотрудничал в газетах, в частности, помещал в газете "Lutece" cтатьи на научно-популярные и литературные темы. Ему писал письма Жюль Верн. Кроме того Л.Тридон был поэтом и, как таковой, переписывался с П.Верленом и С.Малларме. Возможно, ему принадлежат работы филологического характера, в частности по теории стихосложения, чьим автором указан Луи Тридон:
1."Chardons et Myosotis", Une lecture imprevue; propos decousus. Ghio.1881.
2."Curiosites esthetiques". De la creation du veritable vers blanc et veritable poeme en prose. 1883.

Морис Роллина Невезение, 161-е.
(Перевод с французского).
Посвящено Шарлю Леруа*.

Проснулся - одурел. Искусан, всюду боль.
Блоха то там, то тут. Поскакивает прытко.
Пришпилить воротник ? И это тоже пытка.
И обувь так тесна, что давит на мозоль.

Зафокусничал шкаф. Попряталось всё платье
под грудами тряпья. Ищи, пока не лень !
И так сверлит мозги ужасная мигрень,
что не могу сдержать плаксивые проклятья.

Никак не отыщу на месте кошелька.
На щётке стёрся ворс, работает погано.
И шум на улице - как тошный крик орлана,
и язвы на душе - всегдашняя тоска.

Я вышел. С неба - дождь, а мне в лицо хохочет,
грязнющий, как свинья, нахальный хулиган.
Я шага не ступил: какой-то старикан
задел меня зонтом, как будто клюнул кочет.

Я приласкал коня, а кучер мне: "Не тронь !"
Ещё один субъект всегда готовый к сваре !
А конь-то, лицемер ! Не ожидал от твари:
за ласку захотел куснуть мою ладонь.

Я скрылся поскорей, прервавши перепалку.
Мне захотелось Морг подальше обогнуть.
Откуда ни возмись, шарманщик застил путь,
и нужно было дать дорогу катафалку.

Шатнувшись, музыкант слегка меня задел:
с губ капало вино, его трясла икота,
а после изо рта струёй забила рвота.
Понятно, отчего он бледен был, как мел.

Я, как монах-траппист, стал строгим и нескорым
и грустно шёл вперёд, а ветер, как на грех,
сдул шляпу с головы, и я, под общий смех,
обязан был бежать за головным убором.

Омнибусы - битком. Не втиснуться никак.
Насилу я в одном залез на верхотуру,
но там пытливый взгляд в меня нацелил хмуро
высокий господин, носивший шапокляк.

Но это же мой друг ! Какое утешенье !
И сразу же - увы ! - невероятный крен.
Он далее уже не сводит глаз со стен,
где клочьями висят былые объявленья.

Но небо ! Что за бред увидел я потом,
в проулочке, совсем паршивом и презренном,
любовница моя шла об руку с военным.
Он шпорами бренчал и взмахивал хлыстом.

Всё: ветер, дождь и грязь, фиакр - любая малость:
гарсоны из кафе, приказчики - весь свет:
консьерж, бездомный пёс и длинный мой сосед -
всё мучило меня и мне в лицо смеялось.

И я пошёл домой, в мой горький неуют,
где дразнят пестротой портьеры и обои,
к картинам, что меня не любят всей гурьбою,
к часам, что каждый раз с какой-то злостью бьют.

На лестнице меня поймал квартиросдатчик
и сразу попросил вернуть мой давний долг.
Дверь, пальцы прищемив, скрипя, сказала: "Щёлк !"
Я понял, что она мне тоже не потатчик.

В чернильницу взглянул: она была пуста.
Я день и ночь курю, всечасно, многократно.
Сигару закурил - она была отвратна.
Как результат, во рту возникла тошнота.

Поленья не горят, лишь место спила взмокло.
И лампу не зажжёшь - разбилась на куски.
И в окна не глядят снаружи огоньки -
вдруг потеряли всю свою прозрачность стёкла.

Одна недоброта глядит со всех сторон -
от книг и от бумаг, от всех шкафов с их молью.
В моих висках бурав, сверлящий с дикой болью.
Меня гнетёт болезнь и портит даже сон.

Когда б я только сам был собственным вампиром,
быть может, я б ту боль свою благословил,
но, право же, во мне никак не хватит сил,
когда меня гнетут, соединясь, всем миром.

Ревнив и ядовит, и полон распрей мир.
Я ж - пария. Я слаб пред общею армадой.
Рыданья - ни к чему. В борьбе со злобным адом
ДУХ НЕВЕЗЕНЬЯ - мой назойливый вампир.

Есть сумрачные дни страшней простых напастей, -
- (И можно ли стерпеть всегдашнюю тоску ?), -
когда мне хочется приставить ствол к виску
в обиде на людей и сумму всех несчастий.

Я взял свой револьвер, он с пулею в стволе:
отличный револьвер с красивой рукоятью.
Хотел бы жить, но мне внушает неприятье
жестокость бытия и злоба на земле.

Maurice Rollinat La Deveine, 161-e
A Charles Leroy.

Je m’habille ahuri, subissant a plein corps
L’atroce ubiquite d’une introuvable puce ;
Mettre mon faux-col ?... Mais, il faudrait que je pusse !
Et ma botte ennemie a reveille mes cors.

Le placard aux effets, sous des grappes de loques,
Cache precisement l’indispensable habit ;
Et la migraine, avec un vrillement subit,
M’arrache de plaintifs et stridents soliloques.

Ma brosse a les crins mous, parce que je m’en sers ;
L’invisibilite de ma bourse m’effraie ;
La rafale au dehors pleure comme une orfraie ;
Et toujours mes chagrins comme autant de cancers !

Je sors : un grand voyou crotte comme une truie
Me lorgne en ricanant sous le ciel pluvieux ;
Et des mes premiers pas sur le trottoir, un vieux
A failli m’eborgner avec son parapluie.

Ma pitie du cheval deplait au cocher gras :
Encore un qui s’en vient pret а me chercher noise !
Et voila que sa rosse hypocrite et sournoise,
Pour me remercier veut me couper le bras.

J’allonge mon chemin, pour eviter la Morgue,
Enfin debarrasse d’un affreux babillard,
Quand l’apparition d’un pauvre corbillard
Me surprend tout a coup devant un joueur d’orgue.

Un pale individu me bouscule en tremblant ;
D’abord, je vois du vin qui suinte aux commissures
De ses levres, et puis un tas de vomissures
Me revele pourquoi l’homme a le teint si blanc.

Triste, et plus recueilli qu’un moine de la trappe,
Je vais, lorsque soudain mon chapeau s’envolant,
M’expose au ridicule apre et desopilant,
Puisqu’il me faut courir pour que je le rattrape !

Toujours le mot Complet a tous les omnibus :
Si bien, qu’enfin juche sur une imperiale,
Je subis la prunelle inquisitoriale
D’un long monsieur coiffe d’un funebre gibus.

Je vois un ami poindre. Enfin ! C’est une fiche
De consolation... Mais cela, c’en est trop :
L’ingrat, pour m’eviter, gagne un mur au grand trot,
Et fait semblant de lire une tres vieille affiche.

Et je suis, juste ciel ! malheureux a ce point,
Qu’au milieu d’une rue ignoble et solitaire
J’apercois ma maitresse au bras d’un militaire
Qui fait sonner sa botte, une cravache au poing.

Et la pluie et le vent, les voitures, la boue,
Tout, garcon de cafe, commis de magasin,
Le roquet, le concierge, et jusqu’a mon voisin
De table, tout cela me vexe et me bafoue.

Je rentre : un gite plein d’inhospitalite !
Rideaux et papiers peints prennent des tons qui gueulent ;
Quant a mes vieux portraits, on dirait qu’ils m’en veulent
Et ma pendule tinte avec hostilite.

Deja dans l’escalier, l’Sil du propriataire
M’a requis de payer l’argent que je lui dois ;
Ma porte s’est fermee en me pincant les doigts
Avec un grincement subit et volontaire.

J’avise l’encrier, mais pas d’encre dedans !
Et moi qui peux fumer nuit et jour, a quelque heure
Que ce soit, mon cigare en ce moment m’ecoeure :
J’en ai la sueur froide et la nausee aux dents,

Je veux faire du feu : mon bois inallumable
Sue ironiquement sur les grands chenets froids ;
Ma lampe fait craquer son verre, et si j’en crois
Mes yeux, ma glace perd sa transparence aimable.

Et tant de malveillance emane du plafond,
Des meubles, des cahiers, des livres, des estampes,
Que je me desespere, et la migraine aux tempes,
Je flechis sous le mal que ses vrilles me font.

Si meme, je n’etais que mon propre vampire,
Je benirais l’horreur de mes lancinements,
Mais tout ce qui m’entoure attise mes tourments,
Et toujours contre moi la matiere conspire.

Dans ce monde jaloux, venimeux et discord,
Je suis le paria contre qui tout s’acharne.
En vain mon coeur sanglote et mon corps se decharne,
L’universel guignon me persecute encor.

Et j’ai des jours si durs, outre mes jours moroses,
— Et comment а l’ennui pouvoir s’habituer ! —
Que depuis bien longtemps, je songe a me tuer
Sous la vexation des hommes et des choses.

Et je m’en vais enfin accomplir ce projet
Avec mon revolver а la crosse d’ebene,
Puisque plus que jamais j’ai ressenti la haine
Et la ferocite de l’etre et de l’objet.


Справка.
*Шарль Леруа (1844-1895) - Frederic-Didier-Charles Leroy - известный писатель. Родился в бедной семье и не получил должного образования. С 15 лет учился на часовщика, потом перешёл в железнодорожную компанию. Стал сотрудничать в юмористических журналах. Печатался под разными псевдонимами: Charles Lecock, Sulpice, Rene Lebrun.
Сначала печатался в "Tintamarre". Далее стал редактировать свой весёлый журнал
"Le colonel Ramollot". Писал комические романы ("La Boite a musique", "Le Garde a l'essai"
и др.). Подражал Поль де Коку и Henri Monnier. В 1888 г. вступил в Тунисе на военную
службу в качестве офицера у Nichan Iftikhar'a. Породнился ( стал шурином) писателя
Allphonse Allais. Вместе с писателем Jules Jouy в 1878-79 г. как представитель сатирических журналов входил в кружки "Фюмистов" и "Гидропатов". Главная литературная заслуга Шарля Леруа - создание популярного (даже сейчас) сатирического образа французского вояки: полковника Рамолло и ему подобных: придурков, задиристых грубиянов, выпивох и т.п.

Морис Роллина Болезнь, 162-е.
(Перевод с французского).
Посвящено А.-Л. Лаведану*.

Болезнь таят, как угрызенье.
Она Мадам, чей лик сокрыт.
Она иссушит, умертвит
и блеск очей, и губ цветенье.

Она врасплох берёт в плененье,
а после зубы в вас вонзит.
Болезнь таят, как угрызенье.
Она Мадам, чей лик сокрыт.

Она - ущерб и невезенье,
хоть ей гордись, хоть чувствуй стыд.
Она, скрутив, опустошит
дух, сердце, плоть и разуменье.
Болезнь таят, как угрызенье.

Maurice Rollinat La Maladie, 162-e.
A H.-L. Lavedan*.

La maladie est une femme
Invisible comme un remord
Qui fletrit, tout prets pour la mort,
La bouche rose et l’oeil de flamme.

Elle vous surprend dans sa trame
Et vous plante sa dent qui mord.
La maladie est une femme
Invisible comme un remord.

Qu’elle soit noble, etrange, infame,
Avec elle on a toujours tort !
Elle vous vide, elle vous tord
La chair, l’esprit, le coeur et l’ame ;
La maladie est une femme.

Справка.
*Анри Лаведан (Henri-Leon-Emile Lavedan, 1859-1940) - журналист, драматург, романист,
киносценарист, ярый антидрейфусар. Был весьма плодовит и успешен как писатель.
С 1898 г. стал членом Французской Академии. В начале карьеры сотрудничал в "Figaro",
"Gil Blas", "L'Echo de Paris". В 1890 г. написал первую пьесу для "Комеди Франсез". Потом писал для "Theatre de Vaudeville". Опубликовал несколько романов, в том числе "Новая игра" (1892), "Их сердце" (1893), "Путь спасения" (семитомник, 1920-24) и др.

Морис Роллина Ипохондрик, 163-е.
(Перевод с французского).
Посвящено Коклену-Младшему*.

Отняв у роз цвета и их влекущий запах,
поэзию губя, скрыв солнце и лазурь,
меня грызёт тоска, держа в когтистых лапах.
Мне больше дела нет до штилей и до бурь.

Я глух к людским речам и к вызовам природы,
теряю интерес к общественным делам.
Какие бы судьба ни принесла невзгоды,
мне стало всё равно, пусть рухнет весь бедлам !

Шагая долгим днём до запоздалой теми,
как некий автомат, махая парой рук,
смотрю туда-сюда, кляня лихое время,
и громким бредом вслух, тревожу всё вокруг.

Со скукой отношусь равно ко всем предметам.
Не льщусь на новизну - всё видено не раз !
В моих глазах давно смешались тьма со светом.
Я сплю, хоть все бодры; заснут - не смежу глаз.

Моя тоска - крутой мистический мучитель -
неумолимо жжёт; терзает, будто плеть.
И даст покой душе лишь вечная обитель:
во мне одна мечта - скорее умереть.

Maurice Rollinat L’Hypocondriaque, 163-e.
A Coquelin cadet*.

Entenebrant l’azur, le soleil et les roses,
Tuant tout, poesie, aromes et couleurs,
L’ennui cache a mes yeux la vision des choses
Et me rend insensible a mes propres malheurs.

Sourd aux evenements que le destin ramene,
Je sens de plus en plus se monotoniser
Les sons de la nature et de la voix humaine
Et j’ai l’indifference ou tout vient se briser.

Et du jour qui s’allonge a la nuit qui s’attarde,
Automate rodeur, pale et gesticulant,
Je passe, inconscient des regards que je darde
Et du bruit saccade que je fais en parlant.

Rien dont mon noir esprit s’indigne ou s’emerveille !
Mon oeil incurieux vieillit la nouveaute ;
Et veillant comme on dort et dormant comme on veille,
Je confonds la lumiere avec l’obscurite.

Et demon avec qui la terreur se concerte,
L’inexorable ennui me corrode et me mord,
Ne laissant plus au fond de mon ame deserte
Que la seule pensee horrible de la mort.

Справка.
*Коклен-Младший - Alexandre-Honore-Ernest Coquelin-cadet (1848-1909) - драматический
актёр. Работал в театрах "Одеон", "Комеди Франсэз", "Варьете". Много раз гастролировал.
Создал целый ряд незабываемых сценических образов, особенно в пьесах Мольера.
Вдохновлённый примером Шарля Кро, прославился исполнением шутливых сценических
монологов. Создал теорию этого жанра. Написал несколько книг, в которых обобщил
теорию и практику сценического монолога.