Открываю глаза: потолок, темнота, часы.
И до рези глаза от раскрытия век.
Потолок, темнота. У кого спросить,
как узнать по часам, который век.
Я открою окно и увижу свет
и увижу холодную тьму ночи.
Я увижу то, чего вовсе нет
и услышу то, что всегда молчит.
Океан позовет меня в свой покой,
а песок посулит мне свое тепло.
Но я строю ковчег, как когда-то Ной,
я плету себе обувь песку назло.
Теплый ветер позвал меня в свой полет,
луг шумел языками густой травы,
драгоценным огнем меня манит лед -
Я сижу в темноте, не подняв головы.
Босиком по штыкам, по углям туда,
где кричат младенцы в ночи Лилит.
Сквозь огонь и кровь, ведь Он никогда
не отдаст того, что всегда сулит.
Темнота, запах смерти и человек
кровью близких по горло сыт.
И который час, и который век?...
Потолок, темнота, и молчат часы.
Спи, малыш, ты давно убит.
Открываю глаза потолок, темнота, часы
© Copyright: Герда Кайся, 2010
Свидетельство о публикации №110111609615
Свидетельство о публикации №110111609615
Рецензии
Проникающее,жуткое и чарующее своей безысходностью стихо...АПОКАЛИПСИС ЛИЧНОСТИ...не в первый раз встречаю подобное на ваших страницах....тонкая, ранимая у вас натура...или вы актриса по жизни и это лишь вхождение в образ?Впрочем все совместимо)))...ваш покорный слуга
Вячеслав Ёж 11.12.2010 19:58 • Заявить о нарушении
Вячеслав Ёж 11.12.2010 19:58 • Заявить о нарушении
Ранимая.
Мои маленькие ноги устали,
но я же знаю, что стоянка - нескоро.
Получается, что мы - не из стали,
а, пожалуй, целиком - из фарфора.
В.Долина
Север крошит металл, но щадит стекло.
И.Бродский
Опять же, это смотря из какого состояния в какое состояние. Апокалипсис личности, ужас:
В брюхе дугласа ночью скитался меж туч
и на звезды глядел,
и в кармане моем заблудившийся ключ
все звенел не у дел,
и по сетке скакал надо мной виноград,
акробат от тоски;
был далек от меня мой родной ленинград,
и все ближе - пески.
Бессеребряной сталью мерцало крыло,
приближаясь к луне,
и чучмека в папахе рвало, и текло
это под ноги мне.
Бился льдинкой в стакане мой мозг в забытьи:
над одною шестой
в небо ввинчивал с грохотом нимбы свои
двухголовый святой.
Я бежал от судьбы, из-под низких небес,
от распластанных дней,
из квартир, где я умер и где я воскрес
из чужих простыней;
от сжимавших рассудок махровым венцом
откровений, от рук,
припадал я к которым и выпал лицом
из которых на юг.
Счастье этой земли, что взаправду кругла,
что зрачок не берет
из угла, куда загнан, свободы угла,
но и наоборот;
что в кошачьем мешке у пространства хитро
прогрызаешь дыру,
чтобы слез европейских сушить серебро
на азийском ветру.
Что на свете - верней, на огромной вельми,
на одной из шести
что мне делать еще, как не хлопать дверьми
да ключами трясти!
Ибо вправду честней, чем делить наш ничей
круглый мир на двоих,
променять всю безрадостность дней и ночей
на безадресность их.
Дуй же в крылья мои не за совесть и страх,
но за совесть и стыд.
Захлебнусь ли в песках, разобьюсь ли в горах
или бог пощадит
все едино, как сбившийся в строчку петит
смертной памяти для:
мегалополис туч гражданина ль почтит,
отщепенца ль - земля.
Но, услышишь, когда не найдешь меня ты
днем при свете огня,
как в Быково на старте грохочут винты:
это - помнят меня
зеркала всех радаров, прожекторов, лик
мой хранящих внутри;
и - внехрамовый хор - из динамика крик
грянет медью: смотри!
Там летит человек. Не грусти. Улыбнись.
Он таращится вниз
и сжимает в руке виноградную кисть,
словно бог Дионис.
И.Бродский
Агата Кристи Ак 17.12.2011 23:17 Заявить о нарушении
Мои маленькие ноги устали,
но я же знаю, что стоянка - нескоро.
Получается, что мы - не из стали,
а, пожалуй, целиком - из фарфора.
В.Долина
Север крошит металл, но щадит стекло.
И.Бродский
Опять же, это смотря из какого состояния в какое состояние. Апокалипсис личности, ужас:
В брюхе дугласа ночью скитался меж туч
и на звезды глядел,
и в кармане моем заблудившийся ключ
все звенел не у дел,
и по сетке скакал надо мной виноград,
акробат от тоски;
был далек от меня мой родной ленинград,
и все ближе - пески.
Бессеребряной сталью мерцало крыло,
приближаясь к луне,
и чучмека в папахе рвало, и текло
это под ноги мне.
Бился льдинкой в стакане мой мозг в забытьи:
над одною шестой
в небо ввинчивал с грохотом нимбы свои
двухголовый святой.
Я бежал от судьбы, из-под низких небес,
от распластанных дней,
из квартир, где я умер и где я воскрес
из чужих простыней;
от сжимавших рассудок махровым венцом
откровений, от рук,
припадал я к которым и выпал лицом
из которых на юг.
Счастье этой земли, что взаправду кругла,
что зрачок не берет
из угла, куда загнан, свободы угла,
но и наоборот;
что в кошачьем мешке у пространства хитро
прогрызаешь дыру,
чтобы слез европейских сушить серебро
на азийском ветру.
Что на свете - верней, на огромной вельми,
на одной из шести
что мне делать еще, как не хлопать дверьми
да ключами трясти!
Ибо вправду честней, чем делить наш ничей
круглый мир на двоих,
променять всю безрадостность дней и ночей
на безадресность их.
Дуй же в крылья мои не за совесть и страх,
но за совесть и стыд.
Захлебнусь ли в песках, разобьюсь ли в горах
или бог пощадит
все едино, как сбившийся в строчку петит
смертной памяти для:
мегалополис туч гражданина ль почтит,
отщепенца ль - земля.
Но, услышишь, когда не найдешь меня ты
днем при свете огня,
как в Быково на старте грохочут винты:
это - помнят меня
зеркала всех радаров, прожекторов, лик
мой хранящих внутри;
и - внехрамовый хор - из динамика крик
грянет медью: смотри!
Там летит человек. Не грусти. Улыбнись.
Он таращится вниз
и сжимает в руке виноградную кисть,
словно бог Дионис.
И.Бродский
Агата Кристи Ак 17.12.2011 23:17 Заявить о нарушении
