Кения - Танзания - Занзибар

Письмо домой

горячий воздух сменяется влажным ветром,
касается лиц и спутывает мне прядки.
ловлю в телефон смски: ну как ты? где ты?
пишу: малыш, ты знаешь, да все в порядке:
в саванне лев проживает со всем семейством –
довольный, сытый он дрыхнет, плевав на джипы...
мне не хватает секса, тебя и действий,
а спать я здесь и вовсе бы не ложилась.
такие ночи  - густы и ликерно-терпки.
такие утра – туман, молоко и травы.
встаю здесь в шесть (болтала до трех с соседкой),
и просто иду, поворачиваю направо,
кормлю с руки косулю каким-то хлебом,
или кусаю банан (половину зверю),
и думаю сколько есть мест, где я просто не был
и даже не знаю, во что еще там поверю?
и думаю, сколько еще волшебства и чуда
мне мир припас и прячет в своих ладонях?
а знаешь, малыш, когда мы уйдем отсюда,
придут другие. но нас уже не догонят.


Зебра
ночь перетекает в туман и бежит с рассветом.
я открываюсь солнцу, земле и небу,
делаю то, что чувствую и видимо это
дает тебе шанс сказать, что я словно зебра
меняю полоски: белый, короткий черный и снова белый…
хвост словно маятник скачет в упругом ритме.
зебра умеет стоять, ничего не делая
и даже в стаде выглядеть неповторимой.
зебра умеет смотреть на тебя так нежно,
что все, что тебе остается – смущенно таять.
ну, пусть я зебра, а ты тогда  - белоснежное
облако, что на рассвете здесь пролетает.

Картинки из Африки
закрываешь глаза и упорно – саванна, трава, дорога…
закрываешь глаза – антилопы, гиены, птицы...
закрываешь глаза  - ты хотела поспать немного,
но саванна упорно тебе продолжает сниться,
но она упорно приходит к тебе с рассветом,
открывает сердце и плавит полуденным зноем.
слезы комом в горле. меня прорывает. это –
очищение нежностью. плачу, скулю и вою,
чтобы снова в гнев и снова в слепое счастье.
так саванна нам кажется ровной, а прячет и смерть и рождение.
так гиена во рту у стервятника станет частью
бесконечного круга вселенной, энергией тени
и света. в повторении дней, и маршрутов,
где жизнь кадр за кадром становится целой.
закрываешь глаза и как будто
смещаешь мишень. закрываешь глаза, объектив перепутав с прицелом. 


Реалити шоу
Бесконечные съемки реалити «Жизнь в Саванне»
перемежаются воспоминаниями из Мексики, Перу, Непала…
И в принципе да – деревья, горы, отели, отсутствие ванны
и электричества и – что там еще не хватало?
Москвы, офисных будней, ресторана с персоналом вышколенным,
близких, оставленных на расстоянии смски.
Все это становится даже привычным,
как джин и ежеутреннее наведение на резкость.
А в принципе  - те же лица, и те же чувства.
Наша аидише маме собирает всю свою мишпаху за ужином.
Говорят немного о политике, об искусстве,
о жизни и в общем все так, как нужно.
Все на своих местах и роли уже разучены...
Утром снова запихивать в узкие объективы реальность кадрами,
и обниматься, и сплетничать и от одиночества мучаться
и на каждое спасибо отвечать De nada!
И каждую новую страну сравнивать с предыдущими,
новые цели ставить, выбирать маршруты закрученней…
Беспрерывные съемки реалити «Жизнь бегущих
к неизвестности» никогда не бывают скучными.

Платье
Утром косули приходят завтракать вместе с нами.
Я варю кофе и делю его на троих.
Меня здесь учат  дышать и управлять снами,
я раскрываюсь и таю от нежности рук чужих,
гладящих мои волосы, перебирающих прядь за прядью,
отпускающих меня из мигрени и пустоты…
Лес кажется вышитым на салфетке гладью.
Люди – все разные,  но ни один не ты.
Хочется выбраться гулкими аэропортами
из бесконечной природы в твой жесткий ритм,
но у нас пока совершенно разные дороги в городе,
вылепленном из нежности на троих.

Я управляю джипом и плавлюсь взглядами,
учу себя не расстраиваться по мелочам,
четко выбираю, что из предложенного мне надо,
приучаю себя  с чужими легко молчать.
Склеиваю реальность кадрами  полупроявленными,
на которых то слон, то зебра, а то жираф...
Жизнь начинает меняться слишком явно,
чтоб я успевала думать. И кто же прав?
Тот, кто осторожничая липко, сидит в Москве,
держась за свои 24 квадрата прайваси,
или я – рассекающая по саванне, c джокером в рукаве, в невероятной красоты платье?

Занзибар

Даже названия звучат словно музыка – Танзания, Кения, Занзибар…
В кошельке послушно устроились какие-то несметные тысячи.
А  у меня внутри все время идет борьба
реальности и иллюзии. Хочешь, высечем
это девизом, хочешь запомни так:
реальность всегда побеждает, но бой будет долгим.
Внутри помещаются нежность и пустота,
и сочетаются странным образом. Шутки Бога –
ирония особого сорта, особый окрас игры.
Это та область, куда попадают по страшному блату
и только попав понимают, что ритуалы просты и хитры
разом. И не затягивают с оплатой.

В шесть утра можно вылететь из реальности в никуда
и узнать даже то, чего в общем-то не хотелось.
Прячусь в кокон, вокруг которого только песок и вода,
и учусь разговаривать с собственным телом.
Приучаю его к жаре, к солнцу, к отсутствию суеты
и внимательно прислушиваюсь к ответам.
Мое тело наконец переходит со мной на ты,
и мне ужасно нравится это.
А реальность продолжает звучать словно музыка – венский вальс,
но упорно лишает меня последних остатков иллюзий.
И если мне чего-то не хватает,
то это только умения все время быть здесь и сейчас,
здесь и сейчас.
Осознанной, точной, узкой…

Океан
Океан ложится под ступни узорной гладью.
Под прозрачной водой – ослепительно бел песок.
Я хочу океаном ластящимся тебя по лодыжкам гладить,
протекать сквозь тебя водою и, видит Бог,
в этом меньше какой бы то ни было непристойности,
чем в Мадонне у Рафаэля или в полете чаячьем...
Океан прекрасен в безбрежности и бездонности,
я его примериваю к своему отчаянию.
Но он ласкает нежно меня, утешительно сердце трогая:
Мол, не бойся, детка. И это переживем.
Океан подкатывается к самому твоему порогу.
Мы ложимся и смотрим на окна твои вдвоем. 

Масаи
Лень – это плавкость воздуха над  саванной.
Ночь – это время когда хоть чуть-чуть легче дышится.
Жить в песке, строить домики из песка, не подозревать ни о Париже, ни о Ливане,
верить в то, что кровь буйвола сделает крепче твои собственные мышцы.
Растягивать уши, раскрашивать лица,
носить копье и кангу, танцевать босиком…
Не верить в загробную жизнь, никому не молиться,
не знать о Мерлин Монро и кризисе доткомов.

Жарко – это определяющее настроение и состояние.
Женщина – как приложение к хозяину дома.
Ответом на вопросы становится бесконечное надевание
бисера на нити. Очень легко быть ведомым,
если тебе известны традиции и ритуалы.
Если ты ни минуты не сомневаешься в правильности выбираемого пути.
Ночь – это время, когда мужчины приходят к женщинам под скомканные и свалянные одеяла. Лень – это когда тебе не хочется никуда идти.

Рисовать
Задаешь границы истории черным грифелем по листу.
Вычерчиваешь на нем только тебе очевидный ритм.
Я же просто слушаю эту музыку и расту,
размывая страхи, как вода размывает грим.
Поддеваю маски и слоем за слоем лущу до испуганной мечущейся души.
Игра формулирует вопрос, но для меня он покуда не разрешим:
Можно ли любить, ничего не ожидая в ответ?
Можно ли любоваться человеком, не желая его приручить или обрести?
Ты рисуешь  - да, я выдыхаю  -  нет,
и это спор, который бессмысленно начинать и вести.
Задаешь границы касания черным грифелем по листу.
Дерево обретает сначала контур, потом ветви, потом кору…
Ветер с океана долетает и уносит бумажное дерево в высоту.
Я ловлю его, прижимаю к столу и больше не думаю про игру. 

Океан  снова
Засыпаем под шепот прибоя и мерный цикадий стрекот.
Просыпаемся до рассвета. Бежим купаться.
Никакая оптика с нереальным количеством стекол
не передает непрестанное желание улыбаться,
которое окутывает после первой чашки кофе утром
перед тем как идти к воде.
Я впервые кажусь себе значительной и мудрой.
И где бы? Конечно, здесь
в трех метрах от океана, покоряя масаев сгоревшей узорно спиной,
вливая в себя декалитры кофе, воды и чая,
шлифуя их то красным, то белым вином,
и до безумия по детям своим скучая,
выхолощив мозги до блаженной глупости,
забыв пароли на вход от любого из своих рабочих столов...
Океан собакой облизывает мне ступни.
Я думаю, что в общем-то больше не нужно слов.