Мармеладов

Первоисточники: Пелевин, Гумилев.
Так уж вышло, что написанное за год до, это произведение оказалось некрологом.

Я - Мармеладов, скитаясь однажды
В поисках правды по грешной земле,
Я обнаружил иссохший от жажды
Труп, со следом топора на челе.

Тихо по трупу влачились гадюки,
Черных волос распласталась коса,
Мертвые, нежные, белые руки
Трупа  покрыла ночная роса.

Контуром рваным за каменным ложем
Путь обрывался в бездонную тьму,
Бледное нечто с морщинистой кожей
К трупу склоняясь кривлялось ему.

Дева лежала пред мной молодая,
А под навесом увитым плющем,
Томно по трупу глазами блуждая
В шапочке странной стоял Родион.

Куцею шубкой укутавши плечи,
Зябко играя подплечной петлей,
Он бормотал стихотворные речи,
Бубен дрожащей сжимая рукой.

Звон колокольцев нежнейшею нотой
С шапки срываясь опутывал нас,
А Родион всё высматривал что то
Взглядом нетрезвых задумчивых глаз.

Пастью беззубою шамкая страстно,
Он головою внезапно поник,
И поцелуй положил на ужасно
Трупа распухший шершавый язык.

Здравствуй, сказал я в спокойствии чинном,
Вздрогнув безумец приподнял глаза,
Плечи пожал в полушубке овчином
А по щеке прокатилась слеза.

-Тварь я дрожащая, или же право... ,
Так Родион начинал разговор,
Бубен отбросив достал величаво
Острый как новая бритва топор.

Вяло кивнув в направлении ложа,
Молвил из бледно-красивого рта -
Там, под старухи ужасною кожей,
С бешенной силой цвела Красота!

Вам непонятны уродства страданья!
Может и я... . И светлея лицом,
Твердо шагнул в направлении края
Шапочки странной звеня бубенцом.

Пели вериги в паденьи уныло,
Звоном будя задремавшую ночь,
И божество в исступленьи скулило,
Осознавая бессилье помочь.