Внешне ты не меняешься

Внешне ты не меняешься, это кто-то внутри тебя
Вдруг становится сед, брезглив, брюзглив и безмерно худ,
Этот кто-то вечно всем недоволен, смотрит презрительно,
Как актер на забывшего отключить телефон зрителя,
Ухмыляется неодобрительно,
И считает, что все кругом постоянно врут.
Этот кто-то на душе твоей, словно спрут.

Это даже не ты уже, это кто-то невидимый,
Мрачен, скрючен, бесчеловечен и, кажется, обречен,
Ты чужими глазами смотришь на мир, им так ненавидимый,
Этот кто-то воспринимает его черно-белым видео,
Ему все время кажется, что его обидели,
Он уверен, что в окна постоянно целятся кирпичом.
Ты не уверен уже ни в чем.

Этот кто-то впивается в мозг, словно зубы пяти акул,
Он ворчлив и зол, ты готов на все, чтоб его не слышать,
И идешь туда, где большой танцпол, сотня децибел и гул,
Где такие, как ты, пьют, смеются, танцуют, играют в пул,
Начинает казаться, ты ловко, того, кто внутри, надул.
Ты впотьмах находишь местечко у бара под самой крышей.
Тот внутри матерится. Тебя это не колышет.

Напиваешься быстро, уже после пятой рюмки
На лице твоем не глаза – проблесковые маячки.
Этот кто-то внутри беснуется – вокруг одни подонки и недоумки,
Ни один из них не годится в друзья для тебя, для Умки,
Здесь у каждого нож за пазухой, пушка в каждой второй сумке.
Он натужно кашляет; скалясь, хохочет, срывает с тебя очки.
Расширяются твои зрачки.

Ты становишься нарочито груб, истерично весел,
Как рубашка к спине, как к ожогам бинты, к тебе липнет страх.
Тебе все еще хочется ярче вёсен и громче песен,
Но тому, кто внутри, ты уже кажешься слишком тесен,
Проиграв, ты ему не опасен и неинтересен,
Децибелы теперь отдаются в желудке, а не в ушах.
Ты танцуешь.
На собственных похоронах.