Георг Гейм фантазия на тему стихотворения Морг

(Это не перевод,а сочинение на заданную тему. Тема задана прозаическим литературным переводом стихотворения Георга Гейма "Морг", выполненным Михаилом Гаспаровым.

Я брал косточку (не всегда мозговую) из каждой строфы и наращивал мясца полнейшей отсебятины.Георг Гейм не несет никакой ответственности за форму и - тем более - содержание)


Мертвецы

Проходят сторожа по комнате, где стынет
Ряд гулких черепов в холщовых пеленах;
Мы – Мертвецы – сошлись, продравшись сквозь пустыни,
Сквозь стынь и гул морей, в родных – теперь – стенах.



Нам катафалк – престол, наш трон, всосавший тени
Наброшенных шелков… Здесь стены в лоскутах
Облезлой краски. Мы – распластаны под сенью
Прибитых к потолку распятых рук Христа.



Мы отжили свое. Мы все уже нездешни.
Нам всем пришел конец . Глядите – мы мертвы.
И в бельмах наших глаз – ночь, как в глазке скворешни,
И светлый лик зари увидите лишь вы.



Смиритесь! Вы – не мы. И нашего величья
Вам не достичь. А нам уж видится вдали,
Тот зимний край, где тень гигантских крыльев птичьих,
Стирает горизонт, грань неба и земли.



Вы лилипутский сброд горбатеньких уродов,
Пасущийся у нас в долинах меж грудей;
Мы – пики льдистых гор, которых нет в природе;
Мы – боги, в череде бессмысленных смертей.



Хрипели в норах мы, макал нас в синьку вечер,
И реяла всю ночь над нами птицей смерть.
Нас выдернув на свет, вы воскурили свечи:
До колик нам смешна их бликов круговерть.



Царьки мы и божки, со вздутыми брюшками,
Рожденные резцом и страхом дикаря,
Где в царстве птиц глядят, сокрыты камышами,
Кротчайшие зрачки пугливого зверья.



Как вялый сгнивший плод, нас обронила осень,
В канаву, в грязный сток, что скрадывает звук…
Мы те, в чьих волосах, сквозь ледяную просинь,
Впитав весь летний зной, плетет гнездо паук.




Неведомые, мы, как птицы – безымянны,
В пустых каморках, врозь, мы умирали здесь;
Вам наплевать на то, что мы не ждали манны,
Нам глубоко плевать на бодрое «Аз есмь».




Взгляните на того. Над впалыми губами,
Маячит черный смех, как весть издалека;
Он вывалил язык на грудь; да он над вами
Хохочет в забытьи, как старый пеликан.



Он может укусить. Он перебрал немножко,
На пиршестве у рыб. Вы чувствуете смрад?
Глядите: в волосах улитка строит рожки,
Как строят глазки, вам, чтобы привлечь ваш взгляд.



Вот прозвучал звонок. И все уходят вскоре.
И изо всех углов, кряхтя, вползает тьма.
Остались мы одни за дверью на запоре,
В бесчисленных гробах, как в собственных домах.



И все, что было жизнь, распалось вдруг нелепо,
До самого конца, до атомной трухи.
Из всех щелей, дверей, из легких, как из склепа,
Исторгся смертный дух и, с быстротой реки,



Вдруг вырвался под дождь, на уличную слякоть,
Где монотонность струй, как музыка в ушах,
И, влившись в бурю, стал , ей вторя, выть и плакать,
И эхом воротясь, в стенных укрылся швах.



Нам обрамляет лбы мерцающее тленье,
Как синий ореол. И на ступни нам взлезть
Спроворился грызун – взимать с нас мясом пени,
Не бойся, мы тебе не помешаем есть.



Мы шли на бой, как встарь, гиганты-исполины,
Где каждый – Голиаф, железами гремя.
Теперь нам свита – мышь да крыса – дышит в спину,
Да тощих ком червей нам гложет плоть грызьмя.



Мы, Икариды, взмыв над бесконечьем пашен,
Вгрызались в синий свет, надкусывая смерч,
И слушали напев высоких строгих башен,
И гулкий рокот стен, обрушиваясь в Смерть.



Мы смело плыли в даль утраченного неба,
В морской простор, в закат, на призраки костров,
На запад, где никто из нас пока что не был,
На тяге парусов, брюхатых от ветров.



И что же мы нашли в кристальном поднебесье?
Одно Ничто. Лишь кость, стучащую о кость –
Так в нищенской руке, как одержимой бесом,
Трясущейся, звенит медь, собранная в горсть.



Господь, чего ты ждешь? Пренебрегаешь нами?
Давно наш караван ждет каравансарай;
Мертвецкий наш базар вовсю гремит костями,
В пустыне вековой звуча, как птичий грай.



Господь, чего ты ждешь? Любой из нас уж наг и
В сандалии обут, и в саван обряжен…
Дай нам вождя, чтоб мы, взметая наши флаги,
Пошли в последний путь, куда укажет он.



Куда нас приведет наш вождь? Ответствуй, Отче!
Куда нас увлечет наш сумрачный полет?
Каких достигнем бездн все новых одиночеств,
Какою мерой лжи измерим глубь пустот?



Не заточат ли нас в тюрьму глухую? В Лете
Не станем ли навек мы новою волной?
Иль выдох зимних труб усилит нами ветер,
И бросит на закат галдящею толпой?



Цветами ли нам стать? Или пристать к пернатым?
Не в бурных ли морях? Иль на вершинах гор?
Во глубине ли недр, с их жизнью небогатой,
Неспешно глохнуть нам во тьме кротовых нор?



Иль в Новую весну вплетемся свежей прядью?
Проклюнемся ль цветком? Зароемся ли в плод?
Ватагою ль стрекоз, пройдясь над водной гладью,
Мы стрекотом своим жизнь впрыснем в лоно вод.



Но если мы – одни? И всем своим обличьем,
Под хохот облаков рассыплемся во прах?
В предельное Ничто, при всем былом величье,
Нас скомкает дитя в бессильных кулачках.