Божественная комедия

Занавес поднимается. На сцену выходит Бог.
В стоптанных старых тапочках.  В длинных цветастых трусах.
Рабочий сцены из-за кулис: «Вот сука, ну полный лох!»
В глазах у Бога коньюктивит, тоска и похмельный страх.

Он тупо смотрит на ламинат, имитирующий паркет.
На холёных ублюдков из первых рядов, имитирующих людей.
Вдруг понимает, что тех, кого стоит стесняться, здесь нет.
Что Он для всех уже даже не бог, а старый, больной лицедей.

Садится в побитое молью кресло. Почёсывает отвисший живот.
Подпирает по-бабьи щёку рукой. Вдыхает, идущее от рампы тепло.
Сам себе говорит вслух, улыбаясь: «Ну вот,
жизнь налаживается. Как же мне повезло!»

На сцену, под музыку, в красивых костюмах, выбегает народ.
У каждого свой танец: модерн, кантемпорари, джаз.
Бог, внимательно всматриваясь в лица: «Ну вот,
все старые знакомые. Куда же мне, дураку, без вас.»

Лица в массовке предполагают узнаваемость: Савонаролла, Вольтер,
патриарх Никон, протопоп Аввакум…
Зрители оживляются – снисходительно аплодирует партер;
в бельэтаже и амфитеатре возникает весёлый шум.

Музыка вдруг обрывается. Бог тяжело встаёт.
Кто-то, кажется, Лютер, набрасывает на него лиловый плащ.
«Вы знаете, - говорит Бог, - Последнее время мне очень везёт.
Хотя вам и кажется, что я нелеп и пропащ.

Да, мне везёт, потому что я тупо на всё забил.
Просто устал тащить свой божественный воз.
Ведь не хватит же никаких нечеловеческих сил,
чтобы разгрести ваш хитровышморганный навоз!

Ваш бог вас оставил! Живите, как знаете. Я пред собой чист.»
- с хохотом падает в кресло. Ловит брошенный кем-то букет.
Рабочий сцены из-за кулис, плача: «Вот ведь, сука, артист!»
Занавес опускается. Гаснет свет.