Война? Нет! Но...

                Чем глупее, безнравственнее то, что делают люди,
                тем торжественнее. Встретил на прогулке отставного
                солдата, разговорились о войне. Он согласился
                с тем, что убивать запрещено богом.
                - Но как же быть? - сказал он, придумывая самый
                крайний случай нападения, оскорбления, которое
                может нанести враг. - Ну, а если он или осквернит,
                или захочет отнять святыню?
                -  Какую?
                -  Знамя.
                Я видел, как освящаются знамена. А папа, а митрополиты,
                а царь. А суд. А обедня. Чем нелепее, тем торжественнее.

                <...> Я часто вижу себя военным, часто вижу себя
                изменяющим жене и ужасаюсь этого, часто вижу себя
                сочиняющим только для своей радости.
               
                Л.Толстой. Дневники. 1895-1910.
                СС в 22 тт., т.22. - М.:1985, с.168.




     На днях местный словоохотливый по радио попик лишний раз ответил на вопрос слушателя, допускает ли христианство насилие. «Нет, не допускает, - ответил попик, - но... в отдельных случаях допускает: насилие справедливой войны, например». Ах, какой ловкий попик! Только ещё один вопрос: справедливой - с чьей точки зрения? Ответ очевиден: с точки зрения любой из воюющих сторон, поскольку любая сторона и колебания не допустит в этом вопросе: ведь воюют не две банды отщепенцев, а народ на народ! Гибнут и убивают не отдельные маргиналы, а миллионные массы народов. Можно ли себе вообразить, что какой-нибудь из них посчитает свою войну несправедливой? Разве что отпетые пораженцы-«предатели» вдруг да и вообразят себе, не дай бог! что война, в которую втянут народ, их воскормивший, несправедлива по какой-либо причине. И часто найдут целое множество причин, кроме одной и главной: в любой войне за любую идею, во спасение любого себя и любого своего народа надо убивать. Спасаться убийством. Вот вам и весь Христос... Простительно простому смертному изворачиваться в оправдании массового убийства и самоубийства - но каково церкви христовой так лгать и толковать слово своего идола?
     Что же делать? - спросите вы почти так же, как некий солдат спросил обескураженно Л.Толстого. Не знаю, точнее, не решаюсь произнести то,  что и мне самому жутко вообразить: смириться и впустить, веруя единственно в одно всепобеждающее средство - поглотить и ассимилировать захватчика, победить его непобедимой крепостью духовной, выносливостью большого народа, с бытом, нравом и волей которого не справиться никакому захватчику. При одном условии: если большой народ этот велик не только числом, но и единодушием, но и нравственным превосходством, чистотой истории и уклада своего. В ином положении быть ему всегда рабом побеждённым - не у чужака, которого он пересилит насилием, так у воспитанного на крови и насилии своего же лукавого узурпатора. А в этом случае о каком единодушии и всеединстве можно говорить, когда непроходимая и губительная трещина в самой нации - между верхами и низами, между государством и народом? Не считая уже тысяч производных от той мелких трещин и противоречий между языками, народностями, конфессиями, партиями, классами, группами, возрастами и даже полами? Эту внутреннюю проруху не зализать и не залечить никакими взбадривающими «национальное достоинство» декларациями и лозунгами. Впрочем, большой и единодушный народ одним своим очевидным могуществом удержит любого забияку от опрометчивой агрессии. Есть ли такой народ?
      Маленькой нации проще: она и крепка своей малостью, обеспечивающей минимум трещин и противоречий и максимум монолитности сознания; она и трогательна для мирового сообщества, готового ринуться на защиту этой славной малости из почти чистого человеколюбия и отеческого снисхождения к младенцу.  Да и какой зверь нынче не устыдится обидеть насилием малыша? Больной? Так лечить! И не тогда, когда болезнь зашла за предел, и не вслепую, а заранее и по заранее точно и компетентно определённым симптомам и диагнозам.
     «Защитить? - подхватите вы. - Значит опять - насилие?» Почему же обязательно кровавое насилие? Разве нынешнее сообщество настолько бедно и бессильно иными - экономическими, политическими, культурными, духовными средствами? Так примитивно может думать только тот, кто слишком заматерел в готовности и привычке к вооружённому насилию, к «благотворительной», «справедливой» войне. Так возражать станет и тот, кому война - мать родна, кто от неё и кормится. А это огромная часть любого народа: армия. Не говоря уже о прямых пенкоснимателях: экономических выжигах и воротилах, получающих прибыль на военных поставках и ... дающих работу миллионам тружеников ВПК! И не поминая уж и вовсе исподличавшуюся на военной слюнке гвардию трубачей-пропагандистов.
Значит от мирового сообщества и его превентивных институтов требуется одно: иметь реальную силу непререкаемого для любого государства и государя авторитета, чтобы вовремя, до крови ещё удержать это любое государство и этого любого государя от решения своих узко национальных проблем за счёт стабильности и покоя всего мира; иметь в себе самом такую принципиально нравственную цельность и целостность, чтобы не стать фактическим детонатором внешнего локального взрыва по причине внутренней своей несогласованности.
        Но для такой цельности и стабильности нужен железный, необратимый и безоговорочный принцип: не убий! Без-оговорочный!
     ...Неужели нет у мира возможности сегодня платить вдоволь не за изобретение нового вида вооружения, а за диссертации и открытия в области научного мироустройства и научной организации социально-экономического урегулирования? Не на бесконечное и скрупулёзное исследование и описание социально-экономических нарывов и срывов, а на комплексную программу-модель мира без войн, общества без господства Всемирного Тинейджерства? Однажды обманутый начинает сам врать на каждом шагу. Однажды обобранный и сам горазд обобрать. Однажды напуганный уже пошёл угрожать и замахиваться.
     Речь идёт о приоритетах средств и переоценке ценностей. Экономические рычаги воспитания и коррекции действенны, но циничны. Они потому и относительны. Их цинизм то и дело коробит не только совесть свидетелей, но и само представление о том, что хорошо и что плохо, средство это или цель. Гораздо надёжнее истинно духовные, последовательно и безоговорочно человечные, а потому и сильные, подкупающие и увлекающие совесть и стыд человека и сообщества правила. Только такие не вносят трещины ни в само общество, ни в сердце каждого отдельного его члена, вынуждаемого и по сей день ломать голову и краснеть до ушей на вопрос: допустимо ли насилие? Попик сказал: нет, но...

08.03.01