Переселение на Кубань. Отрывок из поэмы Захарий Че

.Шестнадцатого августа Эол проснулся,
Осмотрелся: «кто тут призывал меня собравшись в путь»
Размялся ветерком туда сюда, как будто потянулся
И на восток умеренно но бодро начал  дуть.

И двинулась флотилия, и развернулась на просторе,
И вскоре белыми, прямыми парусами
Покрылось всё взволнованное бризом сине море,
И перекликались лодки песнями между собой и голосами.

Но  песни слышались всё тише и замирали голоса,
И удалялась вдаль Таманская регата,
И вот в морской дали уже растаяли прямые паруса,
Лишь далеко на горизонте белеют парусами два фрегата.

А на берегу стояли и смотрели люди в даль морскую,
И пусто было там, лишь пеною белела шаловливая волна:
ТоварыщИ уплыли навсегда и этот неприютный край забудут,
И не возвратятся более сюда уж никогда.

Флотилия плыла, не выпуская слева берега из виду,
И вёл флот впереди на яхте секунд майор Пустошин,
И два фрегата с моря не давали флот в обиду -
Так что царицей флот на произволяще не был брошен.

А ночью, от вечерней и до утренней зари,
Чтобы по морю чёрному не разбрелись суда,
На чайках зажигались фонари
И перемигивались друг с дружкою: "мы здесь! Сюда! Сюда!"


В  августе был жаркий солцепекущий день,
На берегу крутом, на валу фанагорийской крепости,
Часовой на вышке прячась в тень,
Вглядывался в даль морскую и оглядывал окресности.

Туманистая морская даль была пуста,
Кричали чайки лишь летая над водой,
И часовой на миг расслабился, он от жары устал
И поник на время на свой штуцер головой.

А когда поднял взор на море, остолбенел он,
Со стороны Таврических обрывистых берегов,
Пол моря парусами бесчисленными белело,
От многочисленных парусно-гребных судов.

Часовой в свисток свистел, тревога поднялась,
Командир отряда егерей полковник Розенберг
Скомандовал: «всем к бою штуцера, десант осман идёт на нас
Все на позиции над пристанью, на берег.

На валАх готовят пушки к бою
Катят  на платформы, заряжают
Скоро дымы пальбы взлетят на небо голубое,
Скоро басурманы меткость русских пушкарей узнают.

Ловя попутный ветер, кренясь бортами,
К пристани флотилия под кручу приближалась
А впереди всех яхта красовалась
Белыми на синем море парусами

Вдруг выстрел пушки с яхты грянул,
Андреевский на мачту взвился флаг
И малочисленный гарнизон на берегу воспрянул:
Свои это, свои - это не враг.

И главным был на этом флоте Сава Белый,
И была там чайка из  Кисляковского куреня,
И командовал ею куренной казаков кисляковских Рева,
С первого судьбоносного для Тамани дня.

И были запорожцы там реальные вполне,
Представители всех запорожских куреней,
И похоже было, что Запорожья птица Феникс,
Была готова снова возродиться на загадочной  земле.

Егеря все удивлённо наблюдали,
Бегущих на фанагорийские валы, невиданных людей,
Которые, взобравшись на обрывы шапки  в верх бросали
И радовались,  вроде малых и восторженных детей.

И целуя землю становились на колени,
Из под руки осматривали степные дали,
И   песни радостные пели,
Танцевали, по земле катались и орали.

Но вот уж крепость старая заселена,
Усталые казаки к полуночи отошли ко сну
И  с моря смотрит на них полная луна,
И с суши смотрит часовой на полную луну.

Османскому десанту на Тамани ничего теперь  не сделать,
С запорожскими казаками ему не совладать,
Сделано большое государственное дело
И Екатерине в который раз: Виват! Виват! Виват!