горе

позвонили в 12, говорят "приезжайте на опознание",
она им "вы бредите или ошиблись номером",
они снова давят тоннами смыслов на её сознание,
мол "женщина, нам некогда спорить, в переговорной холодно".
она звонит мужу "сказали, что сын мой умер,
мне не верится, но до него не дозвониться."
муж "милая, не хочу показаться грубым,
но на первых порах нужно наплакаться и смириться".

все, что казалось вечным, сжалось в одно мгновение -
его первые взгляды, слова, походка,
его детство, её вечное материнское бдение,
его первая девушка, сигарета и первая водка.
она тонет в медленно прибывающем горе,
в океане, который штормит, не щадит, калечит.
кто-то сжимает её в сухой, навидавшейся виды ладони.
мама плачет и к земле понемногу склоняет плечи.

входит в комнату - там обои пропитаны сыновьим запахом,
хватает все, что может попасться под руку.
это больнее, чем выстрел в грудину. и заново
не придумать его, не воссоздать, не встретить по утру.
она строила эту планету десятки лет,
от усталости скулы сводит, и ноги уже не держат,
какой-то нелепый случай, звонок, и его больше нет.
свет, что бил изнутри теперь еле брезжит.

вот стоит женщина, что когда-то казалась скалой, -
не прочнее прогнившей нити в стареньком пиджаке.
когда знаешь, как пахнет несчастье, хочется стать немой,
или желать не проснуться однажды – если наедине.
5-9.11.2010