Рождественское чудо

Почему я запомнила тот декабрьский день? Почему помню их, случайных людей, встреченных в маленьком кафе рядом с Ратушной площадью?
Как давно был тот день?Давно.
Та зима ушла туда же, куда уходят все зимы наших жизней. Наверное, возвращаются в Лапландию, к оленям, неторопливо жующим ягель, к снегу, к домикам гномиков, к Санта Клаусу. Наши зимы возвращаются туда, когда стареют. Когда их снег становится грязно-тёмным. Когда их прогоняет молодая весна. Там, в стране сказок, они отдыхают и перерождаются в новые молодые зимы, уже не хранящие старой памяти, не помнящие всего, что происходило с ними. Они забывают, мы помним.
Что было со мной той зимой?
Я трудилась в качестве фрилансера. Писала что-то на актуальные темы жизни нашего города, делала рекламную кампанию для охранной фирмы, придумывала слоганы для каких-то ненужных и никчемных предвыборных кампаний. Временами носилась по городу, вылавливая дочь-подростка и препровождая её к месту жительства и к продолжению обучения в гимназии. Наверное, простужалась в межсезонье, хлюпала носом, чихала, заваривала имбирный чай с лимоном.
Наверное, читала, забравшись с ногами в кресло, собирала с сыном пазлы, рисовала с ним и пела песни.
Всё – наверное, потому что жизнь моя  была обыкновенна и привычна. Я играла выбранные роли, выполняла то, что соответствовало этим ролям и не задумывалась о том, к чему всё это.
Как-то привыкала жить вдвоём  и одновременно в одиночестве. Начало совместной жизни, когда делишься всем сокровенным, когда хочешь рассказать о себе всё, показать себя и узнать другого, прошло. Мы были вместе, но всё чаще ловили себя, что нам уже не нравятся одни и те же фильмы, мы не слушаем в упоении одну музыку, что наши друзья с трудом выносят друг друга. Так бывает всегда, почти всегда. Когда тела привыкают друг к другу, новизна ощущений исчезает. Появляется привычная уверенность в реакциях твоего партнёра на тот или иной твой поступок, знаешь все ответы и предполагаешь поступки.
В тот самый период, когда наступает очередной кризис совместной жизни двоих, вот тогда-то и была та самая зима. Отличная зима. Не слишком холодная и не совсем тёплая. Без привычных нам дождей, со снегом, не заваливающим улицы, а мягко падающим, добрым.
Когда мы только учились быть вместе, когда стремились к этому, тогда было решено создавать свои, только наши традиции. Каждый год, на Рождественской неделе, мы гуляли по Старому городу, кормили сеном овечек в яслях, фотографировались под главной ёлкой города, пили кофе в одном и том же малюсеньком кафе. Так было на протяжении нескольких лет. В ту зиму мы впервые не пошли вместе. Канал Евроспорт транслировал бои К-1. Может быть именно в ту зиму уходил с ринга Эрнесто Хуст, Mr. Perfect, темнокожий гигант, четырёхкратный чемпион мира. Или может быть Жером ЛеБаннер бился с Алексеем Игнашовым. Как же можно было не посопереживать «своему».
Я была эксклюзивной женой, единственной, которая смотрела вместе с мужем соревнования К-1, которая разбиралась в технике ударов и, которой это было искренне интересно. За это меня ценили, но это же было и минусом, потому как несколько снижало эксклюзивность его самого, того, кто должен был быть лучше всех. Должен был быть.
Мы отправились с сыном вдвоём. Программа была запланирована давно: детское представление с гномами и играми, подарки, овечки, «запах свечек и обнов цветная радость». Мы рассказали стихи Санте, которого у нас зовут Рождественский Дед и получили от него конфеты
„Panen akna peale sussi,
ootan pjakapiku - Jussi.
Kui ma olen hea laps,
siis ta kommi tooma kraps“
Детский стишок, который так прост, так легко запоминается, почему бы не схитрить и не рассказывать его всем встречным дедам морозам.
«Положу тапочек на окно
Подожду гномика Юсся
Если я – хороший ребёнок,
Тогда он принесёт конфеты»
Вот так незатейливо и просто.
Программа почти была выполнена. У нас лежали в карманах чудесные миндальные орехи в глазури, мы погрызли огромные перечные печенья.
Осталось кафе.
Сын обожал публичные места. Он удобно устраивался за столиком, обстоятельно выбирал себе угощение и очень аккуратно кушал. Со вкусом, неторопливо не кушал, а вкушал яства. Розовые пирожные, слоёные пирожки с сосиской и с салями, коктейль-салатики, чай. Он с маленького возраста любит чай. Хорошо заваренный чай.
Мы зашли в наше любимое крошечное кафе, заняли удобный столик. Мы могли смотреть на улицу, открывался вид на церковь Святого духа и на маленькую улочку Булочный проход, восcоединяющую Ратушную площадь с другими улицами Старого города. Мы рассматривали зевак-туристов, подсмеивались над японцами с обязательными камерами на шее, удивлялись морозостойким шведам в распахнутых куртках. Наши земляки, горожане спешили по своим делам, заканчивали уходящий год. Нагруженные свёртками торопились по домам. Оно чувствовалось в каждом вздохе каждого человека – Рождество.
Наступил вечер. Огни, огни, огни и снег, падающий в их свете.
Мы сидели и болтали, смеялись над шутками, понятными только нам.
Они зашли в кафе незаметно и заняли угловой столик напротив нас. Никто кроме нас и не видел их, таким было местоположение их столика.
Заказали блинчики со сметаной. Они были молоды. Молоды и красивы.
Я не слышала на каком языке они разговаривали, какой они были национальности.
Возможно, что они и не разговаривали. Сидели, смотрели друг на друга. Резали свои блинчики на маленькие кусочки, обмакивали их в сметану и кормили друг друга. Смеялись, когда пачкали рты и носы. Потом они пили что-то из кружек и пробовали друг у друга. Нет, они всё же разговаривали. Какая собственно разница на каком языке они говорили. Их язык-язык любви был понятен без слов, без звуков их голосов.
Как они смотрели друг на друга! А потом они целовались. Старая пара остановилась в другой стороны стеклянной стены кафе и улыбаясь смотрела на них. Старики постояли, потом взялись за руки и пошли по своим делам.
Они тоже были так же молоды и, наверное, так же целовались в тепле уличного кафе.
Может быть, в годы их молодости, это считалось неприличным и они прятались в тёмном парадном чужого дома. Но они целовались. Точно. Это было видно по тому лукавому взгляду, которым пожилой мужчина одарил свою спутницу.
Молодая же пара не замечала, что ими любуются с улицы. Они не замечали меня, не отводящей от них глаз. Их поцелуи были так прекрасны. Так эротичны и одновременно целомудренны, что хотелось запомнить как воздух колыхался вокруг их голов. Казалось, что рождественские снежинки кружат над их головами, что белые голуби курлычут и хлопают крыльями.
С раскрасневшимися лицами они встали со своих мест. Девушка застегнула пальто не на те пуговицы. Пальцы не слушались её, а глаза смотрели только на него. Он бы высок. Оказалось, что она – малышка, достающая ему только до подбородка. Он заботливо укутал её шею шарфом. Она улыбалась и трогала его пальцы.
Они вышли,тоже взявшись на руки. Так же, как и пожилая пара ушли по заснеженной узкой улочке. Ушли в свою жизнь. Туда, где интересно только им, где они радостно узнают тайны друг друга и им не нужен больше никто.
Неужели и это закончится?-подумала я.
Я загадала в тот предрождественский день желание не для себя. Загадала, чтобы у них всё затянулось надолго, чтобы они вот так же целовались ещё не одну зиму. Пожелала им счастья.
Я не помню их лиц и не знала имён. Помню, вот уже сколько лет, ту звенящую в воздухе молодую страсть. Нежность их прикосновений. Их глаза с любовью смотрящие друг на друга.

испанцы, финны ли
французы иль евреи.
они в эстонском маленьком кафе
так истово глаза в глаза глядели
не замечая никого сидели.
что для меня мой столик
стал костром аутодафе