Медея

Отправились за золотым руном,
не зная толком, что это такое,
фактура, цвет и смысл потеряны, размыты,
не узнаны
слезливыми глазами
оглохнувшей от радости Медеи.
Она как флюгер, только не по ветру,
по развороту плеч Ясона
меняющая направленье чувств.
Он бил ее, пожалуй,
думали матросы.
Они, пожалуй, в чем-то были правы.
Колхида дочери не пожалела
отдать лазуроокому гребцу.
Герой подавно же не пожалел
порвать руно Медеи, очевидно,
не столько золотое,
сколько обесцененное,
ежели честь хоть где-нибудь в цене.
Но ценности Медее более не ценны,
после побега, брака и убийства,
(не будем спорить, что из этого по Фрейду
вконец сломало психику колдуньи.)
Чужие берега, чужие земли
беглянке были сладки и приятны
лишь потому, что их пески истоптаны
златой сандалией надменного Ясона.
Ах эта бескорыстная любовь,
прекрасное, сжигающее чувство!
(Что до сожженных Главки и Креонта...
мы не осудим ревности священной!)
В смятеньи между долгом и страстями,
Медея выбрала...да как вы угадали?
И по пути творя попеременно
то благость, то блестящее распутство,
Медея протоптала путь отменный
всем фессалийским волооким шлюхам.

Моя ирония нежна и неуместна,
все в равной степени,
но - брось в меня котурной!-
Медею признаю отменнейшей из жен.