Сумерки богов. Генрих Гейне

Май наступает в золотом своём сиянье.
Шёлк ветерка разносит пряный дух цветов,
Манящих дружески своими лепестками.
Тысячи фиалок голубых роскошный
Раскинули ковёр на зелени травы.
Из солнечного света соткан май
И утренней росы. Приветы шлёт он
И приглашает смертных счастьем насладиться.
Робко люди прислушиваются к первым зовам.
Мужчины надевают новые штаны и сюртуки
Воскресные с сияньем пуговиц зеркально-золотых;
В невинно-белые наряды женщины оделись;
Закручивают парни подросшие весной усы;
В груди у девушек невыразимый трепет.
Поэты городские по карманам
Рассовывают карандаши, бумагу и лорнеты. -
В весёлом ликовании толпа, бурля, выходит за ворота, -
Расположилась на лужайках изумрудных
И восхищается цветением обильным.
Играя с пёстрыми и мягкими цветами,
Внимая пению задорных соловьёв,
Ликует, глядя в небосвод хрустально-чистый.

Май и ко мне пришёл. Три раза постучал
Ко мне он в двери и воскликнул: "Мечтатель бледный,
Я - май! Ну, выходи же, тебя я встречу поцелуем!"
Но на запоре дверь моя, и я ответил:
"Выманиваешь ты меня напрасно, гость незваный!
Тебя насквозь я вижу. Мироустройство всё
Насквозь я вижу, вижу слишком много
И слишком глубоко; ушла вся моя радость,
И только скорби вечные здесь, в сердце поселились.
Смотрю я сквозь окаменевшую и жёсткую кору
Людских домов и человеческих сердец -
И вижу в них лишь ложь, обман и нищету.
На лицах всех так и проступают дурные мысли.
Сквозь стыдливый девичий румянец пробиваясь,
Трепещет тайная и чувственая похоть.
У юношей на поднятых так гордо головах
Звенят бубенчики дурацких колпаков.
Лишь тени чахлые да дикие гримасы
Повсюду вижу на земле я - и не знаю,
Больница это или сумасшедший дом.

Я проникаю взором шар земной насквозь,
Как будто я смотрю в кристалл и вижу в нём лишь ужас,
Который май пытается напрасно
Укрыть от глаз весёлой зеленью своей.
Я вижу мёртвых, лежащих под землёй в могилах тесных. -
Покоятся их руки на груди, глаза открыты,
Их саваны белы и бледны лица,
И черви жёлтые в губах их копошатся.
Я вижу, как с любовницей своею сын
Садится на отцовскую могилу для забавы.
Вокруг галдят с насмешкой соловьи,
Цветы лугов язвительно хохочут.
В могиле мёртвый шевелится отец;
Старуха-мать сжимает в пальцах комья праха.

О, бедная земля, я знаю боль твою!
Я вижу, как в груди твоей клубится жар
И кровью пышут тысячи артерий.
Я вижу, как разрываются, зияя, твои раны,
И бурно вырываются из них дым, кровь и пламя.
Отродье древнее из мрачных недр выходит,
В руках вздымая красных факелов огонь:
Расставив всюду лестницы стальные, бесы
Карабкаются с диким рёвом вверх, к небесной тверди;
За ними лезет чёрных карликов орава
И с хрустом золотые звёзды крошит;
Рукою дерзкою срывают золочёные покровы
С Господнего шатра и с завываньем
Свергают кротких ангелов с небес.
Сидит на троне побледневший Бог,
Корону с головы своей срывает,
В отчаянье рвёт волосы себе.
Всё ближе напирает дикая орава.
Великаны бросают огненные факелы свои
В далёкую империю небес; горящими бичами
Хлещут карлики по спинам ангелов, кричащих,
Согбенных, изивающихся в муках;
За волосы схватив, вышвыривают прочь их.

Мой ангел, вижу я, он тоже там, -
С кудрями белокурыми, с чертами нежными лица
И с вечною любовью на устах,
С блаженным светом голубых очей. -
Ужасный мерзкий чёрный кобольд
Его хватает, поднимает над собой с гримасою на роже,
Разглядывает стройную фигуру,
В объятья крепкие, как брата, заключая, -
И вопль пронзительный по всей вселенной слышен,
Колонны рушатся, свергаются земля и небо. -
И древний мрак повсюду воцарил.

Переведено с немецкого в 1990г.