Речь с танка о старых знамёнах

Один эпизод одной Реставрации.
Танка и четыре развёрнутых вариации.


I


Старым
            знаменем
сине-бело-красное
Беранже назвал:
бел-злато-лилейное
стало
        Франции
                чужим.


II


*Старое!*
Так
      с прямотой последней,
*старокапральской*,
без аллегорий-экивоков разных,
политологически-
политтехнологических
                (уф!..)
                нюансов
не зная,
называл Беранже
знамя,
что,
      из синего - белого - красного
Революцией соткано,
по матрасам
                пылилось,
                зашитое
сент-антуанским,
монмартрским.

И всё ж,
Пьеру Жану в помощь,
у современного читателя
попрошу внимательности
совсем немного…
Итак:
мог ли
*новым*
назвать поэт
Реставрации цве'та
                знамя Бурбонов?
В той
         непромерянно-долгой,
исторической
                постольку,
истерически-реваншистской поскольку
ночи -
белой
         до
            беспросветности
                полной?
Мог
назвать это знамя
новым -
            *поэт?*

Бред -
         допуск подобный!
Два века спустя
мы неспроста
из Реставрации новой
вчитываемся -
                как впитываемся,
вглядываемся
                мучительно
                и подробно
в тот болевой -
предбуревой -
                предбоевой -

      чужой,
                вроде
                бы? -
      но шепчем:
                «ну, что ж вы?..»
      *наших* судьб и Судьбы
      кодам
               и коде, -

зажим.

…И Беранже,
                и вслед - нам
ни новым,
                ни старым
назвать невозможно
белое с золотом лилий
знамя
         ничтожных -
знамя угара-догара.
Ни слишком старым.

Только - чужим!