скорбный ангел

Холодный свет. Беззвучный листопад.
Молочность мглы. Колючий дождь вполсилы.
Встопорщенные зубчики оград.
Кресты, кресты. Просевшие могилы.

Прозрачные увядшие цветы.
Веночные рассохшиеся ленты.
Недвижность. Бесконечность немоты.
Осколки обелисков. Постаменты.

Тускнеющие лужи-зеркала.
Тропа в иголках влажной ржавой хвои.
Печальный Ангел – ломкие крыла –
к надгробию склонённый головою …

*
Скорбящий Ангел – вечный оберег,
торжественно расправленные крылья,
тебя хлестали ливни, град и снег,
нещадно посыпало Время пылью.

Ты помнишь,
прежде светел был погост,
безумствовали радостные птицы, ...
как пел сладкоголосо в мае дрозд
для спящей под плитой отроковицы
с чудесным нежным именем Катрин –
твоей, почившей в бозе, подопечной;
на крест спускался кремовый жасмин
фатой полупрозрачной подвенечной …

Ты помнишь,
как слетались мотыльки
к соцветьям примул около оградки,
как воздух расшивали пауки
серебряными нитями, …
как прядки
твоих кудрявых мраморных волос
трепало солнце тёплою рукою,
и неба ярко-синий купорос
над кладбищем плыл тихою рекою …

Казалось, нет ни смерти, ни беды,
нет ни тревог, ни горестей, ни боли …
хранишь крылом могильный холмик ты,
Катрин лишь спит, …
покойно спит не боле …

*
Менялись не один закат-рассвет,
тянулись ввысь, взрастая, мачты сосен.
Немало Ангел встретил зим и лет,
промчались на погосте сотни вёсен.

Давно бывала раньше здесь чета –
болезненная дама и мужчина,
С собою приносившие всегда
тюльпаны, гиацинты, георгины …

Укладывался бережно букет
дрожащею рукою на надгробье,
за ним кулёк печенья и конфет,
шепталось что-то нежное с любовью. ...

Они сидели рядышком, бледны,
и гладили начертанное имя …
А Ангел наблюдал со стороны
с безмолвным состраданием за ними …

*
Так было лет шестнадцать,
всё потом
переменилось днём апрельским круто –
чету похоронили под крестом
одним в семейном склепе, …

с той минуты
не навещалось кладбище уже,
ну, разве подойдёт случайный кто-то
к бурьяном зарастающей меже,
однажды в год, ...
а то и за три года …

Взбирался мох к изящному «Катрин»,
съедая жадно буквицы и даты,
и сохли постепенно розмарин,
любовно здесь посаженный, и мята …

Росли вокруг всё выше дерева,
чернели от дождей дубы, ракиты.
Лик ангельский менялся, голова
клонилась ниже к серому граниту …

*
Запутанные стебли повилик
связали прочно ангельские ноги.
Опущенные плечи. Скорбный лик.
Печать неутихающей тревоги.

Провалы круглых мраморных глазниц –
вселенская тоска и боль утраты,
и память о десятках разных лиц,
блуждавших меж оградами когда-то …

Сегодня тих и сумрачен погост,
не то что прежде, гости ныне редки –
порхнут вороны серые из гнёзд,
да белка, потревожив лапкой ветки,

скользнёт на изумрудный мох плиты
за жёлудем – к корням седого дуба,
и тут же прочь, …
вослед посмотришь ты –
улыбка тронет ангельские губы …