Абель и Сруль

Один Абель сказал в полупьяном бреду,
Я туда больше в жизни с утра не приду,
Ни ноги моей больше туда, ни стопы,
Эта рвань, нищета из голодной толпы.
Запрягай лошадей, крикнул громко  в уста,
Из блокнота он вырвал два белых листа,
Штрих пунктиром рисунок серпа набросал,
Из второго листа оригами сверстал,
И мысли, как кони с хвостами из воска,
Летают  в его голове из бамбука,
Исраэль родил от немецких потомков,
Марию, мамашу известных подонков.
И кровью залился во сне бедный Абель,
И молотом бился о землю сырую,
И тысяча острых, как лезвие сабель,
Заставили пить его воду парную.
Он видел под Ржевом, болтая ногами,
Висят на верёвках, от гордости плача,
За родину мать, за отца и за деда,
И в клубе колхозном, за полудник сдача.
Вокруг всё в крестах, переломаны жерди,
Орлы двуголовые снова летят,
Бегут по оврагам несчастные смерды,
Бегут от гармошек весёлых солдат.
Здесь Абель отметил, что музыка славная,
Немцы и шведы, родная семья,
Флаги с серпами и звёздами алыми,
Будем хранить,  подозрение пленя.
В доме Исраэля было темно,
Тихо часы шевелились, вино,
Там пол графина в серванте стоит,
Ужин готовь, что уставилась, спит?
Марья проснулась, проснулся малец,
Криком наполнился отчий ларец,
Вынесла в люди в пелёнках и бантах,
Это Володя, приехал на санках.
Абель смотрел, на себя будто в детстве,
Брат  его улыбался печально,
Будет наверное при президенте,
Смутное время сейчас, натурально.