Вегетарианец
Что ты стоишь?
Пар испущая,
Вкус мой манишь?
Или ты любишь
Пузу мою?
Г. Р. Державин
“Зимы в безоблачном сиянье
Прелестна вольная луна,
Когда в полуночном молчанье
Средь ярких звёзд блестит она,
Когда весь мир счастливо дремлет,
Когда весь мир ей тихо внемлет,
И упоительный мороз
Вам костенит обмёрзлый нос,”-
Умильно нежась на кровати,
Средь обольстительных перин,
Так думал некий гражданин,
Мечтам предавшися некстати.
Он был сейчас почти поэт-
Но видит вдруг, что рядом нет
Его супруги, да и брезжит
За окнами “почтирассвет”-
Пора вставать, но мило нежит
Его в постели лень; меж тем
Хозяйки слышен глас; очнувшись,
Поднявшись, с хрустом потянувшись,
Идёт на кухню…
Впросонках сладко он зевает
И, вдохновенно подбочась,
С довольным видом озирает
Свою хозяйственную часть;
Меж тем супруга уж хлопочет,
Домашней утварью гремя,
И нос затейливо щекочет
Её нехитрая стряпня:
Густого кофе запах пряный,
Хлебец из тостера румяный,
Печенье двух иль трёх сортов-
И завтрак уж почти готов.
-Ну, что наш завтрак? -Будет скоро,
Изволь немного подождать,-
Всё продолженье разговора
Не мыслю здесь я передать.
Ах да, ещё о том два слова,
Кто наш герой, и хоть готова
Рука всегда живописать
Героев выспреннюю стать,
Великодушие отваги,
Их дел возвышенные саги,
Речей витийственный задор
И чудный лик, и пылкий взор
(Сведя в писаньях достоверных
Собранье хвал нелицемерных),
Но не на том у нас сейчас
Правдивый зиждется рассказ.
Герой наш современный малый,
В делах несчастливо- удалый,
Типаж знакомый и простой,
Хотя о малости пустой
Я второпях забыл поведать:
Он плотно не любил обедать,
Он был вегетарьянцем. Здесь
Не вижу возражений- есть
Природы счастливое племя,
Кому не лень потратить время
На мысль о…Впрочем, не сужу
О них, вернёмся к типажу:
Он жил в глуши или, вернее,
В провинциальной стороне,
Здесь сны поэзии живее,*
Здесь любо обитать и мне,
Здесь, классика заветам вторя,
Счастливо поселим героя.
В глуши провинции печальной,
В уединённом городке,
Среди природы идеальной,
Столиц и шума вдалеке,
Жил наш герой с своей семьёю,
Детьми, собакой и женою;
В дому под литерою Ж,
В углу, на пятом этаже,
Его двухкомнатной квартиры
Царил порядок и уют,
Бесспорная заслуга тут
Его супруги- голос лиры
Звучит приятней и нежней
Лишь речь заводим мы о ней,
О жизни спутнице прекрасной,
Чей взор пленительный и ясный
Всегда поддержит, оживит
И оправдает, и простит.
Священным снобом ригоризма
Вегетарьянство возлюбя,
Герой наш в страсти эгоизма
Томил диетами себя,
Стращал семью, детей с женою
Да с Чапой, псиною пустою
(Вельми прожорлив был сей пёс),
И околесицу им нёс,
Гордясь глубинами познанья,
О постной жизни, о белках,
О углеводах, и жирах;
Кипя умом велеречивым
(Отметить должно справедливо),
Бранил он власть, бранил он свет
И человеков, им- де нет
В любви к убийству оправданья,
Но пёс в мечтах непониманья
Речам хозяина внимал
Да изредка хвостом вилял.
В дому для нас согласье нужно-
Во всём послушная жена
С ним соглашалась добродушно,
Водила пса гулять одна,
Варила постные обеды,
Смотрела Пушкиной беседы
О женских праведных слезах
И испытаньях, и трудах,
Стирала, шила, прибирала,
Детей из школы ожидала
И так в хлопотах и делах
Жила семьёю………………
…………………Кстати, други,
Предвижу важный здесь упрёк:
Как именуются супруги,
Чей милый сердцу уголок
Вам описал? Исправлюсь живо:
Володей звался он, она ж-
Светланой…
Вольности игривой
Завидя лёгкий антураж,
Вот муза милая очнулась,
Вот муза чудно встрепенулась,
Вот муза верная моя
Выводит нового героя,
С ним повстречаться рад и я,
Довольно скукой домостроя
Печалил вольный свой рассказ,
С ним познакомлю вас сейчас:
Он меж друзьями просто Яшкой
Именовался с давних пор,
Когда за дружескою бражкой
Лился их дельный разговор,
Благочестивый и обширный,
О наслажденье жизни мирной,
Солёных в бочке огурцах
Да маринованных грибах,
Да о соседушке игривой,
Всегда живой, всегда смешливой
Настюхе- той, к кому всегда
В заботах страстности томливой
Открыта дверь, при ком беда
Вмиг забывается, чьи очи
Блестеть вам рады в мраке ночи,
Сиять вам рады в блеске дня,
Чей стан, таинственно пьяня
Призывным жаром вожделенья,
Вам в руки просится, чья грудь-
А впрочем, полно, отдохнуть
Пора… С улыбкой небреженья
Мой Яков сим речам внимал
И, выпив, о другой мечтал;
Мечтал он о Светлане нашей-
Что может быть нежней и краше
Хмельной мечты холостяка,
Мечтать способен он пока?
Когда любовные оковы
Отрадой тайною для глаз
В мечтах стесняют чудно вас,
Когда вы день и ночь готовы
С восторгом пламенных очей
Следить единственно за ней,
Предметом сладостных желаний,
Предметом тайных воздыханий,
Предметом счастливой любви,
Когда мечтания свои
Доверить рады гордой лире,
Когда ничто в подлунном мире
Вас не смущает, не томит
И о любви лишь говорит,
Тогда диагноз очевиден:
Вы как мальчишка влюблены,
Удел ваш ясен и завиден-
Судьбами вы обречены
На объясненье.
Что же Яшка?
Пока не выветрилась бражка,
Сбегает пафосно во двор,
Завесть столь важный разговор.
С бесстыдства лёгкою улыбкой
Подходит к Свете, говорит
Ей что-то на ухо, горит
Самодовольства пламень пылкой
На торжествующем лице,
В прекраснодушном наглеце
Видны кураж, задор, отвага
(О, благодетельная брага,
Как мне тебя здесь не воспеть!);
Уж Яков хочет с ней иметь
Свиданье, уж готов назначить
Ей час и место, уж ему
И время ничего не значит,
Затем что он всегда к тому
Готов, затем что всё уж ясно,
Всё очевидно и согласно
Движенью жаждущих сердец,
Затем что будущность прекрасна,
Затем что Яков, наконец,
Её желает, вожделея
Похмельным снадобьем любви,
Затем что чувствия свои,
Скрывать от взоров не умея,
Готов к объятьям сей же час,
Затем что выбрал-де он вас
На роль избранницы счастливой…
И долго б речию игривой
Он слух красавицы ласкал,
Но сцены близится финал:
Светлана пальчиком прелестным
Прелестно крутит у виска
И прочь идёт… Огонь небесный
Как будто пал на чудака;
Представьте же его смятенье,
Негодованье, изумленье;
Несчастный бледен, поражен,
Почти раздавлен, раздражён
И, к слову, чуть ли не взбешён
Глядит ей вслед... О перл созданья,
О девы мира, часто вы
Знак благосклонного вниманья-
Внушеньем сердца, не главы,
Дарить готовы, Бог весть знает,
Кому; затейливость свершает
Чреду избранья наугад
И зачастую невпопад.
Но похвалить в Светлане милой
Благоразумие должны,
О, муза, с благодатной силой
На лоне мудрой тишины
Спешу воспеть и добродетель-
Иль не всегдашний я радетель
Семейных уз, густых борщей
И взоров жёнушки моей?!
Но что и как наш Яков бедный,
Страдалец наш умильно- бледный?
Досада, ревность и любовь
По-прежнему ль волнуют кровь?
По-прежнему ль он тем же бредит?
В избытке том же тех же дум
Томится ль прежним? Наобум
На роль любовника ль всё метит?
Иль он оставил горевать
Да кислой бражкой баловать?
Страдания неисчислимы
На долю выпали ему,
Упившись неприятно ими,
Назло рассудку своему,
Несчастной ревности в припадке,
Как будто в тряской лихорадке,
Следит за пассией своей
Мой безунывный дуралей;
Желает быть всегда он рядом,
Следить за ней незримым взглядом,
Всё неизменно примечать,
Сопоставлять, подозревать;
Он хочет знать все совершенства,
Он все изъяны хочет знать,
Её замужнего блаженства
Он тайну силится понять.
Её покой- ему отрада,
Её покой- ему досада,
И он уж путается в том
Вконец расстроенным умом.
Любви ревнивые припадки-
Занятней есть ли что, друзья?
И хоть давно у нас в упадке
Страдает письменность, но я
Дань отдаю высоким чувствам,
Пусть их подножием искусства
Послужат прочно, всё готов
Чистописанием стихов
В их романтической оправе
Заняться чудно. Иль не вправе
Мой переимчивый язык
Подслушать сердца тайный крик?
Но возвратимся вновь к Светлане,
Предмету рифмы и страстей,
Иль, ближе, вспомним об изъяне,
То, что искал так Яков в ней;
Вот случай: благостно укрытый
В сени подъездной Яков наш
Сквозь щель чуть двери приоткрытой,
Не вызывая эпатаж
Своей фигурой неприметной,
Замёрзнув истово при этом
(В демисезонное пальто
Белёсо-нежного оттенка
Он облачён был, уж никто
Таких не носит; впрочем, стенка
Почти сливалась с ним, да снег
Почти под стать был селадону
Его расцветки- больших нег
В нём не найти нам. Балахону
Был Яков рад из непростых
Соображений маскировки-
Так хитреца затеи ловки
Разнообразят праздный стих
Игрой живительной и ясной,
Мечтой правдивости злосчастной).
Итак, сквозь щель, едва дыша,
Он наблюдал: его душа,
Его Светлана уж гуляла
Среди снегов с лохматым псом,
Её привычно развлекала
Лишь мысль заботная о том,
Не отморозил бы пёс лапы,
Но вид резвящегося Чапы
Всё успокаивал. Пурга
Мела с неделю, и снега,
Взор утомляя белизною,
Лежали чудной пеленою
На неподвижных деревах
Да обезлюдевших дворах…
Смеркалось тихо, раньше срока
Зажглись вдоль улиц фонари,
В сени подъездной одиноко
Мёрз Яков; кошка раза три
Шмыгнула по подъезду мимо…
Велеречиво и незримо
Тянулось время, и вдвойне
Крепчал мороз в вечерней мгле…
Пейзаж зимы однообразной
И мне наскучил за окном,
И вот уже в надежде праздной
Я лирно возмечтал о том,
О чём мечтают все поэты,
О чём прилично в наши леты
Мечтать затейливой душой:
Здоровье, крепкий сон, румянец,
Деревня, вольность и покой,
Живых картин знакомый глянец-
О, лето, брежу я тобой!
Мила мне солнц рассветных нежность
И шелест трепетной листвы,
И росы путаной травы,
И глаз любимых безмятежность,
Когда идём рука в руке,
И лжёт кукушка вдалеке.
И жаль минувшего мне лета,
И вечной жалобой поэта
На кратковременность судьбы,
На переменчивость молвы,
На хлад бесчувственного света
Ворчу, забившись в угол свой,
Накрывшись пледом с головой.
Вдруг Яков вздрогнул… Что его
С такою силой поражает,
Что долгожданно оживляет
Глаза ревнивца моего?
Он видит: вот подходит к Светке
Лощёный щеголь, свежий вид;
Красавец что-то говорит;
На вспыхнувшем лице кокетки
Улыбкой счастия горит
Живой восторг недоуменья;
Ещё одно иль два мгновенья,
Объятья, вскрик, поток речей
Наперебой… Её под руку
Берёт (неслыханный злодей!
Вообразите Яшки муку!);
Болтают мило, и слегка
У Светки щёки розовеют
(Не жаль им, право, языка,
Не жаль, иль чувствий не умеют
Сдержать); вот слышен лёгкий смех;
Зовёт её в кабак, и ясно
Без дальних слов- она согласна;
Вот идут прочь… О, плод утех!
О, Евы ветреные внучки!-
И это святости залог?
И это то, чего не мог
Проникнуть он умом? .....
Незримой тенью крадучись,
Спешит за ними Яков следом
(И, как показывает жизнь,
Ревнивцам подлый страх не ведом!)-
Скрипя в морозной тишине,
Не раз скользят его кроссовки,
Не раз он чудеса сноровки
Здесь проявил, зато вполне
Доволен Яков тем остался,
Что разузнать теперь старался,-
Он проследил: пошли оне
В Бонжорно (оный ресторанчик
Престижным звался), на диванчик
Уселись чинно у окна,
Слегка растерянно она
(Взаправду или показалось?)
В ответ красавцу улыбалась,
Её ж достойный визави
Был полон милого веселья;
С бокалом Мери на крови
Минуты сладкого безделья
Текут свободней и живей-
Вот подаёт бокал он ей,
Непринужденно развивает
Беседы прерванную нить,
И деву чудно воскрешает
Лингвинистическая прыть
Его галантных излияний.
Она полна очарований,
Она внимает звук речей,
Он пожимает руку ей,
Восторгом взор его искрится…
С ревнивой мукою очей,
Вконец замёрзнув, Яков злится,
Уж он едва ль не заскучал,
Уж вместе с ним и я зевал-
Вдруг метрах в десяти, чуть вправо,
Через дорогу видит он
Сосед Володька (вижу, право,
Судьбы перст праведный я в том),
Сосед Володька по тропинке,
Протоптанной в снегах, домой
Неспешно брёл и, по старинке
Любуясь русскою зимой,
Морозный хлад вдыхая с силой,
Был чудно занят мыслью милой
О ждущих дома тишине,
Семейном ужине, жене,
О милых сердцу ребятишках,
Вегетарьянстве, толстых книжках
(Он был заядлый книгочтей);
Тут чёртом злым из табакерки,
Хитрей всех тамошних чертей,
Приличий не нарушив мерки,
Ввернулся Яков; наш злодей,
В устах плутающей улыбкой
Пытаясь скрыть свой умысл гибкой,
Соседу руку подаёт,
Его приятелем зовёт
И тут в приязни нарочитой
Толкует мягко- деловито:
-Дружище, знаешь где она,
Твоя любезная жена?
Она тебе ведь изменяет,
Смотри, с любовником сейчас
Себя бесстыдно ублажает,
Забыв безвременно о нас.
Владимир бедный растерялся,
В окно растерянно глядит,
Не зная, что сказать, молчит
(Ах, лучше б Яков опознался!):
За ярким столиком одни…
Вдруг, Боже! что же пьют они?
Не кровь ли алая в бокале?
Как описать, что было дале?-
Себя не помня, он летит
Мимо швейцара, в зал вбегает,
Безумно взоры обращает,
Лица потерянного вид
Почти безумен, их он видит…
Его толкнуло будто в грудь,
Глаза расширились, вздохнуть
Не может: то, что ненавидит,
Всем существом что презирал,
Что с омерзеньем порицал,
Теперь пред ним: в ногах их Чапа
С ворчаньем кость грызёт.* Внезапно
Смешалось всё в его главе,
Мир пошатнулся… Может с две
Секунды медлит отупело
И вдруг бросается он вон,
Как- будто видя тяжкий сон,
В негодованье очумелом
Дорогу ищет наугад,
Стол опрокинув, невпопад
Бормочет тыщу извинений
И выбегает на мороз…
Душа и мысли всё вразнос-
Прочь, прочь отсюда! Потрясений
Не может выдержать он вдруг,
В груди его тоска, испуг,
Негодованье и презренье,
Любовь, досада, изумленье,
Порой отчаянье, порой
Глухих проклятий звук пустой…
-Его любовь, его отрада,
Надежда всех его трудов...
Ему единая награда,
Та, для кого он был готов…
Утехи сладостной соблазны,
Развратной скверны неги разны-
И что же? С кем? С его женой?
После того, что шар земной?-
Не глупый ль ком нелепой грязи,
Где всяк нелепо метит в князи?..
Меж человеков что в чести?..
Но, Боже, Чапа на кости…
Луна вослед ему светила,
И было грустно; сам не свой
Он в одиночестве унылом,
Томясь душевной пустотой,
Сломя главу, себя не помня,
Бежал всё прочь… Куда? Бог весть…
Остановился перевесть
Дыханье; марафонцам ровня,
Владимир видит, что давно
За городом, и полотно,
И зданье ветхое вокзала
Пред ним… Ему внезапно стало
Всё странно- чуждо, на перрон
Бесчувственно взобрался он
И на скамью сел… Электрички
В ночь уходили; по привычке
Мужей обманутых готов
(Люблю я мысли гордецов),
Готов Владимир был умчаться
На электричке прочь, туда,
Об нём где б долгие года
Не было б вести, ни дознаться,
Ни дозвониться где б не мог
К нему никто, где бы заглох
И даже отзвук непонятный
Пустого имени… Меж тем
Шло время, и перрон совсем
Стал пуст; с гудением приятным
Последней электрички звук
Затих вдали. Владимир вдруг
В мечтах печали одинокой
Поднялся и, вздохнув глубоко,
Побрёл домой…
Пред ним вот дверь,
Он открывает, и теперь
Вообрази, читатель, живо
Восторг любви красноречивой:
К нему бросается на грудь,
Слегка успев щеку лизнуть,
Его собака, ребятишки
На руки виснут, а жена
На шее- хоть не верю слишком,
Хоть показным по мне полна
Картина эта, но Владимир,
Бедняга, ошалел совсем;
Пред впечатленьями живыми
Споткнулся сердцем, глуп и нем
Собаку обнял, прослезился,
Душой болезной умилился
И лишь супруге прошептал:
-Как ты могла? -Когда б ты знал
К кому ревнуешь: одноклассник,
Случайной встречи милый праздник,
Мы с ним не виделись давно…
-Пусть одноклассник, всё равно…
Но пили вы бокалом ярким
Напиток с крови цветом марким…
-Коктейль, вурчестерширский в нём,
Вегетарьянский, соус пряный
Да сок томатный. Миг желанный!
Владимир и мечтать о том
Почти не смел, почти не верит,
Почти воскрес душой, почти…
Почти он счастлив, но проверить
Ещё желал бы о кости…
И в голове его упрямой
Упрямый мыслится вопрос,
Замысловато и непрямо,
Повесив с укоризной нос,
Он вопрошает:- Что же Чапа,
Не кость ли грыз? -Моя ты лапа,
Мой дурачок, муляж- не кость,
И ты взрастил на этом злость?
Ты ревновал? О, мой Отелло!
Теперь мы утверждаем смело:
Владимир снова окрылён,
И мир в семейство возвращён.
Читатель прав: зачем героя
Я выводил, и даже двух?
К чему страницей домостроя,
Заняв златой его досуг,
Я пел раздумчиво и важно,
Я пел картинно и протяжно
Иль, улыбнувшись пред собой
Над вздором шалости пустой,
Я пел в отраде вдохновенной
Полувсерьёз, полушутя,
Свободу сердца возлюбя,
В мечтах беспечности блаженной
Рассказ свой ветреный ведя?
Итак, зачем- не знаю, право,
Замечу только величаво:
Имеют афторы права
Писать напрастные слова.
Но недосказанность - докука
Не мне присущая; прочь скука,
Прочь лень сердечная, прочь сон,
И перед тем как выйти вон,
Хотел бы я рассказ продолжить,
Судьбы героев дописать
И эпилогом преумножить
Страниц нечесаную рать.
Что было следствием размолвки?
Вам передать спешу друзья:
Пустые Якова уловки
(Чем потешался грустно я),
Его унылое старанье,
Его ревнивое мечтанье,
Его сметливая печаль
(Чего мне искренне в нём жаль),
В супругах счастливо- блаженных,
Навек отныне примеренных,
Взрастили к Яшке нелюбовь;
Владимир вспоминал всё кровь
Да кость… Светлана же, Светлана-
Кто скажет сколь пылает дама,
Негодованием полна,
Когда обижена она?
Отнесь в семействе же почтенном,
Самой судьбой благословенном,
Царили мир и тишина;
Владимир всех простил и даже
(Что может быть милей и краше?)
Он разрешил встречаться ей,
Супруге ветреной своей,
С кем ей угодно… То-то праздник,
Стал вхож в семейство одноклассник.
Они встречаются сейчас
В неделю, может статься, раз
Иль больше, но спешу поведать
Пренеприятнейшую весть:
Как выпадает им обедать,
Друзья теперь изволят есть
Под видом рисовых котлеток…
А, впрочем, полно, замолчу,
Затем, что множить не хочу
Род доносительских заметок,
К тому ж котлетный запах мне
Заветных кухонь в тишине
Всегда был сладок и приятен…
* В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие сны
А. С. Пушкин
* автор вместе с наблюдательным читателем недоумевает,
коим образом швейцар допустил столь важную оплошность
и пропустил в зал собаку; любопытствующим предлагается
навести справки у администрации ресторана
Свидетельство о публикации №110110103940
я хотел почитать о вегетарианце прежде всего, а не о семейных проблемах в формате поэмы
облом
Владимир Смирнов-Рыбацкий 03.11.2010 13:36 Заявить о нарушении
Руслан Герасимов 04.11.2010 00:19 Заявить о нарушении