В Городе

Здесь не чувствуешь север:
до севера сто километров
и один во все стороны. Слева,
однако, заметней
то, что Запад гниет на корню.
Но читай: на костяшках.
И Кощей - это ню
под истлевшей крестьянской рубашкой.
Здесь сорок и ворон -
миллион сороков,
и Иосиф Кобзон -
в рупорах воронков.
И приметы сбываются реже,
но легче, как то:
если воздух здесь свеж,
то он пахнет преддверьем метро.
И когда без наушников бродишь, то слышишь сирены.
Те же самые, что в МР-3, но честнее, наверное.

Здесь не чувствуешь нервов: решительно некогда злиться.
Потому - аккуратней врачи, хладнокровней убийцы,
посговорчивей дамы (а значит, циничнее принцы).
И порой выбегают в окно, забывая проститься.

Убивая часы,
получаешь возмездие: годы.
Отпуская усы,
забываешь постылую  морду:
не живя отраженьем в любимых глазах человечьих,
забываешь, как смотрятся в зеркало. Кстати, и нечем.
Где  за час до звонка покидаешь постель,
словно чье-то случайное лоно,
где друзей узнаешь по негулкости стен
и ненужности телефона -
там становишься просто предметом;
под часами, с букетом, без слов.
А слова вальсируют с ветром
между семи холмов.

Вера - шоры глупца, а надежда - удел эгоиста.
Потому - незаметнее смерть и бедней органисты.
Только раз и навек ляжет след на могильную слякоть:
здесь не хочется плакать, решительно незачем плакать.