Морис Роллина Баллады и др. , 134-138-e

Морис Роллина Воспоминание о реке Крёза, 134-е.
(Перевод с французского)

Осеннее село под медленным светилом
осталось со своей застойною мечтой.
Мы двигались вдвоём по пустошам унылым
и, будто утомлён всегдашней суетой,
летел попутный дрозд, не споря с высотой.
Мы минули лужок с пасущейся коровой,
пересекли овраг, затем заслон терновый,
и Крёза - вот она - цепочкою зеркал.
Там ты взялась за кисть, а я был с леской новой -
в тени лесных холмов, среди прибрежных скал.

Кипящая волна давала выход силам,
скопила пенный слой под скальною плитой.
Там стайка пескарей крутилась мотовилом.
Но тщетно я мечтал о рыбке золотой:
наживленный крючок обратно шёл пустой...
Там рос болшой каштан, достойный и суровый,
Там селезень проплыл - как лебедь густобровый.
И твой этюдник там без темы не страдал.
Я был невдалеке, бежать на зов готовый -
в тени лесных холмов, среди прибрежных скал.

Там в горку, на подъём, как раз за нашим тылом,
лез мельник на осле тропинкою крутой,
и кто-то колотил, как гром, с нещадной силой...
То дятел, не сочтя работу маетой,
усердно врачевал болезный древостой...
Не опасаясь встреч с гадюкою бедовой,
ни с ящеркой смешной, охристо-бирюзовой,
вели мы разговор. Твой милый взор блистал.
Как зелен был там мох с пушистою основой,
в тени лесных холмов, среди прибрежных скал !

Посвящение.

О ты, чья чистота была столь образцовой,
что век не позабыть ! И мне в тоске бредовой
всё помнится пора, когда я целовал
твой нежный детский рот со свежестью вишнёвой -
в тени лесных холмов, среди прибрежных скал.

Maurice Rollinat Souvenir de la Creuse, 134-e.

Tandis qu’au soleil lourd la campagne d’automne
Filait inertement son reve de stupeur,
Nous traversions la brande aride et monotone
Ou le merle envahi du spleen enveloppeur
Avait un vol furtif et tremblotant de peur.
Nous longions un pacage, un taillis, une vigne ;
Puis au fond du ravin que la ronce egratigne
Apparaissait la Creuse aux abords malaises :
Alors tu t’asseyais, et j’appretais ma ligne
А l’ombre des coteaux rocailleux et boises.

Lorsque j’avais trouve dans l’onde qui moutonne,
Pres d’un rocher garni d’ecume et de vapeur,
L’endroit ou le goujon folatre et se cantonne,
Je fouettais le courant de mon fil agrippeur,
Et bientot le poisson mordait l’appat trompeur.
Toi, sous un chataignier majestueux et digne,
Aux coincoins du canard qui nageait comme un cygne,
Reveuse, tu croquais des sites apaises ;
Et je venais te voir quand tu me faisais signe,
А l’ombre des coteaux rocailleux et boises.

Par des escarpements que le lierre festonne,
Un meunier s’en allait sur son baudet grimpeur ;
Des roulements pareils а ceux d’un ciel qui tonne
S’ebauchaient ; le pivert au bec dur et frappeur
Poussait un cri pointu dans l’air plein de torpeur.
Et nous, sans redouter la vipere maligne,
Avec des mots d’amour que le regard souligne,
Ayant pour seuls temoins les lezards irises,
Nous causions tendrement sur la mousse benigne,
А l’ombre des coteaux rocailleux et boises.


envoi

O toi qui m’as grandi par ta candeur insigne,
Partout mon souvenir te cherche et te designe ;
Et j’evoque le temps ou j’avais les baisers
De ta bouche d’enfant, fraiche et couleur de guigne,
A l’ombre des coteaux rocailleux et boises.

Морис Роллина Трубка, 135-е.
(Перевод с французского).
Посвящено Камиллу Пеллетану*.

Когда мне трудно притерпеться
к однообразию вокруг,
в тебе лишь, трубка, вижу средство,
чтоб скрасить тягостный досуг.

Взбодрённый терпкою отравой
и упоённый, и хмельной,
слежу за струйкой кучерявой,
как за привольною волной.

Какое колдовское зелье
мне щедро выдаёт мундштук:
я вижу замок - в нём веселье -
и фей, танцующих вокруг.

Вдыхая никотин пахучий,
я чувствую себя в Раю;
и на пути мечты летучей
друзей усопших узнаю.

Моя подруга-ненагляда -
Увы ! - которой больше нет,
в колечках дыма, как наяда,
плывёт и с неба шлёт привет.

Дымок твой ласков, как качели.
Лишь он способен мне помочь -
чтоб ужасы не одолели -
лелеет дух мой день и ночь.

Я жгу презренье к скуке буден
в твоём широком очажке -
и мир уже не так паскуден,
когда держу тебя в руке.

Когда в моём воображенье
весь мир как саваном одет,
ты шепчешь мне стихотворенья,
в которых брезжит дальний свет.

Благословляю вкус твой острый.
С ним жизнь моя не так пресна,
и предо мною в пляске пёстрой
во всю блистает новизна.

Maurice Rollinat La Pipe, 135-e.
A Camille Pelletan*.

Quand l’uniformite m’ecoeure,
Dans la rue ou dans la maison,
Que de fois pour nuager l’heure
Je savoure ton cher poison !

O ma coupe de nicotine,
Mon regard jubile en suivant
Ta fumee errante et lutine
Comme l’onde et comme le vent !

Quel doux philtre dans ces bouffees
Que j’aspire par ton cou noir !
Seul avec toi, je vois des fees
Dansant au sommet d’un manoir.

Humant ton odeur tabagique
Plus subtile que des parfums,
Au milieu d’un reve magique,
J’evoque mes amis defunts ;

Et ma spectrale bien-aimee,
Avec son regard alarmant,
Sur tes spirales de fumee
Flotte mysterieusement.

Ton brouillard est l’escarpolette
Qui berce mes jours et mes nuits ;
Tu chasses comme une amulette
Mes cauchemars et mes ennuis.

Et je cuis mon degout du monde
Dans ton fourneau large et profond :
Je trouve l’homme moins immonde
En te fumant, l’oeil au plafond.

Tu montres a ma fantaisie
Qui s’enveloppe d’un linceul,
Des horizons de poesie
Ou le vers s’ebauche tout seul ;

Et pour moi ta saveur benie,
Delicieuse d’acrete,
Conserve en sa monotonie
Une eternelle nouveaute !

Справка.
*Камилл Пеллетан, иначе Пельтан (1846-1915) – французский политический деятель,
журналист, противник Тьера, автор статей, сочувственных Парижской Коммуне.
Был близок к «парнасцам». Представлен на знаменитой картине Анри Фантен-Латура
«Угол стола» (1872) рядом с Полем Верленом, Артюром Рембо, д’Эрвильи и другими.
В 1902 г. в правительстве Комбу, при президенте Леоне Буржуа, занимал пост морского
Министра. В 1911 г. выступал как депутат парламента с протестами против репрессий
царского правительства в России против русских революционеров.

 Морис Роллина Баллада о пёстрых лодках, 136-е.
(Перевод с французского).

Посвящено Будуреску*.

У лодок тяжкий сплин, когда они в порту,
качаются зазря в волне без перерыва.
Их тянет на простор, чтоб хвастать на лету
расцветками бортов и мчаться горделиво
над безднами вдали от затхлого залива.
В погожий день волна прозрачна, как слюда.
Рыбак готовит снасть и грузит невода.
Он твёрдо сознаёт, что счастье не в бокале,
а в том, чтобы искать сельдёвые стада,
чтоб крылья парусов на мачтах трепетали.

Но помнит ли рыбак, осуществив мечту,
что тихая пора порой бывает лжива
и спящий океан имеет на счету
немалый список жертв, и только те счастливы,
кто вовремя поймут тревожные мотивы?
Внезапный ураган способен без труда
и лодку утопить, и рушить города.
У чаек и людей мечта в такой печали,
чтоб вихрь не разметал ни крова, ни гнезда,
чтоб крылья парусов на мачтах трепетали.

Увы ! Трещат борта. Взмывают в высоту
и следом сразу вниз летят лодчонки живо,
и силы нет унять такую маету.
А в тучах кто-то бьёт кресалом по огниву
и мечутся в огнях змеиные извивы.
Лишь только настаёт лихая череда
и молнии с небес лютуют, как орда,
тоскливо маякам, что пусто на причале.
Им хочется созвать пропавших без следа,
чтоб крылья парусов на мачтах трепетали.

Посвящение.

Мадонна ! Это ты, когда придёт беда,
готова помогать повсюду и всегда
в опасности тому, чьи руки на штурвале.
Вели ветрам морей лелеять все суда -
чтоб крылья парусов на мачтах трепетали !

Maurice Rollinat Ballade des barques peintes, 136-e.

А Boudouresque*.

Elles meurent de spleen, а l’ombre des maisons,
Les chaloupes de mer qui vacillent sans treve,
Et qui voudraient tenter aux plus creux horizons,
Loin des miasmes chauds et stagnants de la greve,
Le gouffre qui les tord, les happe et les enleve.
Aussi quand le pecheur prend les avirons lourds,
Chacune en toute hate arborant ses atours
Fuit le port engourdi plein de buveurs de pintes,
Et la brise ballonne et fait sur les flots sourds
Fremir la voile blanche au mat des barques peintes.

Elles ne songent guere aux noires trahisons
De l’Ocean qui dort et de l’autan qui reve.
Oh ! quand elles n’ont plus la chaine des prisons,
Comme l’air est exquis, l’eau verte et l’heure brиee
Pourtant, il faut deja rentrer : le jour s’acheve.
Mais un brusque ouragan qui briserait des tours,
Plus fou qu’un tourbillon de cent mille vautours,
Se rabat sur la cote avec d’horribles plaintes,
Et la mouette en vain ecoute aux alentours
Fremir la voile blanche au mat des barques peintes.

Helas ! leurs flancs menus, leurs fragiles cloisons
Craquent sous le nuage orageux qui se creve.
Comme un tas de serpents qui bavent leurs poisons,
Contre elles, chaque vague arrive et se souleve
Avec le bond du tigre et le tranchant du glaive.
Et tandis qu’au milieu des eclairs drus et courts
La nuit met sur la mer son masque de velours,
Le grand phare inquiet dans les clartes eteintes
Regarde, et ne voit pas, а l’heure des retours,
Fremir la voile blanche au mat des barques peintes.


envoi

Dame la Vierge ! O vous, qui dans les mauvais jours
Donnez si promptement assistance et secours
A ceux que le danger cerne de ses etreintes,
Commandez que le vent guide et laisse toujours
Fremir la voile blanche au mat des barques peintes !

Справка.
Будуреск (1835-1905) - Auguste-Acanthe Boudouresque - знаменитый оперный певец,
basse-taille - первый бас - певший на сценах Парижа, разных французских городов,
в миланском театре "Ла Скала", в Буэнос-Айресе (в театре "Ла Плата"), в Бельгии.
Популярный исполнитель песен на слова его любимого поэта Пьера Дюпона. Был разносторонне одарённым человеком, с успехом публиковавал свои стихи. Он увлекался
и живописью и, кстати, рисовал морские пейзажи. А.Будуреск был с середины 70-х гг.
любимцем парижской богемы, душой общества художников, актёров, поэтов и музыкантов, собиравшегося в пивных и кафе (сообщество носило название "Bon-Bock" -
"Добрая кружка"). Он был осыпан подарками и наградами. Ему посвящали стихи, помимо
М.Роллина, поэты Alexis Mousin и Georges Lorin.
А.Будуреск - родом из департамента Арьеж, учился в математической школе в Марселе,
работал на железной дороге, служил в артиллерии, стал инспектором городского
освещения в Марселе, затем успешным предпринимателем в области освещения, попутно
учился в марсельской консерватории, но к конкурсу в парижской консерватории не был
допущен. Случайность, отсутствие певца в гастролировавшем театре, вывела его (уже
зрелого человека, в 1874 г.) на сцену в одной из ведущих ролей в пере .Верди "Эрнани". Затем он с успехом пел в операх Галеви, Массне, Гуно и др.


Морис Роллина Баллада о чайках, 137-е.
(Перевод с французского).

Посвящено Надару*.

Плаксиво, в чём-то схоже с криком сов,
не то - как расшумелись пустолайки -
над безднами кричат вокруг портов,
вдыхая соль, отчаянные чайки.
Быстрей всех птиц проворные их стайки.
Их пух - лилов, перо - как коленкор.
Внизу - хрусталь, вверху - цветной фарфор.
Силён их мощный мах, легки их кили,
и мчат они ветрам наперекор -
на чистку волн от падали и гнили.

Подводная скала у берегов
и отмель отдадут им без утайки
весь страшный свой трагический улов.
К нему и мчат летучие их шайки,
чтоб дельно разобраться, как хозяйки.
Когда туман заполонит простор
и ни к чему вступать с погодой в спор,
а баркам лучше покачаться ви штиле,
те чайки всё же мчат во весь опор
на чистку волн от падали и гнили.

Каков бы ни был день, звучит их зов...
Висят ли тучи в небе, как фуфайки, -
на море всюду уйма летунов.
Будь облака как плюшевые зайки -
всё чайки мчат по курсу, как всезнайки.
Сойдёт туман, и пляж чарует взор.
И что ни галька - блещет луидор.
Большие чайки аистами взмыли.
Извечный голод гонит их, обжор,
на чистку волн от падали и гнили.

Посвящение.

Белоголовый сип ! Ты смел и скор.
Ты мигом рвёшь среди песков и гор
останки всех, кого они сгубили.
Спеши сюда - на зов своих сестёр -
на чистку волн от падали и гнили !


Maurice Rollinat Ballade des Mouettes, 137-e.

A Nadar*.

En tas, poussant de longs cris aboyeurs
Aussi plaintifs que des cris de chouettes,
Autour des ports, sur les gouffres noyeurs,
Dans l’air sale s’ebattent les mouettes,
Promptes au vol comme des alouettes.
D’un duvet mauve et marquete de roux,
Sur l’eau baveuse ou le vent fait des trous,
On peut les voir se tailler des besognes
Et se risquer sous le ciel en courroux,
Pour nettoyer la mer de ses charognes.

Flairant les flots, sinistres charroyeurs,
Et les ecueils noirs dont les silhouettes
Font aux marins de si grandes frayeurs,
Elles s’en vont avec des pirouettes
De-ci, de-la, comme des girouettes.
Dans les vapeurs vitreuses des temps mous
Ou notre oeil suit les effacements doux
Des mats penchant avec des airs d’ivrognes,
Ces grands oiseaux rodent sur les remous,
Pour nettoyer la mer de ses charognes.

Et quand les flots devenus chatoyeurs
Dorment berces par les brises fluettes,
On les revoit, avides cotoyeurs,
Eparpillant leurs troupes inquietes
Aux environs des falaises muettes.
En vain tout rit, le brouillard s’est dissous ;
Ces carnassiers qui ne sont jamais souls
Ouvrent encor leurs ailes de cigognes
Sur les galets polis comme des sous,
Pour nettoyer la mer de ses charognes.


envoi

Vautour blafard, fouilleur des casse-cous,
Toi dont le bec donne de si grands coups
Dans les lambeaux pourris ou tu te cognes,
Viens la ! Tes soeurs t’y donnent rendez-vous,
Pour nettoyer la mer de ses charognes.

Справка.
*Надар (1820-1910) - знаменитый французский фотограф - "Тициан фотографии" -
как его называли, кроме того и каррикатурист, романист, театральный драматург и художник. Сверх всего ещё и воздухоплаватель, сделавший в 1858 г. первую в мире
фотографию с воздушного шара, поднявшись над Парижем.
По просьбе Энгра, фотографировал знаменитостей, после чего отпадала необходимость,
чтобы они лично позировали художнику для портретов. Среди прочих, сделал фотографии
Ш.Бодлера, Гюстава Курбе, Сары Бернар и многих других. Как карикатурист сотрудничал
с Домье в "Шаривари".
 
Морис Роллина Октябрьский пейзаж, 138-е.
(Перевод с французского).

Посвящено Жоржу Жаннио*.

Затоплен весь подход к ручью.
В потоках тропки затонули.
В воде не сыщешь колею,
и мельнику нужны ходули.
На вид - точь-в-точь слезливый глаз,
светило стало холоднее,
и ящерица каждый час
всё больше мёрзнет, цепенея.

Угрюмо выглядит стена.
Нагие лозы страшноваты.
Окрестность тучами полна,
а со шпалер все грозди сняты.
Лежат туманы по утрам.
В прудке не плавают кувшинки.
Ни зимородков по кустам,
ни в ветре лёгкой паутинки.

С деревьев сыплется наряд,
они стройнеют от потери.
Листки, как бабочки летят,
стучась в затворенные двери.
С рыданьем ласточки на юг
спешат путём давно знакомым.
Желтеет и сереет луг,
и неуютно насекомым.

У речки, где переполох
и свара у плотвы с ершами,
ослу был люб чертополох.
Он ловко драл его зубами.
Однако ждёт осла подвох:
назло изысканным капризам,
чертополох несвеж и плох -
иссушен и развеян бризом.

На крыше заткнут водосток.
Она разбухла, будто губка.
Промокший голубок продрог.
При нём дрожит его голубка.
Беднягам не до кувырков,
не до любезностей друг с дружкой,
но флюгер - тот без дураков -
кружится быстрою вертушкой.

Над полосой пустых полей,
где нынче лужи в изобилье,
взлетела тройка журавлей
и машут их большие крылья.
Меж прачек, мамок и девиц,
старушка с грустными глазами
глядит с мостков на вольных птиц,
прощаясь с лучшими деньками.

Бекас летит над гладью мхов
в своё болото, как на бражку.
Вороны возле лемехов
усердно мнут сырую вспашку.
Сухой, как тощая метла,
угрюмый тополь днём и ночью,
под небом, где то ясь, то мгла,
возносит вверх гнездо сорочьё.


Maurice Rollinat Paysage d’Octobre, 138-e.
A Georges Jeanniot*.

Le torrent a franchi ses bords
Et gagne la pierraille ocreuse ;
Le meunier longe avec efforts
L’orniere humide qui se creuse.
Deja le lezard engourdi
Devient plus frileux d’heure en heure ;
Et le soleil du plein midi
Est voile comme un oeil qui pleure.

Les nuages sont revenus,
Et la treille qu’on a saignee
Tord ses longs bras maigres et nus
Sur la muraille renfrognee.
La brume a terni les blancheurs
Et casse les fils de la Vierge,
Et le vol des martin-pecheurs
Ne frissonne plus sur la berge.

Les arbres se sont rabougris ;
La chaumiere ferme sa porte,
Et le petit papillon gris
A fait place a la feuille morte.
Plus de nenuphars sur l’etang ;
L’herbe languit, l’insecte rale,
Et l’hirondelle en sanglotant
Disparait а l’horizon pale.

Pres de la riviere aux gardons
Qui clapote sous les vieux aulnes,
Le baudet cherche les chardons
Que rognaient si bien ses dents jaunes.
Mais comme le bluet des ble,
Comme la mousse et la fougere,
Les grands chardons s’en sont alles
Avec la brise et la bergere.

Tout pelotonne sur le toit
Que l’atmosphere mouille et plombe,
Le pigeon transi par le froid
Grelotte aupres de la colombe ;
Et, tous deux, sans se becqueter,
Trop chagrins pour faire la roue,
Ils regardent pirouetter
La girouette qui s’enroue.

Au-dessus des vallons deserts
Ou les mares se sont accrues,
A tire-d’aile, dans les airs
Passe le triangle des grues ;
Et la vieille, au bord du lavoir,
Avec des yeux qui se desolent,
Les regarde fuir et croit voir
Les derniers beaux jours qui s’envolent.

Dans les taillis voisins des rocs
La becasse fait sa rentree ;
Les corneilles autour des socs
Pietinent la terre eventree,
Et, decharne comme un fagot,
Le peuplier morne et funebre
Arbore son nid de margot
Sur le ciel blanc qui s’entenebre.

Справка.
Жорж Жаннио (1848-1934) - художник, книжный иллюстратор, акварелист, занимался
офортами и ксилографией. Родился в Женеве. Отец был директором художественной школы в Дижоне. Жорж избрал военную карьеру. С 1866 по 1881 г. был пехотным офицером, вместе с тем рисовал и с 1872 г. ежегодно выставлял в парижском Салоне акварели, пейзажи и портреты. В 1881 г. вышел в отставку в чине майора и посвятил себя искусству целиком. Рисовал сцены военной жизни. 1870 г. - "La Ligne du Feu", 1883 г.- "Flanqueurs" и др. Был другом Эдуарда Мане и оставил воспоминания о нём. Дружил с
Пюви де Шаваном, с Эдгаром Дега. С большим талантом и юмором иллюстрировал
журналы "La Vie Moderne", "La Lutte Moderne", "Rire", "Echo de Paris", а таеже "Journal
Amusant", где был директором. Иллюстрировал книги братьев Гонкуров, Альфонса Доде,
Бенжамена Констана, Мопассана, переиздания Бальзака, Шодерло де Ланкло, Мольера,
Вольтера и др. Знаменит как автор ряда картин (в том числе и писанных маслом):
("Parti de Polo" (1887); "Hotel Ritz" (1904); "Vaguemestre" (1915) и др.