Есфирь Люксембурга

                Городу Соледару

– Где Бородайко!? Срочно найдите мне Бородайко, – главный редактор, запыхавшись, ворвался в комнату собственного корреспондента районной многотиражки Амелии Васильевны.

Пал Палыч всегда обращался к подчинённым во множественном числе, хотя их, подчинённых, редко можно было увидеть в одном месте больше одного – их всего-то, кроме самого редактора, было двое.

Пал Палыч умело игнорируя то обстоятельство, что руководит незначительным коллективом, убивал таким образом двух зайцев – демонстрировал дистанцию, обращаясь на «Вы».

Бородайко был местным поэтом, певцом малой родины, и, пользуясь заслуженной славой в районе, претендовал на издание сборника, на который уже якобы имелись средства в районном бюджете.

Розо-Люксембург, в народе просто Люксембург, не стал крупным центром культуры не по вине Бородайко, сделавшего для этого, казалось, невозможное – его тексты еженедельно выходили в печать и достигали областной прессы.

Но такова была общая судьба малых сих, что бушующий поток мировых событий обходил стороной перелески и овражки, а заодно и степные посёлки для какой-то забытой цели между ними посеянные.

Даже оккупанты в последнюю войну были здесь итальянцы и румыны, которые не отбирали запросто продукты и тёплые вещи, а расплачивались с местным населением за них своими иностранными бесполезными деньгами, а с началом боёв с Красной Армией дружно сдались в плен.

– Где Бородайко? Не рассуждать, а искать мне Бородайко, – требовал Пал Палыч.

Но рассуждать в присутствии редактора Амелия Васильевна давно уже не пыталась.

Последний конфликт между ними давно угас, как пионерский костёр в первой лагерной смене.

Разгорелся он, к слову, на почве искусства и касался его основного представителя в Люксембурге всё того же Бородайко, вернее его очередного текста, который заканчивался строфой:

Когда взойдёт над косогором,
И расцветёт совсем вокруг,
Донбасс увидит свет, в котором
Есть чудный Розолюксембург.

– Что взойдёт и что расцветёт? – добивалась Амелия от Бородайко, понимая, что ответ на этот вопрос бессилен повлиять на художественную ценность произведения.

– Не важно, что именно взойдёт и расцветёт, – яро пояснял Бородайко, – а важно, как именно это произойдёт, а произойдёт оно именно совсем и вокруг!

Пал Палыч, оказавшись свидетелем спора, принял сторону Бородайко и текст, к радости любителей поэзии Люксембурга, дали в номер.

Надо сказать, что Розолюксембургцы по отношению к литературе делятся на три неравновесные группы.

Первая, самая многочисленная, предпочитает Бородайко Есенина, вторая тяготеет от Бородайко к Маяковскому, а третья, численность которой сильно зависит от сезона и праздничных дней, любит свой город и его жителей настолько сильно и настолько больше литературы, что сама литература как бы растворяется в этой любви за малостью.

– Да найдётся вам Бородайко – проворковала Амелия, взвешивая одновременно все «за» и «против» очередной передовицы «Зорь Розо-Люксембуржья» в преддверии  выборов в местный Совет, – на выборы-то он в любом случае придёт.

– О выборах и речь!, – вскричал Пал Палыч, – мы обязаны успеть!

– Да что там успевать? Успеем! Амалия перевела глаза на совсем облетевший клён под окном: вот о чём должны быть стихи, вот чем хотелось ей жить жёлтогривой и почти уже жёлобрюшьей осенью, а жить хотелось необычайно!

– Да ведь нам нужен стих именно к выборам, – негодовал редактор, – упустили, опять упустили.

И тут Амалия Васильевна поняла, что пришёл её час.

«Не для этого ли ты рождена на свет божий, дочь моя» встал перед глазами давно забытый текст, который никак не мог принадлежать убеждённому коммунисту Василию, крепкому и ещё значительному в Люксембурге орденоносцу.

– В случае победы конкурента нашего мэра, Бородайко претендует возглавить «Зори» - я сама от него слышала, – обронила Амалия, что было не столько правдой, сколько очевидной для всех истиной в силу отсутствия альтернативы.

– Что нам делать – газета не может выйти без стихов! Где будем брать?

– Пал Палыч, стихи давно уже берутся в Интернете, на который у газеты вечно не хватает денег, но у меня есть в загашнике кое-что.
 
 
Глеб Горбовский

* * *

Что можно передать словами?
Почти что - всё. И все ж - почти...
...Войну, увиденную вами,
сердцебиение в груди;

весну и на столе - колбаску,
луну, дрожащую струну,
печаль и песенную ласку -
все можно! Даже - тишину...

А что - не можно? То, что разум
не одолел и не впитал:
то, что отвергла память сразу,
к примеру - Маркса... "Капитал".

* * *

Облокотясь о ветер сильный,
что растрепал ее прическу,
она смотрела в вечер синий,
сжимая в пальцах папироску.

Нет, не брала ее усталость,
созревшая за день минувший, -
но ей чего-то не хватало:
не золотых сережек в ушки,

не милого дружка, не Бога,
которого она не знала,
а так... чего-то там... немного,
что как бы выцвело... слиняло.

----------------------------------------------------------
Соледар (в 1965—1991 годах Карло-Либкнехтовск) — город районного значения в Донецкой области Украины, подчинён Артёмовскому городскому совету города Артёмовска. Расположен при впадении реки Мокрой Плотвы в Бахмут (приток Северского Донца). Железнодорожная станция Деконская. Подчинены неселённые пункты: посёлок Низменное.

Достопримечательности

Филиал Артёмовского городского центра культуры и народного творчества «Соляник» (ул. Парижской Коммуны)
Дом семейного отдыха (ул. Горького)
В городе также есть один из лучших спорткомплексов в Донецкой области

Социальная сфера

4 школы (1 700 учеников, 90 педагогов), дворец культуры, 5 библиотек, 1 больница (200 коек, 30 врачей, 278 медработников), ПТУ, музыкальная школа, центр детства и юношества, спортивный комплекс с плавательным бассейном.