Она сказала. 3

Она сказала:


В тридцать с хвостиком приходится вставать в половине шестого, чтобы уже к семи выглядеть так, будто этого хвостика у тебя никогда не было и не будет. В кухоньке, за столом, с косметикой, разложенной между бутербродом и чашкой кофе, на которую облокочено зеркальце, глядеть на себя и за спину - в пустой коридор квартиры, представляя там кого-нибудь. Кого? Заспанного, полуголого, с пеной на щеке, выглядывающего из ванной с виноватым видом, торопящегося успеть за тобой и что-то сделать со своим лицом, чтобы прилепить твой отрубленный "хвостик" себе, хотя и так - и мил, и смешон, а по-детски пухлые губы все равно выдают его с потрохами всякому, стоит взглянуть повнимательнее: какой любовник, Боже ты мой? сам в подружки годится! а рост?

Господи, я знала его в постели - он все делает неправильно. И повернуться-то не может, чтобы удобнее поцеловать. Как не подстраивайся, или прищемит, или придавит что-нибудь, и уж не обласкает, так пятками обцарапает, а от рук - только щекотно. Ей-Богу! Что там об остальном! Измучает до треска в висках, напыхтит, наговорит, - лопатой не раскидаешь. И вот уж вроде совсем готов, и я - вот она вся. Казалось, Господи, ну что тебе еще? А - нет! Не входит, не выходит. Откинется и придумывает: я, мол, тебя слишком люблю, надо бы меньше... Ох, как надо бы, мой милый, и чем меньше, тем больше...

Ну и Бог с ним. Не пришел - и не надо. Пусть жену любит. Все равно - через час на работе встретимся. Я у них монтирую панель. Я электромонтажник. На панелях зарабатываю. Провод тяну, чтобы красиво; гну - чтобы в строчку, все - как надо. Только - с обратной стороны. У меня на каждой монтажной схеме написано: "Вид панели сзади". Вот работу мою всем и не видно. И не надо. Для себя делаю, как умею. А кому не нравится - пусть не ест. Так ведь?..

Его ко мне мальчиком поставили: отвертки подавать, кабель разделывать. Так все удивлялся поначалу: как так? такие глаза и - монтажник? А какие они "такие"? Мои. И все. У меня, кстати, на каждом инструменте выжжено: "мои", три буквы, чтоб все знали, чей инструмент.

Он только попотел, я ему подставочку поставила, дала провод из жгута и сказала, как всем говорю: "Ложись рядом. Держись за конец. А я буду щупать. "Гляжу, улыбается. Тогда я дальше показываю на лампочку: "Когда здесь загорится, конец отгибай и кричи, что попал. Чуешь?" Молчит. Смеется. Поработали. Недели с две. А потом он уже говорит, как и всем: - "Солнышко! Я тебя люблю" Это у него вроде "здрасьте". А всякие "солнышки', "прелести", "милые девушки" вместо "товарищей". Как будто слюнявость, а ничего - приятно.

И вдруг замечаю: жду. И если его нет и некому три раза на день сказать просто так: "я тебя люблю", мне - не по себе, и жить как-то не очень, и говорить вроде не о чем. Не скучно, обыденно, что ли. И какого-то привкуса нет. Как в соленьях. Бывает, и удачный посол, в гостях, например, попробуешь, - а не мое. Чего-то не хватает. А там хоть соли, хоть перчи - у чужого не получится.

Я помню, когда поняла, что .это серьезно. Принесла на работу к чаю "царское" варенье. Ели, а я и похвалилась, почему оно такое прозрачное. Что каждую ягодку крыжовника надкусываю и высасываю, а потом варю одну кожуру с сахаром, орехами и вишневым листом. Посмеялись. Кто усмехнулся. Но он... Каждую ягодку... И так долго губами... Я и поняла... И началось...

Господи, если и было что-то стоящее в моей жизни, так только это и было!

А потом, через год, у него умерла жена. Я смотрела из-за спин не на гроб, а как он курил на кухне. Тогда я была у него первый раз, зимой. Летом он позвонил. Прихожу. Берет меня за руки, смотрит прямо в глаза и говорит: это мы ее убили, убили своей любовью. И тут из ванной выходит другая женщина...